Она обернулась через плечо и посмотрела на мать. Та наблюдала за дочерьми с абсолютно бесстрастным лицом.
– Она замечательно выглядит, да, мама? – спросила Юдора, никогда не терявшая надежды добиться их примирения.
Беатрис сделала шаг вперед.
– У тебя на воротничке пылинка, – сказала она, смахивая ее ударом ногтя. – А так ты выглядишь вполне сносно.
Стелла взглянула на сестру, которая ободряюще ей кивнула.
– До скорого, – сказала она, а потом подхватила портфель и направилась к двери.
– Удачного дня, моя драгоценная, – крикнула Юдора. Стелла смело улыбнулась и исчезла за поворотом. – Надеюсь, с ней все будет в порядке.
– Конечно, будет, – снисходительно сказала Беатрис. – Ты не опоздаешь на работу?
После окончания школы Юдора устроилась секретарем в один лондонский банк. Работа ей нравилась, но еще больше ей нравилось каждый день ездить в город. Так она чувствовала себя важной и нужной. Она обеспечивала свою семью, заботясь о матери и сестре, как и просил ее отец. Юдора скучала по нему каждый день и часто мечтала, чтобы он был рядом, чтобы дать ей передышку от все более неистовых ссор Стеллы и Беатрис. Она представляла, как они с отцом одновременно закатывают глаза, а потом с улыбкой добиваются примирения.
Юдора надеялась, что, когда Стелла станет старше и покладистее, Беатрис смягчится. К сожалению, зерно скорби, посеянное в душе Беатрис в день смерти ее мужа, пустило корни и прочно там обосновалось. Это казалось до боли смешным, но Беатрис будто считала Стеллу виновной в смерти мужа. До того как он погиб, в ее жизни все было в полном порядке: они с Альбертом и Юдорой были счастливой семьей из трех человек. А потом пришла война, которая украла его именно тогда, когда на свет шумно и драматично появилась Стелла. К несчастью для девочки, она стала для матери своеобразным синонимом трагедии, а проявляющиеся в ней время от времени жестокость и требовательность сделали ее в глазах Беатрис человеком, которого приходится не любить, а терпеть.
Юдора считала своим долгом компенсировать сестре материнскую нелюбовь. Это было трудное и зачастую неблагодарное занятие.
Работа стала для нее долгожданным островком спокойствия. Коллеги Юдоры оказались довольно дружелюбными, и два старших секретаря тут же взяли ее под свое крыло. Пожилой мистер Уэллс, ее босс, был добр. Когда он называл ее «дорогая», то немного напоминал ей отца.
Мать Юдоры все так же работала в начальной школе, в которую когда-то ходили ее дочери, – теперь она была там директором. В прошлом году один учитель, мистер Харрисон, пригласил ее в театр. Беатрис это предложение глубоко оскорбило, но Юдора про себя решила, что она просто стыдится. Девочка понимала, что мать очень скучает по своему мужу, но не могла взять в толк, зачем было всю оставшуюся жизнь избегать мужской компании. Юдора знала, что отец хотел бы, чтобы Беатрис была счастлива, но по какой-то причине она никак не могла сбросить с плеч бремя потери.
Вечером Юдора вошла в дом, предвкушая встречу со Стеллой и ее рассказ о своем первом дне в средней школе.
– Привет! Мама? Стелла?
Ответом ей была лишь тяжелая тишина. Затем из кухни послышались прерывистые всхлипы.
– Мама? – Как только Юдора заметила полное страдания лицо матери и нечищеные морковь и картофель на столе, она поняла, что случилось что-то плохое.
– Этот ребенок – сущий дьявол! – воскликнула Беатрис.
– Что она натворила на этот раз? – спросила Юдора, пытаясь скрыть свое раздражение.
– Она ударила меня! Собственную мать! – Беатрис наклонилась к Юдоре и, когда дочь обняла ее, зарыдала, точно ребенок.
– Что случилось? – мягко спросила Юдора, поглаживая мать по волосам.
– Что ж. Когда она пришла из школы, я заметила, что на ее пиджаке не хватает одной пуговицы, но, когда я спросила, что случилось, она пожала плечами, как будто ей решительно все равно. Это так рассердило меня, Юдора. Я сказала ей, чтобы она немедленно взяла иголку и пришила ее назад, но она отказалась. Ты представляешь? И когда я закричала, что она должна делать то, что ей говорят, она закричала на меня в ответ и заявила, чтобы я катилась к черту! Если бы я когда-нибудь сказала такое своей матери, она заперла бы меня в дровянике!
Юдора мысленно вздохнула.
– Она хотела уйти из кухни, и я схватила ее за руку, а она влепила мне пощечину. Вот. – Беатрис приподняла лицо, демонстрируя щеку, на которой красовался все еще розовый след от удара ладонью.
– Господи, – сказала Юдора, чувствуя, как внутри поднимается удушающая усталость.
– Что нам с ней делать? – спросила Беатрис. – Она совершенно неуправляема, Юдора. Будь ваш отец жив, такого бы никогда не случилось. Я в этом уверена.
– Я поговорю с ней, – сказала Юдора.
– Ох, правда? Спасибо. Ты так добра. Что бы я без тебя делала? Тебя Стелла послушает. Меня она, кажется, ненавидит! Не знаю, чем я это заслужила.
Юдора поднялась по лестнице и легонько постучала в дверь комнаты Стеллы.
