Витаминами семью удавалось обеспечить два раза в год. Летом отец сажал всех на поезд и вёз к морю, в Одессу. Обратно купе забивалось ящиками с фруктами и овощами. Вкусными, по московским ценам очень дешёвыми и такого качества, которого в столичной торговле не бывало. Ну, может, в спецраспределителях и продовольственных пайках для партийного и прочего начальства они были, но папа туда не рвался. То, что он был ведущим изобретателем главного проектного металлургического института страны, радовало, но права на льготы не давало. Так что спасибо, что за изобретения он выбивал те деньги, которые выбивал, и семья могла на них съездить в отпуск. Для справки: за его патенты СССР выручил почти пятьдесят миллионов старых, «тяжёлых» долларов с конца 50-х до начала 80-х годов. После чего он умер, не дожив до пенсии, так что платить перестали. На руки он получил за всё это время около двадцати тысяч рублей и под конец, когда стало можно, столько же чеками, на которые можно было отовариться в «Берёзках». Телевизор купить или кассетный магнитофон… Кто в курсе инфляции доллара и его реального соотношения с рублём, может сравнить.
Возвращаясь к продуктам питания: к Новому году папа ездил в Ташкент, где жил в войну в эвакуации. Там остались родственники и был похоронен дед, которого туда довезли с фронта умирать. Из Ташкента он загружался как вьючный мул, распихивая заготовленные порции местных фруктов-овощей, лепёшек и самсы в коробках по тем пассажирам, у которых кроме ручной клади ничего с собой не было. Тогда это допускалось, в СССР с продовольствием и потребительскими товарами было плохо, но терроризма не было. Да и в мире в целом с ним было куда спокойней, чем в нынешние, отмеченные демократией и глобализацией времена. В белую от снега Москву доезжали виноград, курага, зелёная маргеланская редька, помидоры «бычье сердце» всех степеней зрелости – чтобы поспевали, лёжа между газетами, под шкафами, и многое из того, чего в те годы никто в городе не видел. Разве что в ресторане «Узбекистан», а кто тогда ходил по ресторанам? Ну и на работе давали продуктовые наборы к праздникам. Гречка, сгущёнка. Иногда банка лосося или шпрот. Что достанется. Семейным и возрастным побольше. Молодёжи поменьше. Не до жиру. Хотя происходило это в Москве, столице тогда ещё социалистической родины.
Назад в СССР… Можно вспомнить. Те же поездки за границу. По разнарядке в соцстраны – было такое понятие. Для директора, председателя профкома, секретаря парткома и прочего начальства – норма. Польша, Болгария. Особо выдающиеся представители рабочего класса и трудового крестьянства, а также творческой интеллигенции могли рассчитывать на Чехию, Венгрию и ГДР. Совсем высокое начальство на Югославию, которая была почти Западом. О том, чтобы поехать в страны западные – если не в Совморфлоте и не с театром на гастроли, или с партийной делегацией высокого уровня… Опять же, комиссии – не только в родном коллективе. Райкома, обкома, а то и ЦК. Старые, неизвестно почему сидящие там люди рассматривают твой моральный облик и послужной список, задают коварные, а чаще глупые вопросы и решают, достоин ты увидеть мир или нет. То есть живёшь в огромной зоне, размером в одну шестую часть земного шара. Расконвоированным. Но осадок неприятный. И не то, чтобы хотелось до смерти или понятно было, зачем тебе туда надо. Просто любопытно и досадно, что всем им к нам можно, а нам к ним чёрта с два. Как будто мы тут все заразные.
Опять же, родственники и друзья. К которым хочется съездить, проведать, как они там, и чтобы они к тебе могли приехать повидаться. Чтобы можно было позвонить. И письма сюда не шли так, как будто они из другой галактики сваливаются или с Марса по случаю парада планет. Как они туда идут, кто знает. Может, дойдут. Может, нет. То есть опять получается не слава Б-гу. Кто уехал – практически навсегда. Если даже туристом доберётся, как он тебя найдёт? И зачем? Подозрительно! Вдруг он шпион? Или вызов тебе пришлёт в Америку или Израиль на тему воссоединения семей? Что начальство как могло пресекало. В Союзе была такая формулировка: «Отказано в связи с отсутствием прямого родства». Причём иезуитская она была настолько, что Игнаций Лойола мог бы позавидовать. Там не только двоюродным-троюродным отказывали в чём угодно, дядям с тётями и племянникам с племянницами, но и родным братьям с сёстрами. А также детям, у кого кто-то из родителей с той стороны остался. Были таких детей сотни, если не тысячи. Включая тех же американцев по праву рождения, которые родились гражданами США, а потом их мама-коммунистка везла в СССР строить социализм – и вырваться обратно им уже не светило ни при каком раскладе.
