– Вы никогда раньше не рассказывали о том, что вам довелось пережить, – сказала я. Почему-то мне казалось, что хотя отец Минны был картежником, до полного разорения дело не дошло.
Моя собеседница усмехнулась.
– Зато теперь вы знаете, почему я не могу сочувствовать графу. Меня судьба била, а его всего лишь щелкнула по носу, и он вообразил, что получил смертельное ранение. – Она посмотрела на мятые ассигнации, лежащие на столе. – А графине Рейтерн все-таки стоило дать вам больше денег, раз уж она так дорожит своим сыном. Но, по крайней мере, того, что я вижу, хватит на золотые часы и пару платьев, а это в любом случае лучше, чем ничего.
Глава 17Партия в теннис
Доктор Мюллер осмотрел графа Рейтерна, объявил, что не видит опасности для здоровья, но что пациенту все же лучше день-два провести в постели. Также доктор выписал ему успокоительное – по-моему, точно такое же, какое выписывал и мне, – получил свой гонорар и отбыл восвояси, перед отъездом шепнув мне по-русски:
– У герра графа голова была не на месте – вы его стукнули, будем надеяться, что ваше лечение подействовало лучше, чем мое. Грхм!
Утром я пересказала наш разговор отцу, добавив, что у Мюллера, по-видимому, своеобразное чувство юмора.
– Признаться, я ничего не смыслю в медицине, – рассеянно заметил мой отец, – но, возможно, когда ты огрела этого нервного молодого человека камнем по голове, он действительно понял, что смерть вовсе не так хороша, как ему представлялось ранее.
– Это был не камень, – возмутилась я, – а сук!
Отец ничего не ответил. Он явно был поглощен размышлениями, которые не имели никакого отношения к вчерашнему, и, не выдержав, я напрямик спросила, что случилось.
– Мне не дают покоя шумы, – коротко ответил отец. – И стуки, которые я то и дело слышу по ночам. Скажи, этой ночью ты ничего не слышала?
Я призналась, что спала как убитая.
– Госпожа Креслер тоже слышала шум, но побоялась выходить, – сказал отец. – Я говорил с Теодором, он был испуган. Он сказал, что у него было впечатление, словно призраки пытались прорваться к нему и его жене.
Тут я почему-то подумала о Кристиане – о том, каково ему лежать в постели и слышать странные звуки, которые наука не в состоянии объяснить. Вернувшись вечером с почты, я отправилась навестить графа. Он полулежал в постели и был немного бледнее, чем обычно, но его голубые глаза насмешливо блеснули, едва он разглядел меня на пороге.
– А! Лесная фея! Заходите, заходите, милости просим! – Он приподнялся на подушках и быстро пригладил свои кудрявые черные волосы. – Что же вы пришли без дубинки? Или, может быть, на этот раз вы припасли для меня топор?
Не выдержав, я рассмеялась. Я была рада, что хозяин замка находится в хорошем расположении духа. Когда человек способен шутить, значит, еще не все потеряно.
– Я уже не знаю, чего от вас ожидать, – пожаловался Кристиан, косясь на меня. – Когда я увидел вас впервые, вы стояли на дереве и парили над грешной землей, потом выяснилось, что у вас есть ручная рысь, а затем вы появились в самый скверный момент моей жизни. – Он вздохнул. – Садитесь, прошу вас. Чем я могу быть вам полезен?
Я спросила, как он себя чувствует. Кристиан усмехнулся и сказал, что голова уже не болит, но мать категорически против того, чтобы он выходил, потому что доктор прописал ему покой.
– Так что я мирно схожу с ума в обществе этой страхолюдной угрюмой девицы, – проворчал он, косясь на Лизу, которая при моем появлении отошла в дальний угол и сейчас не могла нас слышать. – Кстати, хотел кое-что у вас спросить. Вы не слышали ночью стук? Как будто кто-то скребется… даже не знаю, как его описать. – Он нервно передернул плечами.
Я сказала, что ничего не слышала, в отличие от моего отца и Минны.
– Значит, мне не показалось. – Кристиан поморщился. – Похоже, старый замок отвергает меня, хоть я и не могу понять почему…
Я вытащила из кармана завернутый в тряпочку талисман, который мне дала Эвелина, и положила его на одеяло возле руки Кристиана.
– Что это? – удивился он.
– Талисман, который мне дали. Он защищает от злых духов. Возьмите: вам он нужнее, чем мне.
Граф Рейтерн с изумлением посмотрел на меня, развернул тряпочку и поглядел на янтарную фигурку. Он явно был смущен и не знал, что сказать.
– Вы отдаете его мне, потому что не боитесь привидений?
– Конечно, боюсь. Ведь я их видела. Но… – я поколебалась, – я не имею отношения к замку и могу в любой момент уехать отсюда. А вы – нет.
– Ну, я-то тоже могу уехать, – хмыкнул Кристиан, бережно заворачивая талисман.
– Я не это имела в виду, – поспешно сказала я.
– Я понял, понял. Что бы я ни делал, я все равно останусь хозяином Фирвиндена, нравится мне это или нет. Хотя, может быть, – задумчиво прибавил он, – мне было бы легче, если бы я был… ну, например, простым почтовым служащим, как ваши друзья. Надеюсь, мое присутствие в замке не помешает вам приглашать их, как и прежде. И мне очень интересно узнать, как вы… и госпожа Креслер, конечно, получитесь на цветной фотографии.
