Привидение поднесло к глазам очередную выхваченную с полки бумажку, вроде бы вчиталось – надо же, какие грамотные призраки в замке! – с раздражением швырнуло бумагу на пол, крутанулось на верхней ступеньке стремянки. И тут увидело Ингу и Пауля, что, запрокинув головы и приоткрыв от изумления рты, пялились на него снизу. Привидение тоненько, испуганно взвизгнуло и так же стремительно, как только что по коридору, рвануло вниз по шаткой лесенке, вихрем пронеслось мимо ребят и ринулось в глубь библиотеки.
– Да куда ж ты опять… – Инга бросилась вслед за привидением. – Бегай за тобой еще…
Они с топотом промчались через весь зал прямо по раскиданным бумагам… и мелькающее впереди привидение словно растворилось в стене.
– Где ж тут… где же… – Инга ощупала стену. Ей не верилось, что призрак просочился сквозь камни. Наверняка тут второй лаз, выход, что угодно! Но дверь упорно не нащупывалась, стена оставалась монолитной. Наконец Инга, прекратив поиски, безнадежно оглянулась на Пауля. Мальчишка только пожал плечами:
– Привидение, оно приведение и есть. Что она хоть тут искала?
– Клад… – неуверенно пробормотала Инга.
– Зачем привидению клад? – удивился Пауль, присаживаясь на корточки и пересматривая валяющиеся на полу бумаги.
– Ну-у… Может, она его охраняет…
– Тогда ее немецкий вермахт мобилизовал, поскольку она есть немецкое привидение. Все эти бумажки – времен войны и написаны на немецком. Как-то мало похоже на клад. – Он сунул один листок Инге в руки.
Действительно, на клад это не походило. Скорее, на обрывок тетрадки по математике – расчеты, расчеты, столбики цифр. Она огляделась – другие, большие листы явно представляли собой чертежи, потом снова расчеты, записи по-немецки…
– А ты раньше бывал в этом зале? – спросила Инга.
Пауль поднялся, отряхивая колени.
– Не только не бывал – я вообще не знал, что он есть! – торжественно провозгласил мальчик.
Инга нахмурилась. В голове ее, будто метеоры в мультиках, со свистом проносились обрывки мыслей, принося ощущение мгновенного озарения, но при этом никак не желая выстраиваться во что-то связное… Амалия и Гюнтер – немцы. Они искали что-то в замке, где раньше стояла немецкая часть, а по лесам до сих пор бродит последний немецкий партизан и есть потайной зал, полный бумаг, оставленных немцами…
– Немцы, сплошные немцы, продыху нет от немцев. Живые немцы, мертвые немцы, старые немцы…
– Молодые и симпатичные немцы, – добавил Пауль и пояснил: – Это я о себе!
Девочка поглядела на него с досадой – от скромности не помрет! Сбил с мысли своими глупостями, а ей казалось, что она вот-вот додумается до чего-то стоящего! Попробуем сначала… Немка – Амалия – была убита под Новый год и теперь лежит в замковой часовне, а по коридорам бродит призрак – тоже немецкого происхождения! – у которого тоже под Новый год здесь вышла неприятная история… В войну в замке стояла немецкая часть, сохранился секретный архив немецких документов, а в лесах под замком – последний немецкий партизан. А на дороге – тоже под замком – появилась банда вполне наших братков на «Хаммерах». Американских. Нет, братки не вписываются, вот если бы они тоже были немцами или хотя бы приехали на «Фольксвагенах»… А ведь есть еще и китаец… И вообще, не складывается все как-то!
– Б-р-р. – Инга потрясла головой. И тут, видно от сильной встряски, мысли прояснились, и девочка поняла, наконец, что удивило ее в гонках за привидением. Бежавший через зал призрак… топал! Топал точно, как сама Инга, и бумаги у него из-под ног разлетались. Но ведь когда они бегали по замковым коридорам, он скользил совершенно бесшумно! Или здесь акустика такая? Или… – А пошли-ка все-таки проведаем Амалию с Гюнтером, – решительно скомандовала она, поворачивая к выходу из потайного зала.
Глава XI. Мрачная часовня, или Новый год на всю катушку
Язычки пламени, плясавшие на длинных новогодних свечах, слишком ярких и праздничных для этого мрачного места, бросали причудливые тени на каменный алтарь часовни, наполняли обманчивым ощущением жизни мертвое лицо Амалии. Ребята остановились, не дойдя до алтаря пары шагов. Переглянулись. Инга поняла, что Паулю так же не хочется подходить ближе, как и ей самой. Страшно. Жутко.
