Сегодня хорошо пообедали. Консервированный литовский борщ с колбасой и копченая селедка с картошкой на второе. Бутылка восемнадцатиградусного «Прибрежного», которого я раньше никогда не пил, пахнущего чем-то неуловимо. И на третье, конечно, чай.
Так мы стараемся выравнивать наш бюджет, Вера затевает купить еще какой-то шкаф или секцию в прихожую. Мне кажется, что это будет не так уж хорошо. Займут мой уголок на полу, последнее место, где я скрываюсь, когда все в доме займутся своими делами. Опять обычный зимний бессолнечный день с прозрачным воздухом. Холодно. Ночью начинается ровное и сразу незаметное гудение и завывание ветра. В газете описываются последствия циклона в Мозамбике. «Люди по нескольку дней провели привязанные к верхушкам деревьев». Пишут, что долго придется восстанавливать разрушенную систему водоснабжения. Собирают в Мапуту вещи для пострадавших и сравнивают это с ташкентским землетрясением.
У нас день проходит совсем спокойно. Верочка приносит заказы: ветчину в прямоугольных банках, шпроты. Все продают к восьмому марта. Вместо плохого чая в заказе болгарский консервированный компот. Я советую ей побольше купить литовского борща, так как его очень просто готовить и у нас останется больше времени для поддержания чистоты в доме. Выпиваю вторую чашку, чайник стоит накрытый ручным махровым полотенцем и не стынет. Под «Прибрежным» успеваю до двенадцати выспаться два раза. Впереди ночь. Под чифиром время проходит незаметно, успеваешь остыть, походить, полежать и согреться и снова пора вставать. Если перед двенадцатью много освещенных окон, то к часу уже их совсем мало, но люди еще маячат на остановке, здесь, в отдаленном районе, транспорт действует допоздна.
Первое марта, ноль градусов, на дорогах выпал снег, ветер юго-западный до двадцати метров в секунду. У нас в Купчине снега не было, третий день подтаивает. Радио не нужно включать, а то возникает стереоэффект. С другого этажа слышно все слово в слово. В Афганистане за два последних месяца зафиксировано десять толчков разной силы. Красный Крест передал им медикаменты и палатки. Многие остались без крова.
Второго марта день был, по воспоминаниям, пасмурный и на редкость однообразный. Заметил только, что снег под окнами не сияющий, искрящийся, как в солнечные дни казалось, когда больно выглядывать на улицу, а весь в серых, как и сказать не знаю, налетах каких-то сажи, грязи и пыли, как будто пасмурность погоды резче подчеркивает тени на поверхности земли. Началась метель, слабая, но протаявшие дороги покрылись новым снежком. Потом шел уже не то снег, не то дождь. В ночь, когда был тут сильный ветер, снесло часть крыши с иезуитского подворья на канале Грибоедова, значит, порывами был ветер очень сильный. Так говорят, другие люди подтверждают, сам я не проверял, конечно, так ли это. Второго было землетрясение под Краснодаром, в ауле Джиджихабль, о силе толчка в эпицентре не пишут, как и о жертвах и разрушениях, но в Краснода- ре 4–5 баллов отмечено. Это уже не дальний свет, ближе к нашим краям. Еще меньшая по размеру заметка об атомном испытании в штате Невада. Не могу ничего об этом дне вразумительного сказать. Выходил из дома, пил пиво. Третьего утром потошнило от чифира, с пивом не связано. Пил и третьего, даже больше, ездили с Кирой на Ленинский проспект в магазин. Раньше никогда этим маршрутом не ездил, вообще места для меня новые, раньше в Дачном был всего пару раз. Проезжаем мимо железнодорожной платформы на Балтийской ж. д., я говорю, далеко от дома забрались, но Кира поправляет, что от нашего недалеко, ехали прямо без пересадок с полчаса. Купили впрок мяса и поехали обратно, разговаривая обо всяких вещах, в частности о книгах. Прочел «Между собакой и волком», показалось очень интересно, но страшно мрачно и не понять, о каких временах идет речь. Да это и неважно. Читал ночью, прочел быстро, потому что много места занимают стихи. День снова ветреный, солнце светит сквозь тучи, больше похожее на утреннюю луну. Неприятно на улице, но есть то преимущество, что в такую погоду люди только пялятся, в худшем случае, друг на дружку, а заняты собой, своим неудобством. Никто ничего не скажет, хотя перед выборами широко продается вино, «Мускат» и «Мадера» дагестанская и «Советское шампанское». Подгулявшего народа, несмотря на это, немного, только у ларька заметны личности, но от холодного ветра и они совеют как-то, видать, своя рубашка ближе к телу. Оба дня помогал маме спорадически по хозяйству. Верочка ночевала у своих.
