[320], что может позволить себе беззаботность, сообщающую его облику некое мрачное очарование. И снимок Перл Уайт[321], полученный от нее весной, когда она охапками скупала парижские ночи. Будут предложения от участников торгов? Нет? Каморка на чердаке, Эсси.
Лот № 3. Порнографическая статуэтка, с огромным трудом приобретенная двенадцать лет назад во Флоренции. «Une statue sale», – нет, не «грязь этакая», а имеется в виду, что мы эту вещь продаем[322]. Имеются небольшие повреждения – ваши ставки, господа? Ладно, захвати и это с собой, Эсси, когда пойдешь наверх. Просто позор, учитывая, сколько сладострастных жестикуляций пришлось совершить, чтобы заполучить этот шедевр.
Лот № 4. Два бронзовых бюста – Шекспира и Галилея, с их помощью родственники надеялись принудить нас к оседлой жизни. С некоторой натяжкой годятся для оформления камина, но как подставки для дров малоэффективны. Ваши ставки? Ну и ладно. Эсси!
Лот № 5. Бочонок. Содержимое обошлось нам во время бума в добрую тысячу долларов. Щербатый керамический чайный сервиз, уже ради него одного стоило съездить в Венецию – было бы глупо не купить хоть что-то на той базарной толкучке, устроенной в перистой тени платанов. Мы уже и не знали, что бы нам такого выпить; жара сообщала ландшафту призрачную белизну; холмы пахли жасмином и потными спинами работяг, мостивших дорогу.
Перечница и солонка в виде двух стеклянных автомобилей; похищены из кафе в Сен-Поле[323] (Приморские Альпы). Кража прошла незамеченной, потому что за соседним столом сидела Айседора Дункан, это был один из ее последних выходов в свет. Она стала слишком старой и толстой, чтобы волноваться, принимают ли люди ее теории относительно жизни и искусства, и самым аристократическим образом топила мировую скорбь в теплом шампанском. Деревенские собаки тосковали под недозрелой, изнуренной августовской луной, и длинные тени вдоль улочек-лестниц Сен-Поля складывались, как мехи аккордеона. Мы расписались в книге почетных посетителей.
Пятьдесят две пепельницы – все очень простенькие, потому как Хергсхаймер предостерегал нас от лишней претенциозности[324] в обустройстве дома, если не имеется лишних денег. Набор бокалов для коктейлей с изображениями петухов, стершимися с обеих сторон от частого мытья. Карл ван Вехтен[325] привез нам шейкер им под стать, но письмо о его прибытии где-то затерялось, никто не знал, где хранится почта, в доме было так много комнат, двадцать или даже двадцать одна. Две забавные вазочки, выигранные в парке аттракционов. По пути домой мы прихватили гадалку, та перебрала спиртного и повторяла строфу из Вейчела Линдсея[326] с целью изгнания злого духа из нашего особняка. Фарфор, фарфор, фарфор, сервиз из четырех, из пяти, из девяти, сервиз из тринадцати предметов. Есть ставки? Слава богу! Волоки это добро на кухню, Эсси.
Лот № 6. Клетчатая шаль, подаренная Кармел Майерс. Слегка потрепанная от долгой службы в качестве скатерти и упаковочной тары для фарфоровых свинок и собачек, собравших всю мелочь из карманов прошлогодних пальто. Одно из прекраснейших впечатлений от поездки в Венецию – воспоминание о римских съемках Кармел в «Бен-Гуре»[327] на картонных аренах, более грандиозных, чем настоящие античные. Гонг, одна штука. Ни малейших догадок о том, для чего он или почему мы его купили. Колотушка отсутствует. Как бы то ни было, он сделан в виде китайской пагоды и навевает мысли о далеких путешествиях. Латунные безделушки: шаткие подсвечники в колониальном стиле с ножками, унизанными маленькими колокольчиками, они звенят, когда ты ходишь с таким подсвечником в руке по дому, подобно Беатрисе Эсмонд[328] или леди Макбет. Два фаллических символа, купленные у одного археолога. Немецкая каска, найденная в окопах Вердена. Шахматы, одна штука. Мы играли в них каждый вечер, пока не начали ссориться по поводу умственных способностей друг друга. Два фарфоровых кюре из Веве. Фигурки снабжены пружинами и сладострастно кивают над бутылками вина[329] и корзинками с провизией. Куча битого стекла и фарфора, эти осколки незаменимы, чтобы утыкивать ими поверху ограду усадьбы. Порядок, Эсси, продолжай в том же духе – там еще полно места, если знаешь, как правильно его использовать.
Лот № 7. Содержимое старого армейского сундука. Величайшая тайна – куда пропадают нафталиновые шарики, а моль, конечно, предпочитает дорогие сердцу и незаменимые вещи, такие как старая армейская форма. Пара белых фланелевых костюмов, приобретенных на первый литературный заработок – тридцать долларов от старого доброго «Смарт сет», когда в нем еще заправляли Менкен и Нейтан.[330] От души полакомилась моль и веером с синими перьями – гонораром за первый рассказ в «Сатердей ивнинг пост»[331]; этот подарок по случаю помолвки хранится вместе с первым букетиком орхидей, украсившим корсаж некой девушки с Юга. Останки веера снимаются с торгов. Унеси это, Эсси.