В дверях показалась графиня, и, попрощавшись с Кристианом, я ушла.
Этот разговор оставил странное послевкусие: мне не в чем было себя упрекнуть, и все же меня не оставляло ощущение, что что-то пошло не так. Мне показалось, что мое сочувствие – и, вероятно, мой подарок – граф Рейтерн истолковал как интерес к своей персоне с моей стороны. Это могло создать у него превратное впечатление обо мне, а мне вовсе не хотелось, чтобы он так обо мне думал. Да, я хорошо к нему относилась, но мое «хорошо» значило ровно то, что значило, и ничего более. Досадуя на себя все больше и больше, я позвала Ружку и отправилась с ней к пруду. Я села на свой любимый пенек спиной к замку, а рысь бегала вокруг, и вот тут-то произошло нечто странное. Внезапно с необыкновенной отчетливостью я почувствовала, как некто недобрый смотрит на меня из замка – смотрит с такой неприязнью, что у меня заныл затылок. Собрав все свое мужество, я медленно обернулась. Ни в одном окне не шелохнулась занавеска; ни одного живого существа не было на террасе, и все же я ощущала, что опасность таится где-то там, в замке, что она подстерегает меня. Но тут из-за туч вышло солнце и залило замок ослепительным золотом своих лучей, как нередко случается ранней осенью. Я отвернулась и украдкой вытерла вспотевший лоб.
«Нет, это не может быть привидение, – подумала я, – никто не видел их днем, до захода солнца. – Однако мне все еще было не по себе. – Но клавесин играл сам собой, когда еще было светло… Тем не менее тогда я точно знала, что именно вижу, а сейчас что? Просто ощущение, ни на чем конкретном не основанное. Нервы, сказал бы доктор Мюллер, который верит только в факты; причуды воображения. С другой стороны, с какой стати я должна нравиться призракам? Я для них чужая, но живу в их замке; наверное, они просто пытаются избавиться от меня».
В воскресенье вместе с друзьями приехал торжествующий Юрис и привез цветные фотографии меня и Минны. Те снимки замка, которые он делал вначале, получились не вполне удачными, потому что имели желтоватый оттенок. Я не стала тогда говорить Юрису, что он где-то допустил ошибку, и мысленно была готова к тому, что и мы с Минной будем выглядеть не так, как в жизни. Однако Юрис, судя по всему, сумел улучшить свою методику обработки пластинок, потому что сейчас цвета у него вышли великолепно. Минна охала и ахала, восторгаясь ими. Хотя фото получились небольшие, можно было разглядеть каждую складку на банте, который спереди украшал ее талию, каждый завиток ее темно-каштановых кудрей. Что же касается моих изображений, то меня не оставляло впечатление, что я вижу напряженную незнакомку, которая зачем-то стоит у пруда, лазает по деревьям и держит на коленях молодую рысь. Графиня Рейтерн, внимательно рассмотрев фотографии, с интересом поглядела на Юриса и уронила, что его ждет большой успех.
– Я бы советовал вам отправить фото с фрейлейн Ланиной и рысью в какой-нибудь журнал, – сказал Кристиан. – Тут даже не в цвете дело, а в том, что кадр получился поистине уникальным.
– Мои фото принадлежат моим моделям, – серьезно ответил Юрис. – Пластинки так устроены, что из одной пластинки можно сделать только одну фотографию. И потом, даже если бы Анастасия Михайловна отдала мне свой портрет, куда я его отправлю? «Фотограф-любитель» имеет весьма ограниченные возможности, на весь номер попадаются две-три фотографии. Французская «Фотогазета» гораздо лучше, но они не печатают цветные снимки и к тому же предпочитают авторов из своей страны.
– А мне больше понравилось фото, где Анастасия стоит на дереве между двумя стволами, – объявила Минна. – В нем есть что-то такое, чего нет в остальных. Оно сразу же притягивает взгляд.
Завязался спор, какое фото лучше, и Августин Каэтанович показал себя тонким дипломатом, объявив, что фото Минны получились ничуть не хуже, чем мои. Жена управляющего повеселела и сказала, что хотела бы еще поучаствовать в цветной съемке, если получится.
– Боюсь, что нет, – отозвался Юрис, – я использовал все пластины, которые прислали дяде на пробу. Конечно, он может заказать другие, но это уже будет за деньги, и немалые.
Тут явился Теодор и объявил, что теннисная сетка натянута, стулья для зрителей вынесены в сад и господин граф может играть в теннис, если ему угодно.
– Мы с удовольствием посмотрим, Кристиан, – сказала графиня.
– Боже мой! – воскликнул граф. – Совсем запамятовал. Мне нужен соперник. Кто-нибудь из вас играет в теннис?
– Боюсь, что никто, – с легкой иронией ответил ксендз. О теннисе в нашей глуши имели еще меньше представления, чем об автомобилях.
– Я сам давно не играл, – заметил молодой человек. – Так что я буду легкой добычей. – Он обернулся ко мне, блестя глазами. – Мадемуазель?
Я так растерялась, что стала отмахиваться обеими руками.
– Нет, нет! Я совсем не умею и не знаю правил…
– Так я вас научу!