– Спасибо, Юдора, – говорит Роуз.
– Я знаю, что никогда не стоит спорить с решительно настроенной женщиной, так что просто поблагодарю, – хмыкает Стэнли.
– Мне это в радость, – отвечает Юдора.
– Хотя должен сказать, что, знай я, что ты платишь, заказал бы стейк, – говорит Стэнли, подмигивая Роуз. Та хихикает.
– Старый дурак, – вздыхает Юдора.
– О, верно, пока я не забыл, – восклицает Стэнли. – Пол пригласил вас обеих на семейное барбекю в субботу.
Лицо Роуз принимает серьезное выражение.
– А там будут колбаски?
Стэнли кивает:
– И бургеры.
– Тогда я в деле.
– Юдора?
Юдора ни разу в жизни не была на барбекю и до сегодняшнего вечера собиралась лечь в могилу, так и не побывав на подобном мероприятии. Но до сегодняшнего вечера она и пиццу не ела, а та оказалась очень даже хороша.
– Спасибо за приглашение. Я думаю, будет очень…
– …Приятно! – хором восклицают Стэнли и Роуз. Юдора смотрит на них в изумлении.
– Вы всегда так говорите, когда вам что-то нравится больше, чем вы хотите показать, – поясняет Роуз, давая Стэнли пять.
– Правда, что ли? – спрашивает Юдора, и ее губы растягиваются в улыбке. – К вашему сведению, я собиралась сказать, что будет очень весело.
– Врунишка! – парирует Стэнли. – Я рад, что вы сможете прийти. Все будут рады вас увидеть.
– Ох. Что ж, прекрасно, – говорит Юдора, осторожно сворачивая салфетку и кладя ее на стол. К своему удивлению, она вдруг понимает, что с нетерпением ждет субботы. – А теперь давайте поторопимся, так как я пообещала твоей матери, что мы вернем тебя домой к десяти часам!
Когда Юдора укладывается спать, ее охватывает удивительное чувство покоя. Может быть, это из-за еды или из-за просекко, но, когда она закрывает глаза и проваливается в сон, у нее в голове крутится одна мысль: «Жизнь – это ценнейший дар, и, пока у нас есть хоть одна причина продолжать жить, мы не должны сходить со своего пути».
Пинетки были самой милой вещью, которую когда-либо видела Юдора. Она взяла их в ладони, нежно провела пальцем по мягкой белой шерсти и атласным лентам. Они были идеальны. Она положила их на стол рядом с такими же по цвету распашонками и чепчиком. Это был уже третий комплект, который Беатрис связала за месяц.
– Нужно иметь по одному каждого размера, – сказала она с удовлетворенной улыбкой. – Младенцы так быстро растут.
Юдора похлопала мать по плечу, радуясь, что та нашла свое счастье в бесконечном вязании. Она стучала спицами, слушая радиопрограмму BBC, и этот звук стал для Юдоры звуком надежды. Он говорил о том, что Беатрис в высшей степени довольна.
Юдора боялась возвращаться с работы в молчаливый дом, в котором было слышно лишь глухое тиканье отцовских часов. По приходе она неизбежно обнаруживала, что ее мать сидит в кухне без света, уставившись в никуда. Стоящая перед ней чашка остывшего чая служила хорошим знаком: по крайней мере, вернувшись с работы, она вскипятила чайник. Обычно это означало, что Юдора еще сможет вовлечь ее в вечернюю рутину. Но если чая не было и в кухне царили тишина и мрак, Юдору накрывало волной отчаяния – она понимала, что ее ждет долгая ночь.
Так что она была рада тому, что новость о ребенке вдохновила Беатрис чем-то заняться. Для Юдоры было даже неважно, что речь шла не о ее ребенке. Она давно потеряла надежду на то, что выйдет замуж и родит детей, и просто искренне радовалась за Сильвию. Материнство имело для ее подруги огромное значение. Оно было ее заветной мечтой.
– Ах, Дора, не могу дождаться рождения малыша, – проговорила она, поглаживая себя по округлому животу и беря подругу за руку, чтобы провести ее в детскую.
Оказавшись там, Юдора посмотрела на новенькую, сверкающую кроватку, на аккуратные стопки свернутых подгузников и почувствовала облегчение оттого, что все это предстояло Сильвии, а не ей.
– Я так рада за тебя, – сказала она.
Подруга схватила ее за плечи и заглянула ей в глаза:
– Знаешь, еще ведь не поздно. Я уверена, что уже совсем скоро и ты встретишь своего прекрасного принца.
– Мне и так хорошо. Правда.
Сильвия склонила голову набок, и на ее лице появилось выражение глубокого сочувствия.
– Ты очень смелая, Дора. Не знаю, как тебе это удается.
«Разве у меня есть выбор? – думала Юдора позже, когда шла домой. – К тому же я на самом деле счастлива. Или, по крайней мере, не несчастна».
Это было правдой. Она по-прежнему с удовольствием выполняла свою работу в банке, – к счастью, Патрика Николсона уволили из-за интрижки с женой одного из партнеров. «Он обмакнул свое перо не в ту чернильницу», – выразилась на этот счет одна из самых молодых и острых на язык секретарш. Это означало, что положение Юдоры стало безопаснее, и, так как она занимала более высокую должность, к ней относились с большим уважением и чуть выше оплачивали ее труд. Более того, их с Беатрис совместная жизнь улучшилась благодаря тому, что последняя достигла новой фазы удовлетворенности. Юдора почти никогда не думала о Стелле. С глаз долой – из сердца вон. Так было лучше.
