Я от души поблагодарил оперативника Юру, который по молодости лет охотно делился информацией, чего сыщики постарше никогда не делают. А может быть, ему просто было скучно и хотелось с кем-нибудь поговорить, и я удачно подвернулся.
Все бы ничего, но я никак не мог найти объяснение тому факту, что Николай Кузнецов упорно не хотел пользоваться услугами почты и посылал деньги с проводником. Объяснения насчет немощи и болезни меня не устраивали. Может, до вокзала этой Руденской и впрямь далеко добираться, но уж почта-то наверняка рядом. А если она так немощна, что и до почты дойти не может, то, значит, должен быть кто-то, кто помогает ей по хозяйству и ходит в магазин. Так что получить перевод в любом случае можно. Нет, я все понимаю, бывают ситуации, когда оказия лучше почты, например, если деньги нужно передать срочно. По почте-то они будут бог знает сколько времени идти, а если передать с проводником - их получат совсем скоро, уже завтра, а то и через несколько часов. Но для таких случаев существуют телеграфные переводы, деньги приходят в течение суток, как телеграммы. Правда, за телеграфный перевод берут большую комиссию. Может, Кузнецов экономил? Все может быть.
И потом, он отправлял деньги систематически, примерно раз в месяц, накопит - пошлет, накопит - пошлет. Или даже не так: получал зарплату, сразу откладывал сумму для родственницы и посылал. Тут срочностью и неотложностью как-то не пахнет, скорее похоже на постоянную материальную поддержку. Значит, родственница не такая уж дальняя, то есть она может быть дальней по крови, но близкой по душе, и Кузнецов ее любил и заботился о ней. Но тогда почему никто о ней не знает, ни сотрудники Анташева, ни подружки Николая? Неужели он до такой степени был скрытен и неразговорчив? Фантастика!
Уж не знаю, сколько чашек кофе выпил Саша Вознесенский, ожидая меня в вокзальном баре, но сигарет он за это время выкурил, судя по пепельнице, не меньше десятка. Совсем здоровье не бережет.
- Садись, рассказывай. - Он снял со стула свою сумку, освобождая для меня место.
Я отрицательно покачал головой.
- Нет, поехали, по дороге расскажу, поздно уже.
Всю дорогу до Сашиного дома на «Щукинской» мы обсуждали странности Николая Кузнецова в части отправки денег в город Новокуйбышевск. Какие только версии мы не выдвигали, каких предположений не понастроили! Вплоть до наличия у Кузнецова внебрачного ребенка, который воспитывается не матерью, а пожилой родственницей то ли Колиной, то ли матери этого ребенка. В общем, это было весьма и весьма похоже на правду, потому что объясняло сразу два факта: систематичность отправки матпомощи и молчание о том, что у него есть любимая родственница. Никакая она не любимая, а может, даже и не его, а той женщины, которая родила от него ребенка.
Была еще версия шантажа. Некая Руденская Лидия Павловна шантажировала Николая и регулярно требовала финансовых вливаний в свой карман. Версия была хороша тем, что указывала на наличие в жизни охранника-водителя какой-то тайны, которая, вполне вероятно, и привела в конце концов к убийству.
Были и другие гипотезы, менее интересные, но ни одна из них так и не дала ответа на вопрос о том, почему же все-таки проводник и поезд, а не почта и телеграф.
- Ты как насчет съездить в Новокуйбышевск? - спросил я журналиста.
- Запросто. Ты меня одного хочешь отправить?
- Ни за что. Одно дело, если там живет милая старушка, которой Коля Кузнецов помогал исключительно из родственной любви. Тут ты и один справишься. А если там шантаж? Если там темная история, и сидит в городе Новокуйбышевске не милая старушка, а старая карга? Или, что еще хуже, она сидит там за «болванчика», то есть является владельцем адреса, на который Коля слал деньги, не более того. А сами деньги предназначены совсем другим людям, серьезным и очень недобрым. Ты попадешь как кур в ощип, и тебя потом долго-долго не смогут найти, даже с собаками. Поедем вместе, только мне нужно с работой прокрутиться. Если лететь самолетом, то можно обернуться за один день, так что поедем либо в выходные, либо будем ждать, пока я смогу отпроситься за свой счет. Кстати, - я оживился, потому что мне в голову пришла занятная мысль, - если Руденская просто владелица адреса, то это может объяснять, почему Кузнецов не пользовался почтой. Ему так шантажисты велели.
- А смысл в чем? - не понял Саша.
- Вот смотри: они не дают ему своего адреса, что вполне естественно. Адрес они дают совершенно посторонний. Живет там милая одинокая бабулечка, которая не прочь подзаработать, оказывая внешне вполне невинную услугу. Ну трудно ли? Конверт получил - конверт отдал, вот и все хлопоты. Теперь представь себе, что эта бабулечка начинает каждый месяц ходить на почту, как на работу, и получать там переводы, несопоставимые с размером пенсии. Новокуйбышевск город, конечно, не маленький, но и не Москва, и девочки на почте всех постоянных получателей переводов быстро запоминают. А ну как разговоры пойдут, что, дескать, бабка Руденская из Москвы деньги получает каждый месяц, а ну как эти разговоры до милиции дойдут, а там вдруг да заинтересуются, потому как милиционерам давно известно, что у старушки Лидии Павловны сосед, или сынок, или внучок, или племянничек двадцатипятиюродный - трижды судимый уголовник. Или еще как-нибудь закрутится, вариантов масса, и риск велик.
