Какой-то человек искал дом двадцать один сорок пять. Я сказал, что наш – двадцать один двадцать семь, и он ушел.
Слышно, как Шарлотта спускается по скрипучей лестнице. Вот и она. Это тридцатилетняя женщина, хотя выглядит она старше, как я и говорил, с обрюзгшим лицом, но оружия не сложившая. Скажи ей, что после замужества она на девяносто процентов подурнела, и она будет с пеной у рта все отрицать, в то же время свято уверенная, что виноват муж. Зануда и плакса, она ни в чем не уступит. Честно говоря, мне она не нравится, хотя, видит бог, переделывать ее уже поздно.
Шарлотта. Я думала, ты пошел на съезд республиканцев.
Джерри. Я собирался. (Вспоминает о предстоящем визите бэ-у-тэ…) А теперь раздумал.
Шарлотта. Тогда, ради Христа, не порть мне вечер – не приставай. Мне и так тошно.
Оба опускаются в кресла. Шарлотта достает корзину с шитьем, берет из нее мужскую ночную рубашку и начинает ее распарывать. Джерри, уткнувшись в журнал, краем глаза следит за ней. Он с трудом сдерживает себя.
Джерри. Зачем ты рвешь рубашку?
Шарлотта (саркастически). Для смеха.
Джерри. А почему мою, а не свою?
Шарлотта (раздраженно). Я знаю, что делаю. Ради бога, отвяжись.
Джерри (мирно). Я просто спросил. (После долгой паузы.) Меня сегодня обследовали.
Шарлотта. Что?
Джерри. Обследовали.
Шарлотта. А что это такое?
Джерри. Специалист смотрел. У нас всех обследовали. (Со значением.) Вот такую таблицу на меня составили. (Руками отмеривает в воздухе два фута.) Слушай… (Порывисто встает, подходит к Шарлотте.) Какого цвета у меня глаза?
Шарлотта. Откуда я знаю? Вроде – карие.
Джерри. Я им тоже сказал: «карие». А они записали: «голубые».
Шарлотта. Да в чем дело-то? Тебе что, заплатили за это?
Джерри. С какой стати! Это же делалось в моих интересах. Мне прямая выгода от этого. Меня обследовали, ты что, не понимаешь? Теперь про меня все известно.
Шарлотта (в ужасе роняет шитье). Тебя могут уволить?
Джерри (раздраженно). Это производство – что ты в нем понимаешь? Ты когда-нибудь читала «Эффективность» или еженедельник «Организация труда»? Это было что-то вроде осмотра.
Шарлотта. Знаю. Это когда щупают шишки на голове.
Джерри. Это совсем другое! Здесь задают вопросы. Поняла?
Шарлотта. Поняла, только не надо злиться.
Джерри и не думал злиться.
Ты хоть сказал им, что заслуживаешь места получше?
Джерри. На эту тему вопросов не задавали. Дело происходило в одном из отдельных кабинетов наверху. Сначала специалист взглянул на меня волком и сказал: «Садитесь!»
Шарлотта. И ты сел, конечно?!
Джерри. Конечно. Их надо во всем слушаться. Потом был вопрос, как зовут и женат ли.
Шарлотта (подозрительно). Что же ты ей ответил?
Джерри. Это был мужчина. Сказал: «Да». По-твоему, я не женат?
Шарлотта. А что он еще спрашивал обо мне?
Джерри. Ничего. Спросил, какая у меня цель в жизни, я говорю: «Никакой. Или, – говорю, – вы спрашиваете, о чем я мечтал в детстве?» Он говорит: «Ладно, тогда в детстве». Я говорю: «Хотел стать почтальоном». – «А сейчас, – говорит, – вы кем бы хотели стать?» Я говорю: «А что вы можете предложить?»
Шарлотта. Что он тебе предложил?
Джерри. Да ничего. Просто дурачился. Потом спросил, что я делаю в свободное время, работаю ли над собой. Я говорю: «Конечно». Он спрашивает: «Что вы делаете вечерами?» Я растерялся и ляпнул, что беру уроки музыки. Тогда он говорит: «Это не то, вопрос касается железнодорожного дела». И я сказал, что меня так выжимают на работе, что дома я слышать ничего не могу про железные дороги.
Шарлотта. Больше он ни о чем не спрашивал?
Джерри. Нет, были вопросы. Спросил, не сидел ли я в тюрьме.
Шарлотта. Что ты ему сказал?
Джерри. Что не сидел!
Шарлотта. Вдруг он не поверил?
Джерри. Потом спросил еще кое-что и отпустил. Мне кажется, я удачно проскочил. Во всяком случае, пометки о неблагонадежности в моей карте нет, только маленькие кружочки.
Шарлотта. «Удачно проскочил»! Больше тебя ничто не волнует. «Проскочил»… А что толку? Почему не сказать: «Послушайте, пора бы повысить мне оклад». Вот что надо было сказать. Хоть уважать стали бы.
Джерри (мрачно). Были у меня в свое время и цели, и стремления.
Шарлотта. К чему это, интересно, ты стремился? Стать почтальоном? Какой оболтус мечтает об этом в двадцать два года? Хорошо я выбила из тебя эту дурь. Ну и еще одна мечта – когда тебе загорелось жениться на мне. И то тебя ненадолго хватило.
