– Стой же, глупый кот! – кричит Юдора, но тут же понимает, что это бессмысленно. Он, несомненно, спрячется под каким-нибудь кустом и вернется, когда почувствует себя в безопасности. Она снова принимается помешивать суп. Вдруг ее внимание привлекает визг покрышек. Она выключает плиту и спешит к входной двери, хотя в душе уже знает, что увидит, и боится этого. Перед калиткой семьи Тревидни под неестественным углом стоит большая дорогая машина, лучи ее фар прорезают темноту, освещая косые стрелы дождя. Водительская дверь распахнута. Юдора слышит дрожащий женский голос, обращающийся к кому-то на пороге дома Роуз.
– Он будто возник из воздуха! У меня не было времени затормозить!
– Проходите в дом. А я пойду посмотрю, – произносит другой голос, и Юдора узнает Роба.
– Папочка? Это Монти? Он?..
– Подожди здесь, Роуз, – говорит Роб.
Юдора смотрит, как он идет к дороге. Она видит, как он уныло поникает, когда обнаруживает кота. Он снимает пальто и, очень осторожно завернув в него Монтгомери, поднимает его на руки. Поворачиваясь, он замечает стоящую в дверях Юдору. Выражение его лица говорит ей все.
– Занести его в дом? – спрашивает он.
Юдора едва заметно кивает.
– Папа? – кричит Роуз. – Я пойду с тобой! – Она выскакивает на улицу и по тропинке бежит за ним к дому Юдоры.
Роб несет Монтгомери в гостиную.
– Куда мне?..
– На диван, пожалуйста. Он любит там лежать, – говорит Юдора, чувствуя вставший в горле комок.
– Я могу вызвать ветеринара или отвезти его в ветклинику… – предлагает Роб.
Юдора слегка качает головой.
Она чувствует, как Роуз берет ее за руку. Они стоят у дивана и смотрят на Монтгомери. Он учащенно дышит, паузы между вдохами становятся все длиннее.
– Он умирает, да? – спрашивает Роуз сквозь слезы.
– Да. Умирает, – шепчет Юдора. – Но ему не больно. Я помню, как во время войны то же самое случилось с кошкой на ферме моего дедушки.
– Мне очень жаль, – говорит Роб.
– Спасибо, – говорит Юдора.
– Это все мама Джады. Это была ее машина, – обвиняющим тоном произносит Роуз.
– Она не виновата, – говорит Юдора. – Никто не виноват.
Девочка обнимает ее за талию и всхлипывает:
– Почему жизнь бывает такой грустной?
На этот раз Юдора не пытается сдержать слезы.
– Возможно, так Вселенная хочет научить нас ценить счастливые времена.
– Звучит логично, – говорит Роуз. Она некоторое время молчит, а потом поворачивается к Юдоре. – Может, по очереди скажем Монтгомери, что он для нас значит? Пусть он знает.
– Я думаю, это отличная идея, Роуз, – говорит Юдора, обмениваясь взглядами с Робом. – Ты первая.
Роуз становится перед Монтгомери на колени и гладит его по голове:
– Ты был лучшим котом на свете. Спасибо. Я люблю тебя и никогда не забуду.
Девочка поворачивается к Юдоре. Та подходит к дивану и садится рядом с котом.
– Монтгомери. Монти. – Ее голос дрожит.
Роуз вытягивает вперед руку и касается ее ладони. Юдора глубоко вздыхает и продолжает.
– Я буду скучать по тебе. Кто теперь укусит меня или попытается сбить с ног на лестнице? – Она вздыхает. – Не знаю, что без тебя делать. Жизнь уже никогда не будет прежней. – Она кладет руку ему на голову.
Кот слегка вздрагивает и замирает.
– Прощай, старый друг, – говорит Юдора. – Я рада, что ты не страдал.
И, сказав это, Юдора Ханисетт понимает, как хочет, чтобы закончилась ее история.
Беатрис вызвала скорую уже пятый раз за неделю. Недавно Юдора получила письмо из лондонского отделения неотложной помощи, в котором говорилось, что они осведомлены о сложившейся ситуации и в следующий раз обследуют ее мать через полгода. Юдора не знала, смеяться ей или плакать, потому что с получением письма ничего не изменилось. Беатрис все так же звонила, а скорая все так же приезжала. Юдора часто умоляла фельдшеров не забирать ее мать в больницу. Они были очень добрыми и понимающими, но из-за возраста и немощи Беатрис у них не было выбора. Она жаловалась то на боль в животе, обычно вызванную сидячим образом жизни, то на головную боль, проявлявшуюся из-за отказа пить воду, и в результате ее «увозили на осмотр». Ее забирали на восемь-девять часов, а затем возвращали Юдоре усталой и растерянной, и на следующий день все начиналось сначала.
– Зачем ты это делаешь, мама? Ты как ребенок, который постоянно кричит «Волки!».
Беатрис испуганно посмотрела на нее полными слез глазами:
– Мне нравятся машины скорой помощи, и рядом с врачами я чувствую себя в безопасности.
Юдора делала вид, что ее не оскорбляет тот факт, что ее мать не чувствует себя в безопасности дома в ее компании. Она также удивлялась ее стремлению проводить большую часть суток в месте, где она могла подцепить больше микробов, чем у нее было до этого. Только в этом году ее мать переболела подхваченными в больнице пневмонией и золотистым стафилококком и страдала от пролежней. Юдора была измучена. Она знала расписание идущих до больницы автобусов, приемные часы врачей и имена медсестер наизусть.
