Юден начал издавать литературу по-фински для народа.
Ренвалль рассказывал, что финны заселили Финляндию с юга, а карелы — между Ладожским и Онежским озерами (по-видимому, тогда, когда славяне основали Новгород) и что первые заняли побережья, а вторые — глубинные районы, так что между обеими группами посреди страны долго жили лопари, как и на Скандинавском полуострове, однако их потом вытеснили на север. Во времена Густава I финны, которые хорошо разбирались в подсечно-огневом земледелии, переселились на Хьёлен[507], чтобы расчистить землю на шведской стороне. Они до сих пор там живут, и их не следует смешивать со старыми ётунами, квенами[508] и т. д.
<3-го> утром меня навестил Норденшёльд, потом я вышел с доктором Хартманом, обедал у архиепископа в большой компании почти всех преподавателей академии. Среди прочих я познакомился с магистром Эрстрёмом, которого сразу же посетил. Позже я опять брал урок у Ренвалля и наконец купил себе библию на финском у архивариуса Библейского общества и пастора Идмана.
<4-го> утром я дома занимался финским, потом был у Норденшёльда. Он минералог, при поддержке Румянцева совершил минералогическую экспедицию по Финляндии. Он проводил меня к адъюнкту Нюкоппу, который оказался приятным и добродушным человеком, финном, но для меня у него ничего не нашлось. Потом к магистру Савениусу, он медик, инсектолог и ботаник, а также патриот Финляндии, по происхождению карел. У него была руна[509], наполовину языческая, наполовину папистская, о происхождении огня, которую поют при ожоге. Потом к Ренваллю. У него я встретил доктора Прютца, который меня пригласил на завтрашний вечер. Потом долго читал. Ренвалль одолжил мне черновую рукопись своей финской грамматики. Савениус и другие финны не были согласны с его идеями, которые показались мне, без сомнения, самыми правильными и наиболее философски продуманными в соответствии с природой языка.
<5-го> рано утром ко мне пришел магистр Эрстрём и всю первую половину дня проговорил о славянской литературе, об Иоакимовской летописи (он полагал, что ее подлинность не следует полностью отвергать[510]) и «Слове о полку Игореве». Также о трех разновидностях русского языка: 1) библейский, сильно грецизированный, 2) летописный стиль, он чище и лучше, <более славянский,> сближается с 3) используемым сейчас русским разговорным стилем <, в котором есть заимствования из других>.
Вечером я отправился с Ренваллем к доктору Прютцу, зятю архиепископа. Там собралось большое общество. С профессором Фаттенборгом я говорил о греческом, с другими в основном об Исландии и о финском. У Ренвалля я закончил первую главу Луки, которую также повторил поздно вечером, вернувшись домой. Во второй половине дня ко мне ненадолго зашел доктор фон Хартман.
<6-го> утром ко мне приходил Нюкопп, который привел с собой лектора Оттелина, что было очень интересно. Он обещал мне рекомендательное письмо к Гиппингу в Петербурге и посоветовал мне поехать другим (верхним) путем через деревни. Потом я купил «Мифологию» Ганандера[511], финский псалтырь, катехизис и альманах, посетил магистра Савениуса и заручился обещанием по поводу словаря Юслениуса. Потом был у Ренвалля.
<7-го> ко мне зашел Оттелин; Савениус принес мне экземпляр Юслена[512] за 5 риксдалеров и сообщил, что лектор Беккер, адъюнкт истории, работает над чем-то касающимся финского языка, а также что и сам он во время своей предстоящей естественно-научной экспедиции в Лапландию планировал собирать материалы о взаимоотношении диалектов финского языка между собой и с лопарским языком.
Вместе с Оттелином и Ренваллем и др. я обедал у магистра Эрстрёма[513]. Меня посетил Пиппинг. Вечером я пошел к профессору Авеллану и там вступил в спор с профессором Фаттенборгом о родстве народов, у которых сходные языки, о греческом и проч.
<8-го> Савениус повел меня на финскую вечерню и пригласил на обед в свою столовую, где обедают в 12 часов. Вечерня началась в час дня. Пономарь Фриберг чисто и внятно проповедовал на тему Страстей.
<9-е>. На следующий день я у себя занимался финским. Каждый вечер я бывал у Ренвалля, но в понедельник его дома не было. Я тогда пошел к Савениусу и получил в подарок его Строльмана[514], которого я в тот же вечер тщательно просмотрел и внес в свой экземпляр все поправки Ренвалля.
<10-е>. То же и с «Мифологией» Ганандера, в которую я вписал все мелкие замечания Ренвалля.