Весь маршрут, я опять про поездку, смотрел в окно, хоть и исключительно новый район, но интересно. В автобусе тесно, и будь окна замерзшие или безнадежно грязные, это напоминало бы какой-то другой день и другой маршрут, а так замечаешь все же какие-то особенности. Кира говорит, что на этом пути есть кафе «Старые годы», я не обратил внимания, старался ничего не пропустить связанное с ж. д. Тут она расходится двумя ветками на Гатчину и на Сиверскую, вот это место и приметно. Вокруг домов даже нет, пустота, а дальше, в глубине кварталов, пятиэтажные дома выкрашены желтой краской. У нас этого нет. Вообще, архитектура чем-то от купчинской отличается, с непривычки кажется какой-то немецкой. Вечер проспал. Завтра выпьем вина, вот день и выделится немного. Надо уже готовиться к восьмому марта. Может быть, соберемся к Герте Михайловне, тогда Кира успеет мне передать книги, я просил Су Дун-по и одну об индийской мифологии, он советовал почитать, я глянул у него, в самом деле интересная, но тогда не взял. Не помню ни названия, ни автора. Какой-то англичанин. Посмотрим. Но, может быть, никуда и не соберемся, это все еще неопределенно. Куда определенней ночной чай и записи. Слушаю в темноте Канновера и даже задремываю, такой сладкий джаз, какой-то дублинский гитарист, а квартет канадо-американский. Позже слушать нечего, ничего не слыхать, и перехожу на кухню, разводить эти тары-бары с самим собой. Сидеть на свежем воздухе приятно и чай пить приятно. Не забыть Вере сказать, чтобы батон купила, когда пойдет выбирать, а то белый хлеб кончился. Вообще, перед праздником образуется много пищевых отходов, приканчиваем консервы, и мне приходится вытаскивать в мусоропровод больше чем обычно всякой ерунды. Хлеб бы тоже был должен я покупать, да уж в праздник, ладно, она справится. Сегодня, кстати, погода ли, что ли другое, но за пивом очереди под вечер нет, выпил походя кружку. «Иверия» и армянский портвейн продаются свободно не то третий, не то четвертый день, это так непохоже на нас. Что же, краснодарское землетрясение уже можно бы и отметить как-то, как из ряда вон выходящее. Никакого предмета памятного под руки не попадается. Ни книги никакой об Краснодаре. На днях мама вспомнила, что у нее хранится детская фотокарточка папы в башлыке, с сумкой через плечо, якобы это он снят, идет с краснодарского базара, году, может, в семнадцатом. Но там уже есть родственники у Вериных сослуживцев, да и вообще связь с этим городом непосредственная, не то что с Чаткальским хребтом. У каждого что-нибудь с Краснодаром да связано. Был там, проезжал, кто<-то> останавливался. Я много слышал от папы о тех местах и, хотя не помню слов, но общего чувства не забыть, не передать. Как и вообще его рассказов о Кавказе, Афганистане, Кубани, etc.
Перечитываю «Дао Дэ Цзин». Успеваю за раз весь его прочесть, но дня через четыре-пять беру снова. Так я и до Конфуция доберусь. Однажды я его прочел в Гатчине, в Никольском, в больнице, быстро очень, без комментариев, и мне показалось, что перевод очень гладкий, даже нарочито гладкий какой-то. А вот за Мо-цзы я не принимался. Что-то удерживает пока, но если книги будут у нас храниться, то доберусь и до Чжу Си. Не все же слушать, как на кухне Вера читает вслух детективы. Мне мерещится, что как детективный жанр развился, так появляются книги о землетрясениях, со своими законами жанра и т. д. Упованием на это и живу. Мне кажется все, что это хотел мне сказать Володя Пятницкий. Что будь у него такие образа, он бы повесил их и еще повыше, туда, где нельзя ни руками потрогать, ни нос сунуть. Может, я ошибаюсь, мне бы хотелось понимать его поточнее. Смысл тот, да, все же, сочувствия своим мечтам я не нахожу. Ничего и так. Папа приучил одному стоять за свое все и не уступать никому в главном. Так и нужно жить, а память медленно оборачивает то одной стороной, то другой разные события уже моей жизни. Как я копья ломал из-за никарагуанского землетрясения, старался Яр. Влад. доказать, что сижу уже за революцию, а во время срока произойдет еще только разрушительное землетрясение там и что по степени причиняемого ущерба эти народные восстания только с ними и сопоставимы. И так оно и было. Землетрясение в семьдесят втором, стершее Манагуа, революция в семьдесят девятом. Ну, эта сотрет и что осталось. Он тогда, как меня увидел после освобождения, сказал, что «это меняет дело». Но это слишком неопределенно было сказано. Правда, при этом была Мила, но теперь мы с ней никаких отношений не поддерживаем. Так и пропала за ней книга о религиозном отречении. Неудобно, но где ее взять, она бэби нянчит, подъехать мне к ней никак. Странно, что и эта молодежь тащит книги, мне казалось, что это бы должно с нами, с Лешей Хвостенко и его возрастом пройти. Вот уже Кира ничего себе подобного бы не позволил, а эти, значит, более разбитные, чем им на роду написано. Или я ошибаюсь и мне так кажется. В наше время было модно пропивать чужие книги и свои, но ничего кроме запоздалых сожалений это не вызывает. Потом я столкнулся с серьезной и иной постановкой этого дела. С куплей-продажей книги в больших масштабах. Но и тут, хоть как против такового предприятия и не найдешь что сказать, я смотрю – кого. Вот так же вообще, раз Яр. Влад. сказал, что «Книгу так любить нельзя». Я с этим не согласен. Был и есть. А буду ли, поживем – увидим. Легко пишется. Как бы снимаются какие-то ограничения, которые ставил себе. Буду считать, что я так опредмечиваю наш Краснодар.
Темно на улице, гомон в доме стих, я один хожу и рассуждаю о будущем.
Когда в январе восемьдесят четвертого года я задумался о прогнозах на будущее, мне показалось, что дальше прогноза нет, весь он исчерпан. Может, в этом и пафос Оруэлла, что дальше восемьдесят четвертого и заглянуть не удается? А я писал, что и дальше семьдесят четвертого уже можно говорить о том, что тут будет только в плане футурологического, как я его понимаю, прогноза. «А вообще-то и нет», – сказал бы Яр. Влад. И вот попробуй пойми, к чему бы его слова подошли? Видать, без кровной связи авторитеты не такие уж авторитетные. Будем считать, что это была манера выражаться. Я хожу и пытаюсь неосознанные предчувствия поднять до уровня сознания. В этом есть что-то от попытки