– Прочь! – сердито ответили изнутри.
– Стелла, это я. Могу я войти, пожалуйста? – Она услышала внутри комнаты движение, и дверь приоткрылась.
Юдора сочла это приглашением и вошла. Стелла, озлобленная на весь мир, сидела на кровати, даже не переодевшись. Юдора опустилась рядом.
– Я полагаю, она уже рассказала тебе, что случилось, – произнесла Стелла после небольшой паузы.
– Если под «ней» ты подразумеваешь маму, то да, рассказала. – Юдора украдкой взглянула на сестру. Беатрис выплескивала эмоции слезами, Стелла же пылала от ярости. – Ты же понимаешь, что не должна была бить ее, верно?
Девочка дернула плечами.
– Стелла, – предупреждающим тоном начала Юдора, – нельзя раздавать пощечины направо и налево.
– Она так сильно схватила меня за руку!
Юдора сглотнула. Она знала, что их мать бывает весьма деспотичной.
– Тебе все равно не стоило ее бить.
– Почему ты всегда на ее стороне? Всегда. Она меня ненавидит, а ты вечно за нее заступаешься. Это несправедливо, Дора.
Юдора знала, что она права, но тогда то, что каждый вечер по приходе домой ей приходилось разбираться в их очередной ссоре, тоже можно было назвать несправедливым.
– Она не ненавидит тебя.
– Ненавидит, – упрямо сказала Стелла, скрещивая руки на груди. – Но это неважно, потому что я ее тоже ненавижу. Она стерва.
– Не говори так, Стелла. Это грубо и неуважительно. Она ведь твоя мать.
– И что? – закричала Стелла, вскакивая на ноги и распахивая дверь комнаты, а потом подбежала к лестнице и перегнулась через перила. – Ты стерва, слышишь меня, мама? С-Т-Е-Р-В-А. Стерва!
– Юдора! – крикнула Беатрис из кухни. – Как ты могла позволить ей так со мной разговаривать?
Плечи Юдоры поникли под тяжестью навалившейся на нее неимоверной усталости, и она позволила себе упасть на кровать Стеллы. Она попыталась отогнать леденящее душу осознание того, что, как бы сильно ни старалась, ей никогда не удастся сделать свою мать и сестру счастливыми. Повернув голову, она увидела на прикроватной тумбочке Стеллы рамку с фотографией одетого в военную форму отца, на губах которого застыла ободряющая улыбка. Юдора вздохнула и тяжело поднялась на ноги. Она была готова встретиться с матерью и сестрой лицом к лицу, чтобы снова попробовать остановить их бесконечную битву и попытаться добиться мира.
Глава 7
Юдора распахивает двери своего старинного шкафа из красного дерева, и ее на миг оглушает запах нафталина и лаванды. Она со смиренным вздохом начинает перебирать свой ограниченный гардероб. С тех пор как ее последний раз куда-то приглашали, прошло много времени, и Юдора не уверена, что у нее есть наряд, подходящий для вечеринки в честь пятидесятилетнего юбилея. Помимо ее костюма для похорон, в шкафу висит одежда всех оттенков серого, коричневого и синего, в основном достаточно темных.
– Когда я успела стать такой серой мышью? – спрашивает она Монтгомери, уютно свернувшегося на ее кровати. Юдора протягивает руку, чтобы почесать его за ухом.
Он потягивается и зевает, обнажая острые зубы и как бы предупреждая, что ласка в данный момент не приветствуется.
– М-да, от тебя никакого толку, – говорит она, возвращаясь к своему ужасному гардеробу.
Юдора всегда одевалась довольно элегантно и очень гордилась своей внешностью, но смелостью при выборе нарядов никогда не отличалась. Она пытается понять, сожалеет ли сейчас об этом. А еще – почему так волнуется. Это ведь всего лишь вечеринка в честь дня рождения сына Стэнли, где она даже знать никого не будет. Она и его-то знает не то чтобы очень хорошо. Да и не переживает из-за того, что он может о ней подумать. Нет. Ей определенно наплевать на то, что там думает Стэнли Марчем.
Однако ей хотелось быть красивой ради себя самой. Когда в молодости она ходила на танцы, то всегда очень трепетно подходила к созданию своего образа. Юдора все еще помнит ту искрометную радость, которую испытывала, наряжаясь в субботний вечер: она надевала красивое платье, завивала волосы и наносила макияж, но не слишком яркий, а потом танцевала всю ночь напролет. Сейчас ей кажется, что все это было словно в другой жизни.
Юдора с отчаянием углубляется в шкаф, желая, чтобы перед ней вдруг появились большая тыква и фея-крестная. Она выуживает из гардероба темно-синюю юбку, в которой раньше работала в саду, и блузку цвета крепкого чая. Поднимая их перед собой, чтобы как следует изучить, она пытается убедить себя, что они друг с другом сочетаются. Может, эффектности этому наряду добавит брошь? Или жемчуг ее матери? А может, ей надеть смелые и элегантные туфли-лодочки или все же остановиться на скучных, но удобных слипонах на плоской подошве?
Юдора настолько погружена в свои мысли, что, когда в тишине вдруг раздается странно долгий звонок в дверь, она подскакивает от неожиданности.
– Убери руку от звонка, Роуз, – кричит Юдора, перегнувшись через перила второго этажа.
– Как вы узнали, что это я? – спрашивает девочка, когда Юдора наконец спускается и открывает ей дверь.