Тотчас же по вступлении на престол Людвиг послал своего доверенного человека, кабинет-секретаря Франца фон Пфистермайстера, чтобы тот разыскал и пригласил в Мюнхен Рихарда Вагнера. Король обещал оказать композитору самое радушное гостеприимство и широкую материальную поддержку. Надо сказать, что для Вагнера такое приглашение оказалось весьма кстати. Несмотря на европейскую славу, он находился на грани отчаяния, устав от бесконечных нападок критики, не находя понимания среди театральных деятелей, которые намеренно искажали идеи его произведений, и певцов, занятых лишь личным успехом у публики в ущерб цельности общего впечатления. В довершение всех бед композитора одолевали кредиторы, от которых он был вынужден скрываться, переезжая с места на место. И вот по возвращении в Германию в конце апреля 1864 года фортуна неожиданно стала благоволить к Вагнеру в лице Людвига II, пообещавшего, кроме всего прочего, уплатить все долги композитора (общая сумма которых составляла примерно 40 000 гульденов[45]). Вагнер с радостью воспользовался любезным приглашением монарха и поспешил в Мюнхен.
Эпохальная встреча состоялась 4 мая 1864 года. Взаимопроникающее влияние этих двух личностей друг на друга настолько велико, что их имена слиты в истории в некое единое целое — невозможно говорить об одном, не упоминая другого. Встретились молодой юноша-монарх и умудренный жизнью гений-композитор; один полон радужных надежд, другой давно утратил прежние иллюзии; один наугад стремится к несбыточной мечте, другой слишком хорошо представляет себе, чего он хочет получить от жизни. И вместе с тем они были нужны друг другу и встретились именно тогда, когда эта нужда стала особенно острой. «Судьбе угодно было, чтобы Вагнер указал неопределенному влечению Людвига к прекрасному и возвышенному совершенно определенное гармоническое содержание и наметил ближайшую цель для деятельности короля, а Людвиг II помог Вагнеру в его сложных композиторских стремлениях, в его революционной работе под флагом новых музыкальных идей»{29}.
Эту необычную дружбу короля и композитора невозможно по-настоящему понять вне контекста личностей обоих. Впоследствии Вагнера только ленивый не будет обвинять в том, что он цинично воспользовался благосклонностью экзальтированного «монарха не от мира сего», тянул с него средства, которые тот в силу умственной ограниченности «неограниченно» (простите за тавтологию) ему предоставлял, и не более того! («Версию» о якобы имевшей место гомосексуальной подоплеке событий мы даже рассматривать не будем ввиду ее полной абсурдности; нужно совершенно не знать Вагнера, чтобы сочинить подобный бред!) Так что же было в действительности? С Людвигом мы уже немного знакомы; настало время узнать поближе личность Рихарда Вагнера.
Всю историю мировой оперы условно можно разделить как бы на два периода — до Вагнера и после Вагнера. Обусловливается такое деление тем, что своим творчеством этот композитор внес поистине революционные изменения в ход развития оперного жанра. Влияние его мощного гения так или иначе испытывали на себе композиторы последующих поколений, такие как Антон Брукнер, Густав Малер, Рихард Штраус и многие другие.
И вместе с тем до сих пор не утихают споры вокруг творчества Вагнера, которое у одних вызывает фанатичный восторг, а у других стойкое неприятие. Надо ли говорить, что личность самого композитора столь же противоречива и неоднозначна. С одной стороны, это лучезарный рыцарь в сияющих доспехах, воспевающий красоту вечной любви. С другой — человек, попирающий святые узы дружбы и лишенный элементарного чувства благодарности. Он — гениальный композитор, реформатор, философ, «поэт и мыслитель» по меткому выражению глубокого исследователя творчества Вагнера Анри Лиштанберже{30}. И он же — мелочный скряга, жадный до денег и вечно спасающийся бегством от своих кредиторов.
Итак, Вагнер-композитор является полной противоположностью Вагнеру-человеку. Этому можно найти своеобразное «эзотерическое» объяснение: свет всегда оттеняется тьмой! Гений Вагнера можно сравнить с неуправляемым потоком, сметающим все на своем пути. Чтобы справиться с самим собой и жить обычной человеческой жизнью, ему требовалось найти хоть какой-то противовес. Но титан духа не мог одновременно стать титаном зла, как и великие злодеи никогда не были гениальными творцами — единичные исключения лишь подтверждают общее правило. Отсюда человеческие слабости Вагнера — приземленные и мелкие, но вполне надежно держащие в узде его мятежный дух. Таким образом, в его личности достигается некое подобие равновесия.