– Снова к нам? – спросила особенно дружелюбная медсестра по имени Хелен.
– Вроде того, – устало ответила Юдора.
– Пора уже выдать вам карту постоянного посетителя.
Юдора слабо рассмеялась.
Конечно, она была благодарна Государственной службе здравоохранения за их усилия. Парамедики, врачи и медсестры всегда относились к ее растерянной матери терпеливо, дружелюбно и по-доброму. Тем не менее Юдора не чувствовала во всем этом жизни: кататься туда-сюда, из дома в больницу и обратно, силясь продлить существование девяностопятилетней женщины. Юдора была уверена, что Беатрис Ханисетт была самой обследованной, осмотренной и залеченной женщиной в истории. И хотя ей было приятно, что о ее матери так заботятся, она сомневалась в том, что они обе по-настоящему живут.
В 1944 году вместе со своим мужем Беатрис Ханисетт потеряла и счастье. Результатом стало то, что она прожила долгую и несчастную жизнь. Юдора изо всех сил старалась осчастливить свою мать, но теперь, когда старость подкралась и к ней, она задалась вопросом, был ли в этом какой-то смысл.
Нельзя сказать, что радостных моментов в их жизни не было. Юдора любила свою мать. Им нравилось вместе гулять и отмечать праздники, но это счастье омрачалось их общим прошлым: войной, потерей Альберта и трагической смертью Стеллы. Эти события стали грузом на шее Беатрис, утянувшим ее на дно жизни, полное горя и печали. Несмотря на все усилия Юдоры, она тоже погрязла в его мрачных глубинах. Она часто думала о конце жизни своей матери, но не о том, когда он придет, а придет ли вообще.
Конец Беатрис пришел неожиданно. Очередной вызов скорой оказался обоснованным: сердечный приступ, за которым последовало длительное пребывание в больнице. Юдора послушно навещала ее каждый день, все еще веря в то, что ее мать будет жить вечно. Персонал больницы, видимо, придерживался того же мнения. Эрготерапевты стремились заставить Беатрис ходить с помощью ходунков, координатор центра реабилитации рассказывал о проклятии общественной больницы, а врачи устало улыбались и утверждали, что показатели Беатрис в норме. Позже Юдора жалела, что прислушивалась к ним. Она должна была обратить внимание на то, что происходило с ее матерью: она отказывалась есть, с трудом разговаривала и спала круглыми сутками. Она не хотела «двигаться вперед» или есть клеклый рыбный пирог и пережаренную брокколи. Она хотела покинуть этот мир с достоинством и уважением, а не с дыхательной трубкой в носу и под присмотром перегруженных работой медсестер, вынужденных каждый день перекладывать ее с боку на бок из-за пролежней.
Юдора жалела, что не оказалась сильнее. Ей следовало забрать свою мать домой, чтобы ухаживать за ней. Переодеть ее в чистую ночную рубашку, уложить в свежую постель, расчесать ей волосы и сказать, что любит ее. Но все произошло совсем не так.
Вместо этого она без сил вернулась домой после еще одного дня у постели матери – еще одного дня, проведенного в попытках заставить ее, точно ребенка, пить воду через соломинку и открывать рот, чтобы она могла положить туда ложку картофельного пюре. Она ушла, кипя от ярости, но понятия не имея, кто был ее причиной. Перед уходом она не сказала матери, что любит ее, и не поправила ей волосы. Она пришла домой, слишком уставшая даже для того, чтобы поесть, и просто упала на кровать. Через шесть часов ее разбудил телефонный звонок. Дружелюбный голос медсестры был тих и наполнен скорбью:
– Сожалею, но полчаса назад Беатрис скончалась.
Юдора поблагодарила ее за звонок и положила трубку. А затем обхватила себя руками и разрыдалась.
Глава 18
Юдора звонит в клинику уже на следующий день. Ей больше не нужно откладывать это решение. Она преисполнена решимости. Юдора еще никогда ни в чем не была так уверена. Время пришло. Она облегченно выдыхает, когда Петра берет трубку.
– Я хочу идти до конца, – без тени сомнения говорит Юдора.
Прежде чем ответить, Петра делает небольшую паузу:
– Могу я спросить, что изменилось, Юдора?
Юдора не уверена, насколько правдиво ей лучше ответить. Ничего не изменилось. В том-то и дело. Ничего никогда не меняется. И она хочет положить этому конец. Юдора тщательно подбирает слова:
– Ничего не изменилось. Я просто все хорошенько обдумала и, учитывая состояние моего здоровья и его неизбежное ухудшение, полагаю, сейчас самое время.
– Вы обсуждали это с кем-нибудь?
– В этом нет необходимости. Я приняла решение.
– А как же Роуз?
Юдора вздрагивает.
– Надеюсь, вы не предлагаете мне обсудить свою неминуемую смерть с десятилетней девочкой.
– Нет, конечно нет, но у меня такое ощущение, что у вас с ней очень близкие отношения. Как думаете, как она отнесется к вашему решению?
Юдора вздыхает:
– Не знаю. Я напишу ей письмо и все в нем объясню. Она очень умная. Однажды она поймет.