– Я не хочу слышать от вас воплей и криков, юная леди. Ты разве не знаешь, что идет война?
Стелла уставилась на мать, выпятив подбородок. Когда Беатрис заметила этот жест открытого неповиновения, ее глаза сузились, и чем больше она изучала лицо малышки, тем сильнее учащалось ее дыхание. Взгляд Юдоры метался от матери к сестре. Она заметила, что Беатрис будто немного съежилась под острым, точно нож, взглядом Стеллы: ее глаза были чисто-голубыми, как широкое небо Саффолка, – точь-в-точь как у их отца. Печаль Беатрис быстро сменилась гневом. Ее рука сжала кухонное полотенце, и она принялась хлестать им Стеллу.
– Дрянная, дрянная девчонка! – кричала она.
Вместо того чтобы испугаться или устыдиться, как повела бы себя Юдора, Стелла заливисто засмеялась и, спасаясь от кухонного полотенца и материнской ярости, бросилась в дальний конец сада. Беатрис рванулась вперед, чтобы последовать за дочерью, но Юдора задержала ее:
– Все в порядке, мамочка. Все хорошо. Я за ней присмотрю. А ты лучше немного отдохни. Сегодня так жарко. Вот и мы все тоже разгорячились.
Беатрис посмотрела в лицо своей старшей дочери, и ее глаза наполнились слезами. Юдора увидела во взгляде матери бесконечное горе. Это напугало ее.
«Мне нужно, чтобы ты была очень храброй и заботилась о маме…»
Это воспоминание придало Юдоре сил, и, подобрав нужные слова, она сказала:
– Все в порядке, мамочка. Папа скоро будет дома, мы сможем вернуться в Лондон, и тогда все будет хорошо.
Беатрис сжала руку дочери.
– Ты такая умница, Дора, – сказала она, а потом направилась обратно к дому.
Юдора ощущала, как по ее спине стекает пот. Жара была такой тяжелой, что она чувствовала себя так, будто ее карманы набили камнями. Она посмотрела в конец сада и заметила, что из-за яблони на нее смотрит Стелла. На ее хорошеньком личике было написано выражение злорадного ликования, как будто все это была одна большая игра и она была уверена, что только что выиграла.
Юдора вздохнула и поманила ее рукой:
– Иди сюда, Стелла. Поможешь мне приготовить пирог на ужин.
Было до смешного нелепо готовить пирог в такую жару, но она знала, что после рабочего дня в поле ее двоюродный дедушка хотел бы получить на ужин что-нибудь сытное, даже летом.
Из кухни приветливо веяло прохладой. Юдора принялась замешивать тесто, растирая кончиками пальцев масло и муку и напевая.
– Что это за песня, Дора? – спросила Стелла, сидевшая за кухонным столом и пьющая молоко.
– Мы встретимся сно-ова, – пропела Юдора, – не знаю когда, не знаю где-е![6]
Несмотря на материну вспышку ярости, настроение у нее было прекрасное. Она следила за новостями по радио, как учил ее отец, и была уверена, что победа близка. Беатрис же слушать радио отказывалась. Она находила это слишком удручающим, но Юдора ничего не могла с собой поделать. Она была в долгу перед отцом и, находясь в курсе событий, будто каким-то образом защищала его. Она понимала, это глупо, но втайне верила, что отец узнает, если она будет слушать. Его письма были наполнены оптимизмом. Юдора понимала, что он не может писать одну лишь правду, но тем не менее знала, что он в порядке, и этого ей было достаточно.
Каждый день приближал возвращение ее отца домой, и каждую ночь Юдора становилась на колени у своей кровати и изо всех сил молилась. Она убедила и Стеллу делать так же, несмотря на то что та даже никогда не видела своего отца. Во время молитвы малышка не могла устоять на месте, но в конце всегда награждала Юдору послушным «аминь».
Несмотря на глубокую любовь к младшей сестре, Юдора знала, что ребенок она довольно проблемный.
– Есть в ней какая-то чертовщинка, – предупредил Юдору двоюродный дедушка после того, как однажды увидел, как Стелла отрывает бабочке крылья. Даже Юдора тогда не стала оспаривать наказание – малышку заперли в комнате без еды до самого вечера. Она ожидала, что сестренка станет пинаться и визжать, когда по приказу матери вела ее наверх, но девочка была на удивление спокойна и осталась молчаливой и равнодушной, даже когда плюхнулась на кровать. Юдора на мгновение присела рядом с ней, сложив руки на коленях:
– Зачем ты это сделала, Стелла? Как можно быть такой жестокой?
Девочка взглянула на сестру безо всякого раскаяния, и от этого у Юдоры по спине побежали мурашки.
– Я просто хотела посмотреть, сможет ли бабочка после этого летать. Но она не полетела.
Малышка улеглась спиной к сестре, устремив взгляд своих больших голубых глаз в стену.
Юдора сказала себе, что Стелла, в конце концов, всего лишь ребенок. А дети иногда бывают жестокими. Она была уверена, что Стелла перерастет это. Девочка росла во время войны, и это было тяжело, ведь отца она никогда не видела, мать, казалось, все время на нее злилась, а двоюродный дедушка дни проводил в полях, а ночами пил. Юдоре казалось, что она единственная, кто готов перетерпеть превратности судьбы, чтобы любой ценой позаботиться о маленькой Стелле.