Лот № 8. Первый резиновый пупс дочери. Живот прилип к спине, и вообще, вся кукла слишком липкая, чтобы дожидаться внуков. Кольцо для младенца, у которого режутся зубки, в хорошем состоянии – ни разу не использованное. Ваши ставки? Ну пожа-а-алуйста!
Лот № 9. Лыжные штаны. Гарантированно напомнят разоренному путешественнику голубые заснеженные склоны и вершины в швейцарском кантоне Юра, раблезианские головы сыра, подаваемые пастухами в цветастых бархатных жилетах; звон колокольчиков и запах кофе, струящийся над снегами из открытых дверей шале, звуки йодля и меланхолические бемоли, выдуваемые из длинных рогов; талый снег с крыш хижин вместо питьевой воды – все это спрятано глубоко в карманах штанов, даже поезда, нелогично врывающиеся в свирепо-алые зимние рассветы, штабеля лыж и обертки от шоколадок фирмы «Гала Петер». Есть предложения? Ну-ка, Эсси!
Лот № 10. Хлопковые купальные плавки, полные средиземноморского жара и неги, куплены в матросском квартале в Каннах. Шикарные тряпки для пыли, но не годятся для американского пляжа. В настоящее время в них завернут наш арсенал: дамский пистолет двадцать второго калибра, который может даже выстрелить, если пристально на него посмотреть, кавалерийский карабин с гравировкой «Семь сосен»[332], дядиной фамилией и несколькими подозрительными зарубками, старенький тридцать второй и полицейский тридцать восьмой калибр. Вообще-то, мы собираемся сберечь наш арсенал и даже не прочь прикупить по дешевке подержанный автомат. Унеси это прочь, Эсси!
Лот № 11. Еще один бочонок, доверху набитый крышками от самых разных предметов – сахарниц, судочков из-под горчицы, красивенькие яркие крышечки для баночек, которые, верно, были своего рода шедеврами. Полюбуйтесь на эту прекрасную крышку от чаши для розовых лепестков с инкрустацией из розовых бутонов: подумать только, розовая чаша для розовых лепестков! А вот крышка изящной вазы для горячего шоколада от Тиффани, этот сервиз был одним из первых свадебных подарков. Он простоял на трюмо в «Билтморе» весь наш медовый месяц рядом с увядающей лилией. Дождливыми днями мы прикладывались ухом к кирпичной кладке и слушали музыку из «Ночной лодки»[333], и плач ее летал от одной стены отеля к другой. Ваши ставки? Возможно, вон тот джентльмен? Ну, нет так нет. На помойку все это, Эсси!
Лот № 12. Костюм, настоящий Пату[334]. Первый предмет гардероба, купленный после свадебной церемонии, и моль опять-таки сожрала, причем несимметрично, ворс на заднем полотнище юбки. Пятнадцать лет костюм хранился по сундукам во имя нашего принципа не выбрасывать вещи, которыми никогда не пользовались. Как хорошо – да что там, какое огромное облегчение, что теперь он пришел в негодность! В тот день, когда был приобретен костюм, Пятая авеню была испещрена солнечными пятнами, и было так странно записывать эту покупку на счет Скотта Фицджеральда. Вещичка была в стиле Жюстин Джонсон[335] (этот стиль и сегодня не утратил привлекательности), но было целиком очевидно, что покупательница лишь пару дней как из Алабамы. Из магазина мы отправились выпить чаю в бар отеля «Плаза». Констанс Беннетт[336] все еще производила фурор и как раз изобрела новый способ танцевать, качая головой наподобие маятника. Мы пошли на «Войдите, мадам!»[337] и довели актеров до белого каления, потому что, сидя в первом ряду, понимающе хихикали в самых неподходящих местах и оглушительно хохотали над собственными шутками. В полночь мы проследовали в ресторан на крыше, чтобы поглазеть на пирамиды из шелка и тафты в шоу Зигфелда[338]. Мы были уверены, что парень, прорвавшийся на шоу, которого потом вытолкали взашей, – настоящий студент-бузотер, до того он был убедителен. В любом случае, спасибо, моль. Сгодится это тряпье тебе на что-нибудь, Эсси?
Тут же и белый свитер, от которого просто-таки невозможно избавиться, хотя спереди он штопан-перештопан, а на спине нитки выщипаны, чтобы чинить изношенные места; в этом свитере были написаны три книги, когда по вечерам в доме после жары наступала холодина. Шестьдесят пять рассказов прошли сквозь эти петли! Его не отстираешь и за сто лет – как и английские носки из гаргантюанской шерсти. Мы не можем с ними расстаться – им сносу нет, мы даже думали, что в них потайные двойные пятки. Вспоминается поздний вечер на Бонд-стрит, где мы покупали их в лавочке, выпирающей над улицей, словно квадратный лоб диккенсовского оратора