Благово рассказывает в своих воспоминаниях[154], что Кротков нашел у себя много церковной утвари, которую он возвратил монастырям. Но не впрок пошло богатство, доставшееся так неожиданно. У Кроткова было несколько сыновей, это были лихие молодцы и ловко спускали с рук пугачевские деньги. В особенности один из них был большой кутила и шалун на всякие проказы. Он ни перед чем не останавливался: как задумает, так и поставит на своем. Отец был скуп и нравом крут, и очень нехотя давал детям деньги на мотовство, а проказника-сына частенько бивал из своих рук и раз даже велел конюхам выпороть на конюшне. Это в старину водилось и не считалось бесчестием - не от чужого побои, а от отца. Сын, однако, задумал отмстить родителю и придумал следующее: без ведома отца взял да и продал одно из лучших его имений, а в число крестьян во главе подворной описи поместил в продажу и самого родителя своего под скромным званием бурмистра Степана сына Кроткова. Это наделало в свое время много шума. Старик едва выпутался из беды, и ежели бы он не смиловался над своим сыном, тому было не миновать ссылки за подлог и ужасный поступок с отцом.
Впрочем, не один этот сын был замешан в этом деле: другие братья тоже принимали в нем участие. Продав отца, Кротков-младший из шалости и от долгов распустил слух о своей смерти и выехал из Петербурга в гробу в свою Симбирскую губернию. Историк и критик Болтин был его пасынком. Отчим заставлял его петь в хорах, составленных из дворовых людей, и утешал себя на веселых и приятельских попойках, тогда как пасынок урывками от пьяных бесед втайне предавался литературе[155]. Чтобы наказать своих сыновей за непочтительность и чтобы они не выжидали корысти ради отцовской смерти, старик Кротков задумал жениться на молодой женщине, бедной дворянке Марфе Яковлевне. Последняя тоже была не без крупных странностей. Она известна была в допожарной Москве под именем Марфы Кроткой; ей принадлежало известное подмосковное село Молоди.
В те же годы, как мы уже сказали, в России никто так не славился своими экономическими талантами, как орловский помещик Спиридон Тимофеевич Мацнев. Он служил секретарем в орловской провинциальной канцелярии, затем вышел в отставку, принялся хозяйничать и в несколько лет нажил и заработал так, что имел более шести тысяч душ и лесную дачу в 18 тысяч десятин. Хозяйство его было почти беспримерное: ему были ведомы все нужды его крестьян, ни один из его крепостных ни за чем не должен был ездить в город, все нужное для себя он находил в экономии своего барина и все от него покупал. Но у Мацнева, по пословице «лег и встал», надзор над всем был самый рачительный. Помещики его называли «хлебною маткою».
Сам он, при всем богатстве, по внешности не отличался ничем от своего мужика. Ходил в лаптях и простом мужицком наряде, ел на деревянных тарелках и деревянными ложками, и больше от скупости морил себя голодом. Самый парадный его выезд в поле был в холстинном халате, облитом масляною краскою, часто без седла, на одном потнике. Нравственности он был невысокой, со всеми ссорился и притеснял соседей. Все его богатство не пошло впрок. Был у него один сын, но и тот при нем умер. После него остался внук, который хотя и женился на богатой аристократке, родной сестре любимца Екатерины II, но из всего своего и женина приданого уберег только имение в 400 душ, на котором, впрочем, долгов было больше, чем оно стоило. Дети его тоже отличались большими причудами.
В екатерининское время приобретать имения и населять их крестьянами между ловкими прожектерами считалось не особенно трудно. Известный купец Фалеев[156], впоследствии дворянин, любимец и компаньон Потемкина в комерческих делах, до того эксплуатировал свою власть, что даже землю пахивал на рекрутах. Благодаря покровительству своего друга, Фалеев имел силу настолько беспредельную, что захватывал однодворческие земли и населял их целыми сотнями и тысячами рекрут, составляя, таким образом, себе целые деревни.
Иногда у некоторых бар случалось и наоборот. Так, к числу странных московских происшествий 1795 г. надо отнести и пропажу целых двадцати тысяч душ у известного вельможи графа Кириллы Григорьевича Разумовского. Это случилось между четвертою и пятою ревизиею и сделано было столь искусно и скрытно, что по множеству деревень и поместий дознаться о пропаже было трудно: пропали крестьяне не в одном месте, а понемногу и в разных местах. Учинено это было, как ходили тогда, слухи, главным управляющим с согласия фаворитки графа, во владении которых и очутились «пропавшие» крестьяне.
ГЛАВА XVI
Один из внуков известного вельможи, графа Р., принадлежал к числу самых странных людей и мог назваться совершенным чудаком. Его избаловали в детстве, дав ему полную свободу, а мать его, проживавшая всегда в роскоши за границей, внушила ему склонность к бродяжничеству и к исканию приключений.
