- Ну хорошо, Дорошин, свои слабые стороны ты знаешь, то есть с самокритикой у тебя все в порядке. А похвастаться есть чем? Какие у тебя показатели участия в раскрытии преступлений и розыске преступников? Есть достижения?
- Нет, товарищ майор, достижений нет, - радостно отрапортовал я. - В раскрытии преступлений участвую слабо, лиц, находящихся в розыске, за последние шесть месяцев не выявлено ни одного.
- Чем же ты целыми днями занимаешься? Тебя послушать, так ты вообще ничего не делаешь.
- Я работаю с населением, товарищ майор.
- И как же ты с ним работаешь?
Вальке Семенову надоело участвовать в избиении младенцев, и он взял дело в свои мощные длани.
- Игорь, дай рабочую тетрадь и журнал обращений и приема граждан.
Ну наконец-то! А я уж было подумал, что новый начальник так и не узнает о наличии этих документов. Самому говорить было как-то неловко, а ведь именно из них, а вовсе не из паспортов видно, как и что делает участковый. Паспорт - он и есть паспорт, его можно вообще один раз заполнить и больше не обновлять, никакой проверяющий не заметит, что сведения давно устарели, если, конечно, предварительно не изучал участок. Только сам участковый и будет знать, что данные из паспорта годятся лишь покойнику на припарки, больше от них толку никакого. А вот рабочая тетрадь и журнал обращений и приема граждан - совсем другое дело, в них отражена повседневная работа, горячая, живая, и по ним знающий человек сразу все поймет. Валька был знающим, именно поэтому он меня покрывал и все мне спускал с рук.
- Вот смотрите, Сергей Александрович, - Семенов раскрыл перед начальником журнал, - видите, сколько людей приходят к Дорошйну на прием? И не только в приемные часы, а практически ежедневно обращаются от пяти до десяти человек. Обычно участковые устанавливают время приема по два часа три раза в неделю, а Дорошин ведет прием ежедневно, потому что население участка его знает и ему доверяет. У Дорошина на протяжении последних пяти лет самый низкий в округе показатель преступлений на бытовой почве, потому что он активно занимается профилактической работой…
Валька сел на своего конька, за годы совместной работы он выучил наизусть все способы, которыми можно отмазать меня от выволочек. Он вошел в такой раж, что даже не заметил, как открылась дверь и в кабинете появился Иван Хвыля.
- Товарищ майор, разрешите обратиться?
- Да?
Данилюк поднял голову. Семенов умолк, посмотрел на гостя и радостно улыбнулся:
- Здорово, Ваня.
- Привет, Петрович.
А они, оказывается, знакомы… Ну надо же!
То, что произошло в следующие пять минут, заставило вздрогнуть даже меня, привыкшего к дурацким недоразумениям и розыгрышам вроде только что состоявшегося. Оказывается, на территории вверенного мне административного участка проживает фигурант по тяжкому преступлению - совершенному вчера вечером двойному убийству, и начальство Хвыли, узнав об этом, хочет, чтобы с данным фигурантом поработал именно я, а вовсе не оперативники, потому как я неоднократно оказывал квалифицированную помощь в раскрытии преступлений (ого!) и зарекомендовал себя как человек, хорошо знающий население (что правда, то правда) и превосходно умеющий получать информацию и добиваться нужного результата (ах ты, мать честная, а я и не знал). Это все были бюрократические эвфемизмы, за которыми стояла одна простая, как швабра, мысль: я (якобы) умею так разговаривать с людьми и столько всякого разного о них знаю, что мне они рассказывают даже то, что не рассказывают близким друзьям. А потому к фигурантам лучше всего подсылать именно меня, а не оперов, а уж когда я, участковый уполномоченный Дорошин, доведу человека до нужной кондиции и заставлю сказать все, что требуется, тогда и другие подключаются. И чего только о себе не узнаешь в рамках дружественной помощи! Послушать Хвылю, так мы с ним вместе сто тысяч преступлений раскрыли, и каждый раз я был на высоте, что и не преминуло отметить его руководство. Странно, что мне до сих пор не предложили занять должность министра внутренних дел.
- Вот, Сергей Александрович, письменный запрос от следователя. Мы надеемся, что вы не откажете и дадите распоряжение капитану Дорошину оказать нам содействие.
Майор Данилюк, само собой, не отказал. Но рожа у него, когда он покидал помещение моего околотка, была такая, что я не сомневался: он мне все это припомнит, и не один раз. Да ладно, бог с ним. Ну покричит на меня, ну выговор объявит, премии лишит, но не уволит же. Выговоров я не боюсь, их огромное количество в моем личном деле меня совершенно не пугает, потому что делать карьеру я не собираюсь, я хочу, сколько хватит сил и здоровья, заниматься именно тем, чем занимаюсь, и ничем другим, а это возможно только на должности участкового уполномоченного, так что никаких повышений и перемещений по карьерной лестнице мне не нужно.
Когда мы с Иваном остались одни, он придвинул стул, стоявший у окна, и основательно расположился за столом напротив меня.