<11-е>. Норденшёльд, которого я навестил, отвел меня в усадьбу профессора Валлениуса к лектору Мейеру[515] и пригласил меня на обед в вышеупомянутую столовую (которая им обходилась в 15 шведских риксдалеров в месяц). Сначала я его угостил в кондитерской, потом сходил послушать медицинский доклад профессора Вассера (недавно прибывшего из Швеции). Обсуждение я послушал только немного, в основном были похвалы. Кажется, ни у кого из выступавших не получалось свободно говорить на латинском языке, и менее всех у докладчика.
Потом я был в библиотеке, которая открыта только по средам и субботам с 2 до 4, а затем Оттелин договорился, чтобы профессор Сальберг показал мне музей. Это прекрасное помещение, особенно для минералов, но они пока еще не демонстрируются. Из Швеции недавно поступило значительное собрание птиц, которое он начал выставлять, набивая чучела и помещая каждое в отдельной витрине в естественном положении, что было совсем не просто, так как они были повреждены при упаковке и у многих из них шкурку нужно было вновь вымачивать. Звери, черви[516] и змеи и проч. имелись только в незначительном количестве.
Из Академии был виден фундамент обсерватории на горе близ города.
<12-го> я написал Афцелиусу, Камструпу и в Копенгаген Ларсену. По указанию Эрстрёма письма не отсылались до субботы, хотя тянуть с отсылкой было не нужно.
<13-го> я собрался рассчитаться с Ренваллем, но он не хотел ничего брать. Он занимался [со мной] по вечерам с 5 или 6 до 9. Я так и не смог заставить его принять какое-либо вознаграждение.
<14-го> я заходил с утра к Ренваллю забрать портановские труды de poesi Fennica[517], которые он мне подарил. Потом у Валлениуса, который дал мне более сохранные экземпляры пары из этих докладов, а также несколько других работ Портана, потом у переплетчика, чтобы переплести те из них, которые были в полном комплекте, и купить множество финских изданий, в том числе второй сборник проповедей Бугге, переведенный с датского на шведский и со шведского на финский (Turusa, т. е. Або, 1804)[518]. Потом я встретил адъюнкта Тенгстрёма (сына архиепископа), и он угостил меня в кондитерской. Он получил письмо от брата, тот писал, что ему в Дании принесли большую пользу мои рекомендации. Вечером ко мне пришли магистр Савениус и студент Симениус[519]. Первый из них рассказал, что подумывал издать работу о финской грамматике, особенно о глаголах. Мы договорились пойти на финскую литургию в половине седьмого следующего утра.
<15-е>. Проповедник был очень искусный, в совершенстве владевший языком. По оценке Савениуса, проповедь также была превосходна и соответствовала уровню слушателей. Он говорил громко и четко, но так быстро, что я понял из нее совсем не много. Потом я с Норденшёльдом побывал у Беккера; мне показалось, что это способный и думающий человек, увлеченный своей национальной литературой. Вечером я был у профессора истории Авеллана, который проводил меня до дома и распрощался, посмотрев часть моих материалов.
<16-го> рано утром ко мне зашел доктор Хартман и пригласил на обед. Я тем временем закончил работу с финской грамматикой по ренваллевской рукописи, из которой сделал пространные выписки с некоторыми собственными замечаниями. Посетил генерал-губернатора, его сиятельство Штейнгеля, очень любезного и сердечного человека. Потом профессор Валлениус показал мне главные университетские залы. Самый большой из них чрезмерно великолепен и украшен прекрасными барельефами, представляющими: 1) песнь Вяйнямёйнена[520] или игру на кантеле, финской арфе; 2) Эрика IX, который вводит христианство и воздвигает крест на существующей в настоящее время церкви Марии в Рянтямяки[521], которая считается древнейшей в стране; 3) введение Реформации и библейские труды, опубликованные епископом Агриколой в конце правления Густава I[522]; 4) учреждение Академии, которое произошло во время несовершеннолетия королевы Кристины — собственно показано, как она днем (раньше или) позже своей коронации издает закон о ее учреждении[523]. И еще два изображения, связанные с временем российского правления. <Одно представляет строительство нынешнего университетского здания, второе — бюст императора колоссальной величины, стоящий позади и выше кафедры>[524].
Большой зал заседаний консистории[525] также чрезвычайно красив, велик и очень нарядно украшен символическими картинами по замыслу Валлениуса. Посредине, над самым высоким местом во главе стола — Фемида, с одной стороны от нее Минерва, с другой стороны — Аполлон, что напоминает о сфере ответственности консистории