- Резонно. А если вокзальная тетка проболтается? Начнет рассказывать направо и налево, что регулярно носит Руденской конвертики с ташкентского поезда? Тогда как?
В сообразительности Саше Вознесенскому не откажешь. Действительно, как? А очень просто. Если за этими деньгами стоит какое-то вымогательство или еще что-нибудь зловредное и если у плохих людей достало ума подставить бабку Руденскую вместо себя, то наверняка они догадаются поработать и с вокзальной теткой. Прижать ее в темном уголке и доходчиво объяснить, чтобы молчала, потому как ежели начнет рот открывать где не положено, то мало того, что приработка лишится, но еще и неприятностей себе наживет. Вот так примерно.
Но очень сложно… Очень все сложно получается. И ради чего? Ради миллиона долларов или хотя бы ради ста тысяч, которые по меркам города Новокуйбышевска являются колоссальной суммой? Нет, ради ежемесячных двухсот долларов. Смешно. Примерно так же, как участковый в смокинге.
Надо ехать в Новокуйбышевск и выяснять все на месте.
Хан
Много лет назад, когда они в школе проходили Крестовые походы и религиозные войны, Хан спросил отца:
- Папа, а ты мусульманин?
- Нет, - удивился Керим Джангирович.
- А кто же ты?
- Я атеист. Но если бы меня воспитывали в религии, то я, конечно, был бы мусульманином, потому что мои родители, твои дедушка и бабушка, - азербайджанцы.
- А мама кто?
- Наша мама тоже атеистка, - засмеялся отец. - Ты хочешь знать, кем она могла бы быть, если бы верила в бога?
- Ну да, - кивнул мальчик.
- Давай подумаем. Наша мама родилась в Москве, но ее родители жили на Западной Украине, там очень много католиков, но и православных много, так что пятьдесят на пятьдесят. Она могла бы быть католичкой, а могла бы исповедовать православие. В любом случае она была бы христианкой. Почему тебя это интересует?
- Хочу понять, какая религия лучше. Пап, а что лучше: христианство, иудаизм или мусульманство?
Керим Джангирович посмотрел на сына с удивлением, но и с одобрением.
- А вот скажи мне, какой цвет лучше, красный или желтый?
- Ну… - Хан задумался. - Наверное, красный.
- Почему?
- Он мне больше нравится. Представляешь, красная спортивная машина, «Феррари» или «Порше»…
- Сынок, - перебил его отец, - ты подменяешь понятия. Я ведь не спросил, машина какого цвета тебе больше нравится, я спросил: какой цвет лучше. Просто цвет, сам по себе, безотносительно к машине и к твоим личным вкусам. Не торопись, если у тебя нет готового ответа - подумай немного. Когда надумаешь - скажешь.
Хан думал минут тридцать. Ходил по квартире, листал многочисленные альбомы по искусству, рассматривал висящую в шкафу одежду. Ему очень нравилась мамина бирюзовая блузка, и он подумал было, что бирюзовый цвет - самый лучший, он так радует глаз, от него на душе становится как-то празднично. Но, с другой стороны, вот висит папин костюм, и если бы он оказался таким же бирюзовым, как мамина блузка, это выглядело бы нелепо. Папин костюм - темно-серый, и это совершенно замечательный цвет. Или вот в альбоме репродукция «Подсолнухов» Ван-Гога, желтый цвет такой красивый, такой солнечный, а хотел бы он, Хан, чтобы его комната была оклеена обоями такого цвета? Нет, не хотел бы. И темно-серых обоев он не хотел бы, слишком мрачно. Он снова поглядел на мамину блузку, представил себе комнату с ярко-бирюзовыми стенами и подумал, что через три дня сошел бы с ума. Так какой же цвет лучше, а какой хуже? Как их сравнивать, по какому критерию? Один цвет лучше для женской блузки, другой больше подходит для мужского костюма… Головоломка какая-то. Как ни напрягал Хан мозги, ответа на вопрос он так и не нашел и понял, что отец его «развел», что его вопрос был очередной проверкой на сообразительность. Тестом.
- Папа, я думаю, красный ничем не лучше и не хуже желтого, - заявил он. - Красный - это красный, а желтый - это желтый. Просто они разные.
- Умница, - Керим Джангирович просиял радостной улыбкой. - Ты совершенно прав, сынок. А теперь вспомни, что ты спрашивал насчет религий, и считай, что ответ ты получил. Ни одна религия не лучше и не хуже другой, просто они все разные.
В тот раз обсуждение темы «лучше - хуже» на этом и закончилось. Но отец и сын к ней вернулись, когда Оксана ушла к Аркадию.
- Неужели он настолько лучше меня, что можно было забыть все те годы, которые мы были вместе? - глотая слезы, твердил Хан. - Ведь десять лет, пап, десять лет! Мы никогда не расставались, только на время летних каникул, и то не всегда. Или ты, или Ксанкины предки старались достать по две путевки в лагерь, чтобы мы ехали вместе. Ну что, что в нем есть такого, чем он лучше?