- Значит, так, Игорь. Убиенная давеча Алла Сороченко является женой некоего Анташева, предпринимателя средней руки. Застреленный вместе с ней Николай Кузнецов - ее водитель-охранник. У Анташева была первая жена, эта жена родила ему сына Павлика, которому нынче двадцать один год. До недавнего времени Павлик проживал с мамашей, а месяц назад мама купила ему однокомнатную квартирку аккурат на твоей территории, в каком-то новом доме.
- Есть такой, - кивнул я. - Дальше.
- А дальше тот свидетель, который видел, как Кузнецов выходил из машины и разговаривал с каким-то парнем, дал примерные приметы и описание одежды, и по этим приметам господин Анташев опознал своего сына Павлика. Чуешь, к чему дело идет?
Н- да, дело шло к тому, что мальчика Павлика видели рядом с местом, где убили вторую папину жену, всего-то за полчаса до убийства. Хорошенькое дело!
- А что Анташев говорит о финансовой стороне своих взаимоотношений с сыном и бывшей женой? - спросил я.
- Да вот то и говорит, что у первой жены вполне достаточно собственных денег, чтобы ни в чем не нуждаться. Он, конечно, был не особо внятным, когда мы с ним беседовали, потому как вечер провел в ресторане с обильными возлияниями в кругу друзей, пока супруга оперу слушала, да потом еще такое известие… С другой стороны, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, и по смутным намекам можно сделать предположение, что первая жена сама его бросила, к тому же как-то очень обидно, не то другого мужика завела, не то еще что-то в этом роде, но он при разводе вообще никаких денег ей не дал. На алименты она не подавала, хотя сыну было только пятнадцать, а сам Анташев деньги на ребенка давать не счел нужным. Тот еще фрукт!
- Ты думаешь, мальчик Павлик ненавидел Аллу?
- Именно это я и думаю, - кивнул Иван. - У тебя курить можно?
- Валяй, пепельница на подоконнике.
Он вытащил сигареты, закурил и выпустил дым через ноздри.
- Но почему? - задал я новый вопрос. - Я понимаю, если бы после развода родителей парень оказался в нищете, тогда был бы повод для ненависти к женщине, из-за которой все это случилось. Но ты сам сказал, что развелись они не из-за Аллы, это первое. И второе: если у матери Павлика и без того много денег, то в чем проблема? Почему надо Аллу ненавидеть? За что?
- Вот это ты и должен выяснить. Мало ли чего мне пьяный и убитый горем Анташев наговорил? Может, он хоть и пьяный был, но кое-что все-таки соображал и быстро смекнул, что надо сына выгораживать, потому и соврал, что разводился не из-за молодой красоточки.
- А какой смысл врать? Два-три свидетеля из числа друзей и подруг - и правда все равно выплывет, не говоря уж о показаниях первой жены, которую мы тоже имеем право подозревать и с которой обязательно будем разговаривать.
- Так ведь пьяный он был, - засмеялся Иван, - а пьяные обычно дальше собственного носа видят плохо. Им лишь бы сейчас пронесло, а дальше - как-нибудь.
С этим трудно было не согласиться. В любом случае присутствие сына Анташева на месте убийства наводило на всяческие мысли, если, конечно, нетрезвый Анташев не ошибся. Может быть, это был вовсе и не его сын. Но следователь пригласит свидетеля, проведет опознание… Да, к опознанию надо готовиться, а для этого необходимо предварительно присмотреться к мальчику.
- Слушай, Иван, а вы выяснили, с кем Алла была в театре? Сейчас редко кто ходит на спектакли в одиночку, только совсем уж фанатичные любители или поклонники или абсолютно одинокие люди.
Он пожал плечами.
- Выходит, что Алла была фанатичной поклонницей оперы, потому что никаких спутников установить не удалось.
- Не верю, - упрямо заявил я, - не верю, хоть я и не Станиславский, но я не верю. Что известно об Алле?
- Пока немногое. Бывшая модель, обалдевшая от собственной красоты. Высшего образования нет. До брака с Анташевым торговала внешностью, снималась для рекламы всякой дорогой косметики, имела несколько зарубежных контрактов. В двадцать семь лет вышла замуж и стала просто женой и светской львицей.
- Ну и ты веришь, что такая женщина может до такой степени любить классическую оперу, что будет ходить на спектакли одна? Не смеши меня! Даже моя мама, которая вообще, кроме оперы, никакой музыки не признает и всю жизнь прожила замужем за оперным певцом, не ходит одна на спектакли. Если ей не с кем пойти, она меня выдергивает.
- И что, неужели ходишь? - недоверчиво прищурился Иван.
- Хожу. А почему нет?
- Помереть же можно от скуки. Как ты выдерживаешь?
- Нормально, мне нравится. Я на этой музыке вырос. Надо выяснить, что у Аллы за отношения с оперой, из какой она семьй. Может, из такой же, как моя, или она в юности училась вокалу и собиралась стать серьезной певицей, тогда можно допустить, что она действительно была в театре одна. Если же нет, то я тебе точно говорю: с ней кто-то был, и после убийства он или она скрылись с места происшествия. А может, и не после, а на несколько минут раньше. С ней был кто-то, кто знал о готовящемся убийстве заранее. Или заранее не знал, но, когда оно случилось, понял, кто и почему это