Желающим уехать светила проработка по всем направлениям – публичный позор и разрыв с окружающими, которым объясняли, что с людьми, которые не хотят жить на родине, нормальный советский гражданин жить и работать не может и не должен. Идеологию хочется вернуть? Кто при ней жил, помнят, что это была за сволочная материя. Вылет из партии светил или комсомола, если состояли. Не говоря о том, чтобы с работы. Инженер или учёный? Учитель? Архитектор? Заслуженный деятель культуры, неважно, какой? Поработай, зая, дворником, сторожем или разнорабочим. Поддоны поноси. Метлой помаши. Получи гроши, которые за это платят, и попробуй на эти деньги содержать семью. Родителей, если они живы, попытайся уговорить, что тебе нужно уехать. Согласие их получи в письменном виде. Детей уговори, с которыми пионерская организация и комсомол проведут работу, что им нужно в школе или университете посидеть в шкуре выродка, которого чморят соученики и преподаватели. И при этом от тебя не отказаться, на что им намекают окружающие, чтобы остаться в своём дворе, а не нестись куда-то, где говорят и пишут на чужом языке, всё чужое, никого не знаешь и не понимаешь, как жизнь устроена. Не дай Б-г никому.
Говоря попросту: вписываешься в систему – плывёшь по течению. Не вписываешься, сам хочешь определять направление дрейфа – извини. Свобода для самовыражения художников существовала в домашних условиях. Питерские митьки, хиппи, а также прочие субкультуры существовали. Хочешь выставляться? Со времён «бульдозерной выставки», которую, между прочим, разгромили в «оттепель», при Хрущёве – никакой публичности. По крайней мере, в столицах. В провинции проскочить могло – отчего едва ли не лучшая в мире коллекция отечественного авангарда сохранилась в Нукусе. Опять же, на национальных окраинах начальство, фрондируя в отношении России и русских – умеренно, чтобы не нарваться, кое-что допускало. Там и с торговлей было легче, и обрезание можно было втихую устроить. Сочувствие со стороны населения было обеспечено, а власть глаза на это закрывала. С частниками опять же – в качестве пережитков дореволюционного прошлого с национальной спецификой. А если не забывать платить начальству, которое свой интерес блюло… Как там было в анекдоте про Сталина и грузинских рыночных торговцев? «Торгуйте, только тихо»?
В Одессе и Привоз был, и ОБХСС. Но моряки шмотки везли и продавали. С другой стороны – марочная биржа была. В настоящей бирже была филармония, но собирались на углу филателисты-любители и им на радость продвинутые мореманы притаскивали маленькие бумажные квадратики, ромбы, треугольники и блоки. С зубцами и без. Колонии (отдельная категория). Монархии Залива, которые только что стали независимыми странами. Никому не известные государства Африки и азиатские горные страны. Индокитай, ОАР, Индия, Алжир… Праздник филателиста – распад колониальных империй и появление десятков стран, про которые никто не слышал. Разрозненные марки, в основном минимального достоинства, но какую радость они дарили! Спрос рождал предложение, так что в каждом большом городе было что-то вроде того, но в Одессе был порт. Марок было больше, и они были чуть дешевле. Кто-то торговал, получая прибыль (как без неё). Кто-то спекулировал, наращивая её до такого размера, что мог на это жить. Но подавляющее большинство покупателей просто собирали марки. Почему не могли (или не хотели) невинное увлечение обеспечить простым товаром – загадка.
Да что марки! Или такие хобби, как собирание этикеток от спичечных коробков, машинок и солдатиков или игрушечных поездов (Piko иногда выбрасывали в «Доме игрушки»)… А книги, которые были настоящей страстью для десятков миллионов семей? За ними стояли ночами на распродажах собраний сочинений, искали в букинистике, меняли на макулатурные талоны, просто покупали у спекулянтов… Что мешало превратить их из дефицита в товар? И что вообще мешало делать всё, что нужно было населению, благо, чтобы определить, что ему на самом деле нужно, не приходилось проводить социологических исследований. Мебель в простом ассортименте, но хоть сколько-нибудь эстетичная. Бытовая техника – без особых изысков, но надёжная. Автомобили и квартиры – точнее, квартиры и автомобили. В первых нуждались все, и до сих пор многие их не имеют. В том же Ленинграде с его коммуналками, хоть он давно опять Санкт-Петербург. Вторые… Тут стоял вопрос, роскошь это или средство передвижения. Но ждали их на предприятиях и в институтах годами и были они у немногих. Так что, наверное, машины были роскошью.
Опять же, почему нельзя было произвести в достаточном количестве джинсы, одежду фермеров и пастухов? Не говоря о грампластинках и магнитофонных кассетах с популярной музыкой. Про видеокассеты и то, что необходимо было для просмотра: цветной телевизор и «видак», и не говорим. По телевизору зарубежная эстрада шла под Новый год. Совсем к утру в рамках лёгкой эротики было разрешено явление катастрофического разврата: пускали в эфир берлинское варьете «Фридрихштадтпаласт». На год хватало. Отечественная эстрада и лёгкая музыка стран социалистической ориентации пускались, мягко говоря, не каждый день. Как и исторические сериалы. Венгерский «Капитан Тенкеш», болгарский «На каждом километре», не говоря уже о «Семнадцати мгновениях весны», шли на одном дыхании. Польский «Четыре танкиста и собака» и фильмы гэдээровской «ДЕФы» про индейцев с Гойко Митичем – тем более. Румынские «Даки» и «Колонна» до сих пор идут на ура. «Звёздные войны» в этот ряд вписались бы легко. Стои