Кровь продолжает копиться на бинтах и капать на пол, рука свесилась с кровати под неудачным углом и просто обязана затечь, а Рейв от этой картины только крепче сжимает челюсть в немой ярости. В нём идёт полным ходом страшная война, действительно жестокая.
Она или попала в очередную переделку, или поранила себя специально. В любом случае, Рейв — уходи! Сейчас же!
Она жива. В безопасности, спит, не истечёт до утра кровью насмерть.
— Идиотка, — выдыхает он.
Маскировка, скрывающая Рейва от посторонних, стремительно слабеет. Опять. Почему всегда в её присутствии?
Если минуту назад проснувшаяся Лю Пьюран увидела бы просто чёрную дымку и решила, что ей это только кажется, то теперь увидит Рейва, застывшего над кроватью чёртовой Сирены.
Нужно решаться: уйти или выяснить, что с ней случилось. Или уйти. Или остаться и выяснить. Или всё-таки уйти!
… и найти Марион Порт, чтобы закончить начатое.
Лицо Масон безмятежно, Рейв будто пьёт его черты, и это пугающе приятно.
Она вздыхает, переворачивается на бок и теперь лежит лицом к Рейву, он садится на корточки напротив.
Макадамия и тепло.
Она засовывает ладошку под щёку, потом пытается проделать то же со второй, но морщится от боли.
Рейв хмурится.
Уходи.
Он чувствует себя долбанным извращенцем или психически больным, раз пришёл в её дом, но почему-то это казалось логичным.
Жива и ладно.
Пора.
Он пытается подняться, взявшись за край её кровати, а она пытается снова просунуть раненную руку под голову, снова морщится, а потом её ресницы начинают дрожать. Дыхание становится чаще, неспокойней. Она открывает глаза.
Рейв замирает.
Би тоже.
— Не ори, — предупреждает он, прежде, чем она успевает понять, что к чему.
Брайт медленно кивает, а потом, в панике перебирая ногами, садится в кровати, обняв себя руками за живот. Шипит, смотрит на окровавленные бинты. С них уже капает на одеяло и обнажившиеся ноги. Футболка всё ещё задрана и — у Рейва пересыхает в горле — виден край чёрного нижнего белья.
Он сам не до конца понимает это, но протягивает руку, берёт край одеяла и накидывает на её ноги, живот… да вообще накрыл бы с головой.
Она вскидывает подбородок и — ну конечно, Масон, как без этого — вскакивает на ноги.
Ждать скандала на людях бессмысленно, Рейв тут же хватает девчонку за руку и тянет в ванну. Тесную, переполненную женскими вещами. Влажно, холодно, не хватает воздуха. Рейв запирает дверь, одним уверенным пасом руки открывает крошечное окно под потолком, Брайт ёжится от мгновенно налетевшего сквозняка.
— Что т… — он прижимает палец к её губам — чертовски маленьким, пухлым, розовым губам.
Шипит заклинание, заглушающее звуки и только потом убирает палец, однако и теперь Брайт не суждено на него накричать.
— ТВОЮ МАТЬ, МАСОН! — ему было необходимо прорычать это, глядя ей в глаза, но и этого недостаточно. Он сжимает её плечи и прижимает спиной к холодному кафелю.
Она всхлипывает, но смело смотрит на него своим розовым золотом. Волосы всклокочены и обрамляют маленькое хорошенькое лицо, она кажется из-за этого слишком трогательной. Просто убийственно.
— ТВОЮ МАТЬ, ХЕЙЗ, — неожиданно вопит она в ответ, и он меняется в лице.
— Что?
— Что?
— Что это? — он отпускает её плечо и хватает за окровавленную руку.
— Порезалась, — самодовольно отвечает она.
— Случайно?
— Случайно.
— Была чем-то… увлечена?
— Нет… так устала, хотела спать, задремала с ножницами в руках и порезалась, — театрально вздыхает она, и тут же Рейв крепче сжимает её плечи, так что из горла Брайт вырывается шипение.
— Хватит меня трясти! — рявкает она. — Зачем ты вообще пришёл? Думал я умираю? За свою шкуру испугался?
Она слишком тёплая. Под пальцы Рейва попадает обнажённая кожа, и от этого путаются мысли.
Это потому что ты не закончил с Марион Порт, вот всё и не на месте. Просто не сбросил напряжение.
— Нет. Решил, что ты, — он склоняется, приблизив губы к её уху, и искренне наслаждается тем, как её кожа покрывается мурашками, а дыхание отчаянно сбивается. — Увлеклась и решила испортить мне вечер. Мы же оба знаем, что так и было, да?
— Не понимаю, о чём ты, — шепчет она, и, к своему разочарованию, Рейв тоже морщится от мурашек, потому что теперь её слова касаются его ушной раковины.
— Понимаешь. Ты знаешь, чем я занимался.
— Понятия не имею.
— Какая ты трусиха… так вот, ты знала, чем я занимаюсь. И решила меня прервать. Я польщен, что жертвой пала твоя рука. Такого ради меня ещё никто не совершал, — он шепчет это нарочито жарко и буквально слышит, как скрипят её дрожащие коленки.
— Замолчи, отпусти меня и давай забудем этот инцидент.
— Нет, не забудем, ещё раз ты…
— Не угрожай мне.
— Не перебивай меня.
— Не указывай мне.
— А то что? — он сжимает теперь её талию, и она кажется слишком тонкой и твёрдой после мягкого, женственного тела Марион.