Так что она не смела жаловаться на судьбу. У нее было достаточно денег, чтобы ходить в кино, когда захочется, и в целом жить безбедно. Когда-то ее, возможно, и привлекала идея обзавестись мужем и создать семью, но разве можно оплакивать то, чего никогда не имел? Ей было вполне комфортно. Многим приходилось намного хуже, кому-то вообще не посчастливилось погибнуть на войне, а у нее была возможность наслаждаться свободой. Нет уж. Она не имела никакого права жаловаться.
Она открыла входную дверь, и ее тут же окутала оглушительная тишина, нарушаемая только тиканьем часов.
– Мама? Ты дома? – позвала она, надеясь, что Беатрис, возможно, просто ненадолго вышла. Из кухни послышалось тихое утвердительное мычание. Сердце Юдоры забилось быстрее, она бросилась вперед. – Что-то не так, мама? Что случилось?
Беатрис сидела в своей обычной позе, сжимая в одной руке кухонное полотенце, а в другой – носовой платок. Она казалась маленькой и напуганной, словно нуждающийся в материнском утешении ребенок. Юдора протянула вперед руку и коснулась ее плеча.
– Мама? Скажи мне, что случилось? – мягко спросила она.
– Стелла, – сказала Беатрис со смесью тоски и отчаяния. – Она звонила.
– О, – выдохнула Юдора. – Что она хотела?
– Она не пожелала говорить! – воскликнула Беатрис. – Я ее мать, и она не пожелала мне ничего говорить! Сказала, что хочет поговорить именно с тобой и перезвонит позже.
Юдора вздохнула:
– Она говорила спокойно?
Беатрис покачала головой:
– Я не знаю. Не знаю!
Ее всхлипывания усилились. Юдора притянула мать к себе:
– Ну же, мама, тише. Все хорошо. Не нужно так расстраиваться.
– Но я не справилась, – выдавила Беатрис сквозь рыдания, – с ролью матери.
– Нет, – сказала Юдора. – Стелла сама выбрала свою судьбу. Это не твоя вина.
Беатрис кивнула, желая поверить своей дочери.
– Почему она меня так ненавидит, Дора?
– Она не ненавидит тебя. Она просто запуталась. А теперь давай выпьем чая. Так мы почувствуем себя лучше, правда ведь? А я расскажу тебе про Сильвию. Ей очень понравился комплект с кофточкой, что ты связала.
– Правда? – Лицо Беатрис прояснилось.
Юдора кивнула:
– Правда. Она сказала, что хочет отправить тебе открытку в знак признательности.
– Ну просто я понимаю, что ей было очень тяжело, ведь она потеряла свою мать. Я не знала, будет ли кто-то вязать одежду для ее малыша.
– Это очень заботливо с твоей стороны.
Юдора немного завидовала лучшей подруге, которой удалось испытать на себе материнское сочувствие Беатрис. Она не могла припомнить, чтобы та когда-нибудь проявляла подобную заботу о ней. Юдора ставила на плиту наполненный водой чайник, когда вдруг раздался звонок телефона.
– О! – сдавленно всхлипнула Беатрис, прижимая ко рту носовой платок.
– Ничего, – сказала Юдора. – Я с этим разберусь.
Она зашагала по коридору, пытаясь собраться с мыслями. Попытавшись придать голосу больше твердости, она дрожащей рукой подняла трубку и произнесла:
– Иденхам 7359.
– Дора. Это Стелла. Пожалуйста, не клади трубку.
Юдора заколебалась. Даже несмотря на то, сколько прошло времени, несмотря на предательство, мертвым грузом осевшее у нее на сердце, отказать ей было тяжело.
– Я сказала тебе никогда больше не звонить сюда.
– Я знаю, но у меня проблемы и я хочу вернуться домой.
Юдора горько рассмеялась:
– Ты серьезно?
– Пожалуйста, Дора. Просто выслушай меня.
– Ну что ж. Давай, выкладывай. Что на этот раз? Эдди тебя бросил?
– Нет, но я беременна.
– Поздравляю.
– Дора, пожалуйста. Мне очень нелегко.
Эти слова словно прорвали плотину терпения Юдоры. Слова полились из нее быстрой и яростной рекой:
– О, так, значит, ты думаешь, что у меня все очень легко, да? Мне легко быть брошенной, преданной, покинутой? Человеком, которому я всегда доверяла. Думаешь, для меня это не труднее, чем прогуляться по парку?
Голос Стеллы был тихим и безрадостным. Он звучал не так, как раньше, – старше, но безнадежнее.
– Нет. И я знаю, что ты мне не поверишь, но больше всего я сожалею о том, что причинила тебе боль, Дора. Ты всегда была так добра ко мне.
– Что ж, рада, что на тебя снизошло такое озарение, Стелла, потому что я больше всего жалею о том, что когда-то была к тебе добра.
Повисла пауза.
– Мне страшно, Дора.
Юдора ничего не ответила, и Стелла продолжила:
– Дело в Эдди. Он слишком много пьет и… в общем, в такие моменты находиться с ним рядом не то чтобы очень приятно. Мне страшно за малыша. Я должна уйти от него. Кроме тебя, мне больше некого попросить, Дора. Пожалуйста. Умоляю. Если не ради меня, то ради ребенка.
Юдора вспомнила свой недавний разговор с матерью, свою относительно спокойную и мирную жизнь, боль, которую она так усердно пыталась забыть. На это ушло немало времени, но ей удалось.