Надо сказать, что на этих беглых набросках район Коджи-бей был представлен обобщенно. В частности, «выпал» покрытый льдом участок в двадцать пять километров между точкой крушения и Команчи-бей. Эта очевидная географическая неточность долгое время ставила под сомнение всю информацию, которую предлагала историкам рисованная карта.
Для того, чтобы лучше разобраться в ситуации, Джим, лейтенант-коммандер Роб Такер и я забрались на вершину скалы на окраине базового лагеря. Мы пытались представить себе маршрут, выбранный Джоном Притчардом, когда он летел от места крушения «PN9E» к Коджи-бей. По-видимому, где-то совсем недалеко отсюда с самолетом случилось непоправимое.
Здесь, посреди снегов, было намного легче вообразить, как все произошло, и от такого «эффекта присутствия» пробегали мурашки по спине. Вот маленький биплан поднимается в воздух, вот он летит над белой равниной и поворачивает в сторону Команчи-бей, а впереди все застилает снежный буран, и делает невидимым ледяной холм – роковое препятствие на пути самолета к цели.
Джим все продолжал думать о карте Бальхена.
– Фотографий места крушения у нас нет, – рассуждает Блоу, – а потому этот рисунок – самый достоверный документ, ведь он нарисован человеком, который видел разбившуюся машину своими глазами. Чем больше я изучал другие карты и спутниковые снимки этого района, тем более удостоверялся, что поставленный Бальхеном крестик – лучшее свидетельство, на которое нужно опираться, пытаясь восстановить обстоятельства произошедшей в тот день катастрофы. Мы, конечно, должны принять во внимание движение ледника, но, находясь здесь, стоит тщательно соотнести наши поиски с указаниями Бальхена.
То, что на карте никак не отражен большой кусок ледника, Джим объяснял следующим образом:
– Думаю, он сознательно «упустил его из виду», чтобы не перегружать картинку ненужными деталями. Для него важно было сконцентрировать внимание на том, где лежал самолет.
Позже мы с Джимом прошли около километра до конца гряды-нунатака, чтобы посмотреть на изрезанное трещинами «поле», на котором располагалась точка поисков Essex-3 примерно соответствующая «Х» у Бальхена.
Джим, имеющий солидный летный опыт, забирался на скалы и пытался представить, что случилось с Притчардом.
– Вот он летит к фьорду, вот запрашивает магнитную ориентировку и пытается поймать сигнал с корабля, – тут он махнул рукой в сторону скал у кромки воды. – Думаю, он получил сигнал «Нортленда». Притчард видел верхушки этих скал и, преодолев их, собирался добраться до залива.
Тут мой спутник вытащил свой айфон и попробовал с помощью цифрового компаса определить координаты Команчи-бей. Прибор показал, что от того места, где мы находимся, бухта находится как раз по курсу в 115°. А ведь именно такую ориентировку передавал радист «Нортленда» Притчарду.
– Итак, 115°, – продолжил Джим. – Джон направлялся к тем скалам, но на пути возник, вероятно, вот этот заметенный снегом склон высотой метров тридцать. Наверное, различить преграду из-за плохой видимости было невозможно. Интересно, если крушение произошло именно здесь, куда он мог переместиться вместе с ледником за эти семьдесят лет?
Также Джима порадовало, что район, в котором мы находимся, соответствует тому, как описывали место катастрофы очевидцы. Они говорили о том, что самолет лежал посреди обширной равнины с небольшими снежными холмами примерно в километре от воды. Высокая ценность сведений, перенесенных Бальхеном на карту – вот предмет, в отношении которого сходились мнения Джима и Лу. В течение нескольких месяцев Лу твердил мне, что точка Essex-3 совпадает с указаниями исторического документа, а потому заслуживает особого внимания.
При этом оба, и Лу, и Джим, понимали, что аномалия, зафиксированная радаром в глубине ледника четыре года назад, может оказаться не более чем озерцом подтаявшей воды или скрытой расселиной. И потом, даже если Бальхен точно отразил то, что видел в 1943 году, движение ледника могло унести обломки самолета на километр и более в любую сторону – в точку Essex-1, Essex-2 или туда, куда указывали новейшие исследования CRREL – в точки А, В или К.
Пока Яана не пройдет с наземным радаром по всем вероятным районам и пока прибор не зафиксирует мощную аномалию, по очертаниям похожую на разбившийся биплан, все остальные рассуждения остаются не имеющими серьезного веса спекуляциями.
Практически сразу, как Яана сошла с вертолета, ее «привязали» специальным страховочным тросом к членам группы безопасности. Все ее передвижения по льду страховали Джон Брэдли или Фрэнк Марли. Для начала эта троица должна была пройти по леднику с GPS-ресивером, который привез с собой Джон, и отыскать по заданным координатам точки, где будет вестись поиски.
Найдя нужную ширину и долготу, необходимо было отметить ее оранжевым флажком. Туда предстояло вернуться с радаром, чтобы просканировать заданный участок.