Джерри. На сколько надо – на столько хватило.
Сейчас лучше зажмуриться и не смотреть на сцену.
Всякие у меня были мечты, не беспокойся.
Шарлотта (презрительно). Какие?
Джерри. Были, не беспокойся.
Шарлотта. А все-таки? Неужели выиграть пять долларов в кости в сигарной лавке?
Джерри. Не твое дело. Давай кончим этот разговор.
Шарлотта. Боишься сказать?
Джерри. Не беспокойся, ничего я не боюсь.
Шарлотта. Боишься.
Джерри. Ладно, если тебе хочется знать – я мечтал стать президентом Соединенных Штатов.
Шарлотта (бурно хохочет). Ха-ха-ха!
Джерри неприятно, что он проговорился, но еще неприятнее смотреть, как жена над ним издевается.
И конечно, тебе пришлось похоронить эту мечту?
Джерри. Конечно, я похоронил все мечты, когда женился на тебе.
Шарлотта. Даже мечту стать почтальоном? Прекрасно. Вали все на меня! Да без меня ты бы и этого места не имел, где тебе платят пятьдесят долларов в неделю.
Джерри. Прекрасно, пусть я стою пятьдесят долларов в неделю, зато такой жене, как ты, красная цена – тридцатка.
Шарлотта. Что ты сказал?!
Джерри. Я совершил страшную ошибку, что женился на тебе.
Шарлотта. Прекрати сейчас же! Чтоб ты сдох! Чтоб тебя похоронили! Чтоб тебя кремировали! Хоть тогда немного отдохну.
Джерри. Где? В богадельне?
Шарлотта. Туда я так и так попаду.
На самом деле Шарлотта не то чтобы очень сердится. Это самодовольная и уверенная в себе особа, и ее немного раздражает неожиданная строптивость мужа. Она знает, что Джерри всегда будет ее подкаблучником. И ссору эту она разыгрывает невсерьез – только чтобы избежать ежевечерней скуки.
О чем же ты думал до свадьбы?
Джерри. Поди подумай, когда ты мне на голову села.
Под чьими-то неверными шагами скрипит лестница. В комнату, пошатываясь, вступает папа – отец Джерри, по имени Хорейшо.
Папа родился в 1834 году. Для своих восьмидесяти восьми лет он неплохо сохранился, если было, конечно, что сохранять. В свое время он, наверное, был инициативнее Джерри, однако в жизни не преуспел и последние двадцать лет неудержимо слабеет рассудком. Пенсия ветерана Гражданской войны дает ему призрачную независимость, и на Джерри (которого он по-прежнему считает мальчишкой) и Шарлотту (ее он недолюбливает) он посматривает как бы с заоблачных высот. Он мало читал в молодые годы, зато теперь погрузился в чтение Ветхого Завета и духовной литературы и целыми днями просиживает в библиотеке.
Папа – мелкий сморщенный старикашка, заросший до полного сходства с французским пуделем. Близкая слепота и почти полная глухота усиливают впечатление, что он не от мира сего и что за выцветшими пустыми глазками скрывается глубокая работа мысли. Это впечатление от начала до конца ошибочно. Его мозг либо совершенно бездействует, либо переваривает какую-нибудь житейскую белиберду. Папа неспособен даже на мелочные склоки – единственное оружие стариков против час от часу усиливающегося наступления жизни и юности.
Войдя в комнату, он, не глядя по сторонам, тряся головой и шамкая, ковыляет прямехонько к книжному шкафу.
Джерри. Привет, папа.
Папа не слышит.
(Громче.) Ищешь Библию, папа?
Папа (он уже добрел до книжного шкафа и отвечает Джерри, повернувшись к нему всем корпусом). Я не глухой, сэр.
Джерри (решив разговорить старца). Как ты думаешь, папа, кого выдвинут кандидатом на пост президента?
Папа (делая вид, что не расслышал одно-два слова). То есть ты имеешь в виду…
Джерри (громче). Кого сегодня изберут кандидатом, как ты думаешь?
Папа. Тут и думать нечего: величайшим президентом был Линкольн. (Он снова поворачивается к шкафу, всем своим видом выражая, что раз и навсегда разрешил некий тривиальный вопрос.)
Джерри. Я говорю о сегодняшних выборах. Сегодня будут выбирать кандидата в президенты. Ты что, газет не читаешь?
Папа (не разобрав ни единого слова). Хм.
Шарлотта. Ты же знаешь, что он ничего не читает, кроме Библии. Что ты пристал к нему?
Джерри. В библиотеке он читает энциклопедию. (С обличительным пафосом.) Если бы он читал газеты, то во всем бы разбирался и мог высказать мнение. А он молчит, как истукан.
Шарлотта. Да, он не треплет языком целыми днями. Хотя бы на это ему соображения хватает, верно, папа?
Папа не отвечает.
Джерри. Послушай, Шарлотта, никто ничем не треплет. Встречаю вот я человека на улице, и он говорит: «Ну что, кого-то там выдвинули в президенты», а я на это: «Ну, штока… вота…» Что, если я скажу: «Величайшим президентом был Линкольн»? А он мне: «Да уж, всем шишкам шишка».