Да, слушай её, Хейз. Закрой рот и иди работай!
— Во-вторых… тебе было хорошо, так ведь? Мне просто интересно… как далеко ты зашла, прежде чем прибегнуть к крайним мерам…
Это что, шёпот? Ты ей шепчешь на ушко? Сопляк!
Их дыхание давно смешалось, сладкая макадамия и штормовое море. Оба не могут на-ды-шать-ся.
— Не мечтай. Я сделала это… сразу… — она говорит медленно. Воздух настолько плотный, что от каждого движения её губ вибрирует и касается губ Рейва.
Это почти поцелуй. Это почти чёртов поцелуй!
Не делай этого, Хейз! Не делай! Уйди сейчас же.
— Проверим?
Всенепременно. Размечтался, слабак.
Он обрушивается на неё так, что пугается сам. Жгучая вспышка, микровзрыв, убивающий все нейронные связи в воспалённых полуживых мозгах.
Её губы слишком тёплые, мягкие и вкусные. Ожидания не оправдались. А он так надеялся, что ему не понравится. Всей душой надеялся.
Иди ты к чёрту, Хейз.
Внутренний голос удаляется, не прощаясь.
*Tom Grennan — Sweet Hallelujah
**James Arthur — Back from the Edge
Глава двадцать четвёртая. Столкновение
|СТОЛКНОВЕ́НИЕ, — я, ср.
Встреча противников, враждующих сторон в бою, драке и т. п.; стычка, схватка.|
Столкновение языков, зубов и убеждений.
Какая досада, что всё прекрасное в этом союзе — порождение войны и ненависти.
Брайт никак не может надышаться, она и не думала, что от недостатка воздуха может быть так больно. Каждое влажное скольжение губ даётся с трудом, потому что активирует сладкую вспышку в груди. Но и остановиться невозможно, это самое отвратительное наслаждение в мире — целоваться.
Исступлённо целоваться, до искр, фейерверков, окровавленных губ, рычания и стонов. Не чувствовать движения рук, соприкосновения тел, потому что это всё вторично, не важно. Важно — целоваться. Все силы направлены к центру взрыва — губам, там все ответы на вопросы. Целоваться. Сталкиваться раз за разом, не разбирая, не веря в происходящее.
Чистый кайф. Если бы у чувств был цвет, то целоваться — это белый. Абсолютный, убийственно-яркий.
Рейв никак не может призвать свой внутренний рассудительный голос обратно, а без него Рейв безумен. Да! Он, как обезумевший, глотает, не жуя, свой новый потрясающий наркотик, выворачивающий наизнанку душу. В хрупком тощем теле Брайт столько необходимой Рейву силы, что мозги со скрипом сдают руководство, им не место у руля.
Брайт Масон — самый вкусный яд на свете. И почему он не знал этого раньше? Сколько драгоценных столкновений упущено.
Столкновений языков. Зубов. Убеждений.
Руки Рейва сжимают её затылок, шею, худые плечи, спину с выпирающими позвонками и рёбрами. Угловатая, дерзкая девчонка со странной магией занимает своё место в руках Истинного мага. Сына Хейза. Сына Ордена. Немыслимо.
Сейчас же Истинный маг сжимает Иную в своих руках и делает вид, что она в безопасности.
Что он защитит от всего мира.
Что она на своём месте.
Всё сходит на нет до жути нежно. Он замирает, прекращает терзать её губы и касается их долгими сладкими поцелуями, отрывается и прижимается вновь. Его руки зарылись в её волосы, большие пальцы гладят скулы. Всё становится медленно и трепетно — так трепетно, что и без слов ясно — эти двое пропали.
Они сталкиваются лбами и стоят так какое-то время. Брайт жмурится, тянется к рукам Рейва, которые всё-ещё касаются её кожи. Она не следит за собственными пальцами, которые теперь выводят узоры на его груди.
Кто-то обязан всё испортить.
Но никто не хочет.
— Ай! — Брайт сгибается пополам.
— Чт… ау! — Рейв шипит, подхватывает Би и усаживает на пол. — Что?
А потом тоже получает по макушке.
Любовный роман, непонятно почему наделённый магией, приходит в такой восторг от лицезрения поцелуя, что теперь мечется как сумасшедшая собака. Он радостно кружит вокруг Рейва и Брайт, тычет их переплетом. То в грудь, то в живот, то в макушку.
Магия стала плотной от передозировки эмоций, теперь книжонка совсем не в себе.
— Что это? — Брайт прикрывает голову.
— “Любовник из темной башни”, — Рейв бьет книгу, как надоедливую муху, и та мерзко хихикает.
— Она издала звук? Как!? Это же просто любовный роман! Откуда столько магии?
— Это старинный любовный роман, который свёл с ума несколько поколений женщин! — ворчит Рейв. — Ты что, его не знаешь?
Они пригибаются от очередного выпада безумной книги.
— Ну я знаю, что он существует… бабуля читала.
Рейв накидывает на их головы своё пальто и роман путается в складках. Брайт успевает открыть мешок, а там дело техники.
— А ты значит не по романам? — с самодовольной усмешкой интересуется Рейв.
В его глазах безумные смешинки, губы изгибаются в самодовольной улыбке.
— Да. Я больше по драме, — тихо отвечает она.
Только что была бойня, и мыслей не возникало о поцелуе, и вот, снова царит тишина, и снова повисло напряжение.