В какой-то момент к этой группе присоединился еще один отвечающий за безопасность член экспедиции – Ник Брэттон. В своем дневнике он описал, как поразил его ледник Коджи-бей. «Первую вылазку я сделал с большой осторожностью. Я много раз бывал на разных крупных ледниках, но этот радикально отличался от всех них. Трудно описать словами, какой он огромный. Он простирался от лагеря на север и на запад, и его невозможно было охватить глазами». Ника беспокоило, что лагерь находится в «пограничной зоне», где снежный покров превращается в ледниковую корку. Это была непредсказуемая территория. И об этом говорилось в дневнике: «Многие расселины хорошо различимы, но они заполнены снегом, так что сложно оценить, насколько они глубоки и насколько крепки образовавшиеся поверх них мостки. А сколько здесь незаметных трещин, вообще никому неведомо. Однако именно они наиболее опасны. Люди не падают в расселины, которые видны. Именно замаскированный провал может стоить человеку жизни».
На второй день пребывания на леднике, 24 августа, в пятницу, сразу после обозначения флажками основных точек, Яана начала работать с радаром.
Первыми по плану были точки Essex-1 и Essex-2, а также точка К, которая располагалась между двумя предыдущими. Яана топталась на месте, делала несколько шагов вперед, а потом назад, таща за собой по снегу длинную антенну, напоминающую хвост дракона. При этом она все время посматривала на экран, располагавшийся на контрольной панели, висящей у нее на поясе. Замечая что-то необычное, она разворачивалась, шла обратно и сканировала участок еще раз. Прибор также имел функцию записи данных, так что можно было перекачать их на компьютер в базовом лагере и более тщательно проанализировать.
Яана пояснила, что получаемое изображение представляет собой коническую проекцию слоев ледника и лежащих под ним скал более чем на тридцать метров вниз. Любые инородные включения прибор отображает в виде так называемых гипербол, которые для неподготовленного глаза выглядят наподобие желтых арок – логотипа McDonald’s.
Проблема заключалась в том, что и скрытая в глубине трещина во льду, и, скажем, обломки самолета-амфибии времен Второй мировой могут давать похожие гиперболы.
Чтобы отличить просто пустоты от предмета наших поисков, нужен опыт и профессионализм специалиста.
Проверяя первые перспективные точки, Яана двигалась по прямой, иногда немного отклоняясь от маршрута, чтобы обойти расселины на поверхности ледника. Однако на участке, где может находиться биплан, она и ребята, отвечающие за безопасность и работающие с ней в связке, старались по возможности двигаться строго вдоль намеченных линий, чтобы равномерно просканировать территорию. Так они и перетаптывались по хрусткому снегу, шаг за шагом исследуя каждый квадратный метр ледника на глубине.
Когда Яана, Фрэнк и Джон вернулись в тот день к обеду, весь лагерь встречал их с большим энтузиазмом. В штабной палатке Яана перенесла данные с радара на свой ноутбук и еще раз просмотрела их. Ничто не напоминало обломки самолета. «А ведь точки, которые она прошла, считались самыми многообещающими», – разочарованно вздыхали участники экспедиции. Кто-то постоянно приходил в штабную палатку и с надеждой расспрашивал Яану о том, что она увидела, изучая сканы более пристально. Поняв, что пока ничего интересного нет, Лу горестно заявил:
– Мне хочется самому пойти туда и поискать. Где-то же он есть, этот самолет! Хоть вызывай духов Притчарда, Боттомса и Ховарта, чтобы они помогли нам отыскать их тела.
Ник еще больше обеспокоился вопросом безопасности, когда взглянул на полученные Яаной данные. Под тем, что снаружи казалось прочным слоем льда, радар выявил трещины разной глубины. «Меня это безобразие ужасно волнует, – записал он в дневнике. – Тут никак не подстрахуешься. Разве что можно шагать быстрее».
После обеда по лагерю прокатился слух: GPS-навигация работает некорректно. Это значит, что, вероятно, неправильно определены точки поиска. С одной стороны, новость приятная. Может, сканирование с помощью радара, проведенное в других местах, принесет бо́льшие плоды. Но как же мы отыщем эти места, если нельзя положиться на GPS? Достаточно сдвинуть участок поиска даже на тридцать метров от заранее намеченной области, и все усилия окажутся пустыми. С тем же успехом Яана может просто бродить по всему леднику, иногда поглядывая на экран прибора. При таком подходе наши шансы найти биплан столь же вероятны, как если бы нужно было попасть в яблоко на голове у Лу, стреляя из лука с завязанными глазами.
Новость о неисправности GPS быстро распространилась и привела всех в волнение. Джим возмущался, что мы все слишком полагались на небольшие личные навигационные приборы, в то время как два высокотехнологичных аппарата от компании Trimble лежат никем не востребованные в штабной палатке.
– Мы столько говорили о том, что для нашей миссии нужны передовые технологии, но при этом никто не знает, как обращаться с продукцией Trimble!
Лу думал, что Яана или Бил знают, что с ними делать. Но оказалось, что никто из них в руках такого не держал. Так что на тот момент мы были вынуждены положиться на личные навигаторы, а они, как оказалось, ненадежны. Так, например, прибор Джона Брэдли помещал точку Essex-2 на скалистый склон, а другие аппараты указывали, что она находится на открытом пространстве ледника.