– Принесешь мне морковку для пирога? – спросила она сестру.
– Хорошо, Дора, – ответила Стелла, выскакивая через заднюю дверь. Юдора улыбнулась и снова принялась напевать.
«Мы скоро встретимся, папа, – подумала она. – Я знаю, мы скоро встретимся».
Замесив тесто, она переключила свое внимание на кроликов, которых ее двоюродный дедушка поймал накануне. Юдора уже научилась мастерски свежевать и разделывать их. Первые несколько раз она никак не могла совладать с острым ножом, но теперь уже навострилась. С тех пор как они переехали сюда, она научилась отлично выполнять все домашние дела, почти ничего не оставив матери. Та не возражала. Врач сказал, что у Беатрис плохо с нервами, и Юдора увидела в этом еще один знак, говорящий о том, что она должна во что бы то ни стало сдержать данное отцу обещание.
Стелла проскользнула обратно в кухню, подняв морковь как трофей.
– Достала!
– Умница. Помоешь ее, пожалуйста?
– Конечно, Дора.
– Подумать только. Вы точно две маленькие горничные, поглощенные домашними заботами.
Юдора обернулась и увидела, что в дверях стоит Беатрис. Она думала, что та будет рада увидеть, что они с сестрой прекрасно ладят, но заметила в ее тоне намек на ревность.
– Я мою морковь! – воскликнула Стелла, кружась и забрызгивая все грязью и водой.
– Ты устраиваешь ужасный беспорядок! – вспылила Беатрис, и ее щеки стали наливаться краской.
– Все в порядке, мамочка. Я все уберу. Сделать тебе чаю? – спросила Юдора.
Вдруг в дверь резко постучали. Беатрис положила руку на сердце:
– О мои бедные нервы. И кто же это пришел?
Юдора замерла. «Папочка. Хоть бы это был папочка».
– Я открою?
Беатрис остановила ее взмахом руки:
– Нет-нет, сделай пока чай. Я сама открою.
Когда мать открыла дверь, Юдора вытянула шею, чтобы увидеть, кто пришел.
– Кто это, Дора? – спросила Стелла, толкая сестру.
Как только Юдора увидела мальчика, она тут же все поняла. Их называли ангелами смерти. Она не слышала всего, что он сказал, лишь приглушенное «мне жаль, мне очень жаль».
Юдора зажмурила глаза и захлопнула дверь кухни. Она обняла Стеллу и закрыла ей уши ладонями, а потом раздался пронзительный крик. Этот крик наполнил весь дом, всю деревню, весь мир, и Юдоре казалось, что он никогда не смолкнет.
Глава 4
На следующий день приходит жара. Юдоре очень хочется пойти в бассейн, но она не может даже думать о прогулке. Она распахивает окна и заднюю дверь, чтобы такой драгоценный ветерок задувал в гостиную. На мгновение Юдора задерживается у задней двери и моргая смотрит на свою пересохшую лужайку. Больше земли, чем травы. Да и та запеклась и потрескалась, словно корочка пирога. Предыдущий сосед стриг ее лужайку вместе со своей. Он был довольно небрежен и особых усилий не прилагал, но Юдора была благодарна ему за доброту. Еще он не любил разговаривать, и за это она тоже была ему благодарна. Теперь она понятия не имеет, кто будет стричь ее лужайку, раз он и его семья переехали. Юдора еще как-то справляется с клумбами, но даже это уже становится похоже на танец с бубном. К счастью, скоро все эти тревоги уйдут в прошлое.
Позавтракав, Юдора решает извлечь максимальную пользу из того, что оказалась заперта дома, как в ловушке, поэтому решает в это время привести в порядок свои дела. В первую очередь она думает о том, стоит ли составлять завещание. Она не уверена, что в этом есть смысл. Наследников у нее нет. В случае отсутствия заинтересованного лица все ее имущество отойдет короне. Юдора хотела бы надеяться, что правительство использует его с умом, но особой уверенности не испытывает. Она не доверяла ни одному премьер-министру со времен Черчилля, а их местного депутата списала со счетов в первый же день, когда пришла к нему на встречу избирателей и он назвал ее просто Юдорой. Еще он так ничего и не сделал с неровным тротуаром на ее улице.
Монтгомери пробирается в комнату и небрежно трется головой о ее лодыжки.
– Щекотно! – восклицает Юдора. Кот продолжает ластиться. Она наклоняется, чтобы почесать его за ушами. Тот в ответ тыкается ей в руку.
– У кого-то сегодня хорошее настроение, – замечает Юдора, наблюдая, как кот забирается на спинку дивана и сворачивается клубочком на гостеприимно теплом пятне света, а потом, опустив морду на свои бархатные лапы, засыпает.
Поддавшись мимолетному импульсу, Юдора берет блокнот и ручку. Она пишет:
«Вот последняя воля Юдоры Ханисетт. Находясь в трезвом уме и здравой памяти, я заявляю, что желаю, чтобы после моей смерти были выполнены следующие условия».
Прежде чем продолжить, она задумчиво постукивает ручкой по верхней губе.
«Я хочу, чтобы мой дом и все его содержимое были проданы, а выручка вместе со всеми деньгами, оставшимися на моих банковских счетах, были переданы Государственной службе здравоохранения. Что касается моего кота Монтгомери, я желаю, чтобы его отдали Роуз Тревидни, которая живет по соседству».