А чтобы житейское болото не засосало окончательно, в разные периоды жизни у Вагнера-творца находились ангелы-хранители: у «рыцаря в сияющих доспехах» покровителем был, как и положено рыцарю, король; а у «поэта и мыслителя» — другой гений-реформатор. Эти две личности — Людвиг II Баварский и Ференц Лист — выступают своеобразной антитезой «неблагодарного мелочного скряги». Кстати, в Германии есть два места, в которых дух Вагнера, можно сказать, живет до сих пор, даже не смотря на то, что в одном из них Вагнер никогда не бывал. Это замок Нойшванштайн, о котором мы вскоре будем говорить, — храм вагнеровского рыцарского романтизма, построенный Людвигом II. И Байройтский «Фестшпильхаус»[46] — храм великой вагнеровской Музыки, в котором неразрывно сплелись имена Вагнера, Людвига II, Листа.
Сказочный замок в горах и музыкальный театр… Поистине универсальные символы эпохи романтизма. Вот, пожалуй, несмотря на все противоречия, единственный эпитет, который может быть применен в какой-то степени в качестве общей характеристики личности Вагнера. Вагнер — Романтик, причем именно с большой буквы. Родившийся в начале века романтизма, а умерший в конце его, он впитал в себя все черты, присущие этому направлению, и отразил их в своем творчестве. Можно сказать, что немецкий музыкальный романтизм прошел в своем развитии путь от «первого романтика» Роберта Шумана, воплощающего лирический романтизм, до Вагнера, олицетворяющего своим творчеством героический романтизм. Пресловутая оперная реформа Вагнера — это не только философский манифест его собственного искусства. Это еще и высшая точка развития всего романтического оперного театра. Вагнер — Романтик! Метания и неудовлетворенность, преданность искусству, бегство от серой обыденности в идеальный мир легендарных героев — все это воплощено в Вагнере в наивысшей степени. Он вполне мог стать героем Эрнста Теодора Амадея Гофмана, он даже чем-то напоминает гофмановского Крейслера.
Кстати, возвращаясь к противоречивости личности Вагнера, хочется процитировать следующее: «Двоемирие как модель позднеромантического пространства определяет и структуру позднеромантического персонажа, доминантным качеством которого становится противоречие; наряду с личностью, сознание которой мыслится или как однозначно прекрасное, или как однозначно безобразное, поздний романтизм выдвигает личность, сознание которой является ареной борьбы между добром и злом, красотой и безобразием, бесконечным и конечным. Тип человека, охваченного противоречием, видимо, самый распространенный тип человека в культуре позднего романтизма»{31}. (Эти же слова можно с полным правом отнести к личности Людвига II.) Таким образом, если рассматривать личность Вагнера через призму романтического мировосприятия, многое в нем становится понятным, он перестает ассоциироваться либо с карикатурным карликом, либо с безгрешным святым, а является перед нами человеком со всеми его недостатками и достоинствами.
Таким образом, можно сказать, что 4 мая 1864 года встретились два последних Романтика. У них была одна цель — вернуть в этот пошлый мир ускользающие идеалы романтизма. Но каждому поодиночке это сделать было невозможно. Людвигу II нужен был духовный лидер и направляющий, а Вагнеру для осуществления своих замыслов необходим был высокий покровитель, который бы помог ему преодолеть трудности в первую очередь материального характера. В свое время в предисловии к «Кольцу Нибелунга»[47] Вагнер в отчаянии восклицал: «Найдется ли монарх, который поможет мне поставить на сцене мои произведения?» А Людвиг считал, что, помогая Вагнеру, он исполняет свою духовную миссию по «переустройству мира». Вот почему впоследствии Вагнер признавал, что «Кольцо Нибелунга» и «Парсифаль» настолько же творения Людвига, насколько и его самого.
С первого же момента их встречи Людвиг устранил между ними всякую официальность, подчеркивая тем самым, что является по отношению к Вагнеру не королем, а поклонником его таланта, помощником и, главное, другом. Вскоре он пригласил Вагнера в Хохэншвангау — должен же композитор увидеть воочию замок своего Лоэнгрина. И мы теперь можем видеть один из наиболее знаменитых экспонатов замка — фортепьяно Рихарда Вагнера, на котором он играл для короля свою музыку в дни пребывания в Хохэншвангау…
Сумел ли Вагнер оценить прекрасные порывы души молодого короля? Безусловно. И об этом свидетельствуют его письма того периода. К сожалению, в широком доступе существует лишь ничтожная часть их эпистолярного наследия; гораздо полнее представлена переписка Людвига II и жены Вагнера Козимы, изданная в Германии в 1996 году и до сих пор не переведенная на русский язык — Wagner Cosima und Ludwig II von Bayern. Briefe. Eine erstaunliche Korrespondenz. Gustav Lubbe Verlag GmbH.)
Вот что пишет Вагнер сразу же после своей первой встречи с Людвигом Элизе Вилле (Wille), в семье которой он жил в Швейцарии до приезда в Мюнхен: «Я