Как это происходит?
Оба хмурятся, ломаются, но упорно смотрят на припухшие губы друг друга. Там будто осталась несмываемая печать, слишком ощутимая, чтобы про неё хоть на секунду забыть.
Секунды очень медленно тянутся, звуки утопают в молоке ленивых мыслей.
Им срочно нужно это испортить!
Скажи что-нибудь мерзкое!
Сам говори!
Шёлк.
Открывается дверь.
Оба поворачиваются в ту сторону и с облегчением выдыхают. Это точно должно растворить чёртову атмосферу абсолютно неуместной романтики. Эмен Гаджи стоит на пороге, вынув из ушей крошечные наушники.
— Добрый вечер, — декан входит в библиотеку и оглядывается по сторонам, засунув руки в карманы спортивных штанов.
— Добрый вечер, — голос Брайт немного дрожит, а Рейв впитывает каждую ее эмоцию с такой жадностью, будто хочет напиться впрок.
Его глаза бегают по ее лицу, изучают с интересом, почти неприличным, и Би не может этого не ощущать. Ее пальцы сжимаются, комкают край юбки.
Не смотри, — мысленно вопит она, но Рейв упрямо продолжает.
— Я услышал шум, решил заглянуть на случай, если вы друг друга убиваете, — весело сообщает Эмен.
Он небрит, немного растрепан и выглядит по-домашнему, будто только что занимался какими-то будничными делами.
Он снова в спортивной одежде: худи с капюшоном, кроссовки.
На подошвах грязь, Брайт рассматривает его обувь, будто в этом что-то есть, а на самом деле ее мысли очень далеко от декана и его внешнего вида.
— Бегал, — поясняет Эмен, поднимая одну ногу. Он решил, что Брайт хочет знать ответ?
Рейв мысленно воет.
Все становится совсем плохо, потому что в Брайт теперь бурлит чужое раздражение.
А может он свалит? — не читая мыслей, Би может сказать, о чем думает Рейв.
Его бесит декан.
— А мы тут боролись с сумасшедшей книгой, — отвечает, наконец, Брайт. — “Любовник из темной башни”. Она на нас… напала.
— Аха, — декан начинает хохотать, Рейв натянуто улыбается, Брайт не меняется в лице. — Эта книга сама решила, что ей место в нашей библиотеке. Мы от неё никак не можем избавиться. Если придумаете способ — зачёт автоматом.
Он милый, прямо чертовски милый, этот Эмен Гаджи. Широко белозубо улыбается, в уголках глаз морщинки.
— Ну, не отвлекаю, — усмехается он. — Тут есть ещё пара книг этого автора, и они столь же безумны, знайте. Это Адна Лои понаписала в своё время ерунды.
Декан мимоходом отправляет в мешок какой-то любопытный справочник, и Брайт только успевает его поймать.
— Какой он очаровашка, — закатывает глаза Рейв. — Даже не наказал крошку-сирену за пьянство.
Би набирает в грудь воздуха, а Рейв делает предупреждающий жест.
— Скажешь что-то про ревность, — он стоит сощурившись, указывая на Брайт пальцем. — И я обеспечу тебе веселье на каждую ночь. К концу года будут обрубки вместо рук. Ну или смиришься и поддашься, — он подмигивает.
Брайт краснеет. Ей кажется, что все изменилось после поцелуя, в какой-то степени встало на свои места. Откровенная неприязнь Рейва никуда не делась, она стремительно трансформировалась во что-то более вязкое и личное. Ненависть к Иным превратилась во влечение к Иной. Одной. Конкретной. Иной.
— Тебе даже в голову не приходит, что я тоже могу портить тебе жизнь? — спрашивает Брайт. Ее бровь ползёт вверх.
— Чем? Устроишь жаркий деканский секс? — он искренне смеется. — Или сдашься сопляку Хардину? О, давай, это будет интересно.
— Почему ты думаешь только об этом? — сокрушенно качает головой Брайт. — Я, конечно, не стану произносить слово на букву “р”, — Рейв тут же вскидывает подбородок, мол, только попробуй. — Но давай на чистоту, это не твоё собачье дело, с кем я буду развлекаться. К счастью — это будешь не ты.
— К сча-а-астью… а мне показалось, что ты осталась весьма довольна только что…
— Да, конечно, — она жмёт плечами. — Я довольна, что это закончилось. Ничего более жалкого со мной ещё не происходило. Так… пресно, что даже жаль. Время в пустую.
— Ты же в курсе, что все твои чувства для меня открытая книга? Да?
— Ты же в курсе, что при должной сноровке и хорошей фантазии можно представить кого угодно, целуясь с таким самодовольным придурком, как ты. Цена твоему сверх-чутью — коллет без скидки.
— Так я тебе и поверил, — ласково улыбается он.
— Да плевать, во что ты там веришь. Ну и для справки… Секс — не единственный способ испортить тебе жизнь. Я не так узко мыслю, как ты.
— Ммм, ещё варианты?
— Я что-нибудь придумаю, — шепчет она. — Не сомневайся во мне.
Он не доигрывает партию до конца, разворачивается, задрав подбородок, и идёт в свой угол к тёмным книгам.
Пальцы у обоих сводит от ощущения, что чего-то не достаёт. Будто это кощунственно — сейчас расходиться по разным сторонам, находясь наедине в одном помещении.