Рейв сдерживает рвущийся из груди рык, потому что твёрдость и гладкость, подростковая худоба Брайт вызывают больше жара в груди, чем соблазнительное тело Порт.
— Признайся, — ласково улыбается он, против воли касаясь носом её волос, щекоча кожу у неё на висках. — Ты завидовала той, кто был со мной и решила всё испортить. На что ты рассчитываешь, Масон, привлекая к себе моё внимание?
— Милый, — не менее жарко выдыхает она. — Напомню, что это не я заявилась в твою спальню. Тебе не кажется, что из нас двоих… взволнован только ты? — она жестоко и холодно усмехается, Рейва должно это остудить.
Не остужает.
Он отстраняется, сглатывает, а потом приближается снова, на этот раз вдавливая её в стену всем телом.
— Ты меня. Не можешь. Волновать, Чокнутая Иная. Ищи внимания у таких, как Хардин.
— Да я что, против? — шепчет она ему в самое ухо, снова переходя с ледяного тона на жаркое щебетание. — Повторюсь, это ты заявился в мою спальню посреди ночи.
— Ты испортила мне свидание.
— Я просто порезалась.
— Признай. Нарочно! — признай, блин! — Ты не могла не чувствовать, чем я занимаюсь. Неужели так сложно было просто сбросить напряжение и пойти по своим делам? — он нагло усмехается.
— Неужели ты думаешь, что я буду мастурбировать всякий раз, как ты зажмёшь очередную истинную шл…
Он не даёт ей договорить, потому что она собирается сказать что-то слишком отвратительное и недопустимое. Рука, которая держит её за талию сжимается сильнее, пальцы впиваются так, что ткань футболки становится неощутима. Вторая рука вцепляется в её подбородок.
Острый, маленький, созданный для того, чтобы Рейв Хейз вот так в него вгрызался своими пальцами.
— Закрой рот. Пожалеешь.
— Я и так о многом жалею. Одним больше, одним меньше, — выдыхает она ему в лицо.
А потом улыбается.
Многообещающе так, самоуверенно.
Рейв качает головой.
— Когда ты уже поймёшь, что за языком нужно следить? Тебя жизнь ничему не учит?
— Увы… — она досадливо дует губы, а потом улыбается.
— Значит я научу, — рычит раздражённо он.
— Сделай такое одолжение, — бесстрашно фырчит она и демонстративно закатывает глаза.
Рейв долго вглядывается в её лицо, будто не понимает: шутит она, или нет? Брови сдвинуты, челюсть напряжена. Он будто очень сильно пытается держать себя в руках, но плавает на самой грани. Это болезненное удовольствие предвкушения.
— В таком случае… можешь быть уверена, я сведу тебя с ума, — пока он это шепчет, низко склонясь к её лицу, его губы касаются её виска, и тысячи горячих импульсов простреливают оба напряжённых взволнованных тела. — Ты мешаешь мне… я помешаю тебе. И буду делать это снова и снова. Пока ты не поймёшь, что Иные в Траминере сидят и не отсвечивают. Ты пожалеешь…
Они словно оба иссушены, оба ворочают во рту сухими языками и нервно сглатывают, оба шевелят потрескавшимися губами и оба думают: “Каково это?”.
Не намерение, не интерес даже, просто мысль: “Каково это… соприкоснуться?”.
Между ними нет воздуха, тела прижаты слишком близко и стоять так уже просто жарко. Они не замечают в какой момент сталкиваются лбы, соприкасаются кончики носов.
— Докажи, — легко срывается с губ Брайт. — Докажи, что пожалею. Мне очень интересно на это посмотреть.
Глава двадцатая. Эффект незавершенного действия
|Эффект незавершенного действия (эффект Зейгарник)
Явление, характеризующее влияние на процессы памяти перерывов в деятельности. Установлен Б. В. Зейгарник, проверявшей гипотезу К. Левина о том, что прерванные задачи в силу сохраняющегося мотивационного напряжения запоминаются лучше, чем завершенные.|
Рейв не мог смириться с тем, что полоумная, чокнутая Иная Сирена не понимает очевидных вещей. Ей и её наглости тут не место! Тут таких как она… убивают, сжирают на обед и выкашливают тонкие воробьиные кости.
Это место не для неё! Эти люди ей не станут друзьями. Ей нужно просто пережить семестр, а потом валить — валить на все четыре стороны, уносить ноги.
Он не мог так же смириться с тем, что какого-то черта стоял буквально всем телом в неё врастая. Лица, животы, бёдра, руки — всё было в таком тесном контакте, что стало казаться, будто так всегда и было. Да, она — его естественная часть, эдакое безумное продолжение.
Лёгкие горели, не вмещая столько лишнего воздуха.
Это всё чёртовы чары Фаима! — раздражённо думает он.
Дрожащими от перенапряжения ладонями обхватывает её лицо, заглядывая в сверкающие глаза. Они настолько странные, что гипнотизируют. Снова. Такое уже было, Рейв будто снова стоит на берегу океана, даже может почувствовать порывы ветра, услышать шум волн.
Брайт такая, до ломоты в пальцах, хрупкая, но при этом упёртая, будто у неё пять жизней про запас. От противоречия в Рейве копится бешенство.
И до сих пор пульсирует чёртов вопрос: «Каково это…», но он не собирается растрачивать на девчонку остатки своей выдержки. А если он её поцелует…