Он несколько раз убегал из богатого родительского дома, скрывался у людей самого низкого звания, - у разносчиков и рабочих, - снискивая у них скудное себе пропитание. Лет четырнадцати от роду он пропадал более двух лет, скитаясь по ярмаркам с цыганами и ворами. Замечательно, что при такой бродячей жизни он не утерял познаний в разных науках и не забыл языков. Его нашли после долгих поисков и заставили заниматься делами, которые даны ему рождением и богатством. Спустя год, он бросил все дела, начал кутить, мотать и задолжал до того, что должен был бежать за границу. Там, без всяких средств он рыскал по всей Европе и пускался в сумасбродства разного рода. По его рассказам, он был конюхом у своего двоюродного брата в Австрии, где нанялся под чужой фамилией, затем был кучером, почтальоном, хлебопашцем, огородником, даже слугою веселого дома в Париже.
Долго так странствуя заграницей, он через Бессарабию перебрался в Россию. Здесь он поступил в шайку очень ловких мошенников и более пяти лет разъезжал по ярмаркам, где сбывал фальшивые виды на жительство и поддельные ассигнации. Под конец он попал в скит к раскольникам. Там он подвизался более двух лет и был самым ярым поборником одного из самых вреднейших изуверских толков - самосожигателей.
После этого он был арестован и содержался более пяти лет в Соловецком монастыре, откуда уже был, по принесении полного раскаяния, выпущен на свободу. Получив родовые богатства по смерти своей матери, он отправился жить в один из наших приморских городов, где выстроил довольно большой каменный дом с хитро устроенными тайниками и подземельем. В последнем у него был устроен мудреный лабиринт, выход из которого был известен одному ему. Здесь была одна комната, отделанная в азиатском вкусе так роскошно и пышно, что живо напоминала одну из сказок из «Тысяч и одной ночи». В ней он уединялся по целым месяцам и более, получая пищу и напитки от дворецкого по запискам, которые клал ночью в одной комнате своего дома.
В такие дни его самозакупоривания слугам был дан строгий завет не встречаться с ним под угрозою смерти. Чем кончил свою жизнь этот более чем странный чудак, так и осталось неизвестным. Кто говорил, что он тайно бежал в Турцию; рассказывали также, что он был убит в своем тайнике ловкими мошенниками, нашедшими возможность пробраться в его заповедную комнату[157].
В числе таких же чудаков, осудивших себя на вечное одиночество в самом небольшом пространстве, был один из польских шляхтичей, Воронский. Вот его история.
В конце царствования Екатерины II по России разъезжал механик Кемпелен со своим автоматом, знаменитым игроком в шахматы, с которым не могли совладать самые искусные игроки-шахматисты. Автомат Кемпелена в первый раз был показан в Варшаве 10 октября 1776 года. Он был сделан в рост человека, одет в турецкое платье и сидел за ящиком длиною в три фута и три дюйма и шириною в девять дюймов. На середине ящика находилась шахматная доска. Перед началом партии механик показывал публике все затейливые пружины, колеса и цилиндры, устроенные в ящике. Под конец вынимал из того же ящика шахматы и подушку, на которую должен был облокотиться турок-автомат. Затем он снимал с куклы платье и таким образом показывал его внутреннее устройство. После того механик заводил пружину ключом. Турок, кивнув головою в знак готовности, брал пальцами пешку, переносил её на другое место и клал руку на лежавшую возле него подушку. Так как автомат не мог объясняться, то механик предупреждал, что троекратное наклонение головы будет значить шах королю, а двукратное - шах королеве.
Как бы ни был силен игрок, автомат его побеждал и был несравненно опытнее противника. Демонстрация автомата шахматного игрока, изобретенного и составленного механиком Кемпеленом, наделала много шума не в одной России, но и в целой Европе. Сама императрица Екатерина II пожелала видеть знаменитого шахматного игрока и убедиться в его искусстве. Государыня даже изъявила желание купить чудесный автомат, но Кемпелен сумел ловко отклонить это предложение, объявив, что для шахматного автомата необходимо личное присутствие механика.
Позднее открылось, что шахматный автомат был колоссальной мистификаций. В автомате помещался безногий и с одной левой рукой поляк Воронский, пострадавший во время смут первого раздела Польши. Человек он был очень умный и энергичный, и крайне небольшого роста. Во время уличной схватки он был ранен в обе ноги и руку, но успел сползти в ров и укрыться от победителей. Один хирург сумел его вылечить, отняв ноги и руку, уже пораженные гангреной. Выздоровев после такого увечья, Воронский поклялся не показываться людям в своем натуральном виде и сам придумал механизм, в котором он мог действовать как шахматный игрок-автомат. Механик Кемпелен был никто иной, как его помощник