Нет, Хан не мстил. Он просто хотел довести дело об убийстве Андрюхи Полякова до логического конца. Он понимал, что рано или поздно настанет момент, когда люди Ворона допустят наконец такую ошибку, при которой их ментовская «крыша» окажется бессильной. И вот тут пригодится любая информация, чтобы все они получили по заслугам. Чем больше такой информации, тем лучше. Даже если ее невозможно пришить к делу, она здорово облегчает процесс получения показаний. Это Хан знал по собственному опыту. Люди частенько теряют уверенность в себе и самообладание, когда следователь во время допроса вдруг проявляет странную и необъяснимую осведомленность о том, с кем человек парился в бане два года назад, сколько бутылок водки при этом было выпито и какого фасона купальник был надет на приглашенной девице. Как только создается впечатление, что за тобой следили уже давно и фиксировали каждый твой шаг, лгать становится все труднее и труднее.
Хан не мстил. Он всего лишь делал свое дело. Мог ли он сделать его как-то по-другому, чтобы сегодня все случилось не так, как оно случилось, чтобы глупенькая, доверчивая, ни в чем не виноватая Танечка не убивалась по погибшему мужу? Ответа он не знал.
Он открыл ящик стола, достал фотографию Андрюхи Полякова, улыбающегося, веселого, такого живого, и долго смотрел на нее.
- Вот так, Андрюха, - произнес он вслух. - Вот такие дела. Я сделал все, что мог. Прости, если что не так.
Положил фотографию на место, вынул из сейфа початую бутылку водки и сделал большой глоток прямо из горлышка. Потом снова уселся за стол и застыл, обхватив руками голову.
Он чувствовал себя виноватым перед всеми. Ему было жалко Таню. И очень горько.