Когда-то в узкие окошки часовни были вставлены красочные витражи с изображениями святых. Но сейчас от них не осталось и воспоминаний – сквозь пустые проемы виднелся расположенный поблизости старый замковый колодец. Пол усыпала мелкая каменная крошка, а потолок, казалось, в любую минуту мог обвалиться. Свечи стояли в ногах и головах покойницы, выхватывая из мрака бледное лицо с закрытыми глазами и трагически стиснутыми бескровными губами. На белом одеянии, недавно еще бывшем маскарадным костюмом, у самого сердца алело кровавое пятно.
Сбоку, в полумраке, куда не доставал свет свечей, к алтарю привалилась какая-то темная груда. Инга всмотрелась, узнала куртку Гюнтера и поняла, что это немец – натянул куртку до ушей, защищаясь от царящего здесь невыносимого холода, да так и сидит на выкрошившихся ступенях алтаря. Что ж, значит, оба тут…
Инга сделала над собой усилие и подошла поближе. Протянула дрожащую руку – и легко коснулась запястья Амалии. Тут же испуганно отдернула пальцы – запястье оказалось холодным, как лед! Она настороженно покосилась на сидящего Гюнтера – не заметил ли тот ее маневров. Но человек под курткой по-прежнему не шевелился – такой же неподвижный, как и его мертвая сестра. Он тут случайно насмерть не замерз?
– Герр Гюнтер! – тихонько окликнула немца Инга. – Герр… – Она взялась за плечо куртки. Гладкая синтетика сухо зашуршала под пальцами, Гюнтер качнулся… опал и сложился, словно высосанная инопланетянами оболочка. Инга с визгом отскочила в сторону. Пауль метнулся между ней и алтарем… и встряхнул куртку Гюнтера. Пустую, без хозяина.
– Смылся, гад, – задумчиво пробормотал Пауль, растягивая куртку на руках. – Куртку пристроил, чтоб казалось, будто он тут, а сам шастает…
– Думаешь, опять замок обыскивает? – стараясь, чтоб голос не сильно дрожал, спросила она.
Выражение лица у Пауля стало каким-то… странным.
– Его сестричку убили… твой отец вроде бы убил… – медленно, словно прикидывая, проговорил мальчишка. – Наши стали караулить ваших… То есть все, кто есть в замке, толкутся в одном месте и никуда не шастают. Не то что раньше, когда все лазали, где хотели. Так почему бы и не обыскать замок?
Инга почувствовала, как у нее аж дух перехватывает:
– Выходит, Гюнтер убил сестру не только, чтоб не делиться? Он убил сестру и подставил моего отца, чтоб спокойно найти клад?
– Я думаю, тут и то и другое… – пожал плечами Пауль. – И ему было все равно, кого из ваших подставлять – любого бы стали караулить!
– А теперь он наведет на замок банду, которая перебьет всех нас, а он спокойно вывезет клад! – с ужасом в голосе закончила Инга.
– Это при условии, что он уже нашел, – проговорил Пауль, бросаясь к выходу из часовни. – Не думаю, что его устроят немецкие чертежи и расчеты.
Инга кинулась за ним.
– Что ты хочешь делать? – на бегу спросила она.
– Просто скажу нашим, что Гюнтера нет в часовне! – крикнул он. – Они обязательно пойдут его искать – даже если не захотят, тетка Христина заставит, она за свои припасы боится, чтоб не растаскали!
Топот их ботинок по каменным плитам был единственным звуком, что рассеивал мертвящую, неподвижную тишину замка. Они бежали, срывая дыхание и не решаясь признаться даже самим себе, что торопятся оказаться среди людей – живых, теплых, разговаривающих… С разгону они ворвались в левое крыло…
В зале никого не было. Ни пленников, ни их охраны.
– Они вроде поесть собирались, – пробормотала Инга, растерянно озираясь по сторонам.
– Думаешь, до сих пор на кухне? – нервно переспросил Пауль, но не двинулся с места.
Инга отлично понимала его. А что, если они сейчас войдут на кухню – а там тоже никого? Если все деревенские, мама Инги, гости – все растворились в зловещей пустоте старого замка? Если, кроме мертвецов и призраков, здесь только они двое живые? И если мертвецы и призраки уже идут на биение их сердец…
Нет, так невозможно! От одного страха сдохнешь! Инга решительно встряхнулась и пошла на кухню. Если там никого нет – значит, они есть где-то еще… Если никого нет… Она рванула тяжелую дверь кухни…
– Ваа-а! С Новым годом! Тарам-тара-рам! – вопли и звуки музыки ударили Инге в лицо – вместе с запахом горячей еды, висящим в воздухе табачным дымом и тяжелым ароматом пролитого вина.
Она застыла на пороге, не в силах отвести глаз от открывшегося ей зрелища. Они все были тут – и деревенские, и их пленники. Шофер Витя и охранник Андрей деловито распивали кувшинчик домашнего вина. Сосредоточенно обгладывал куриную ножку брокер Пал Иваныч. Сидя на лавке, бородатый дед – предводитель Сводного партизанского отряда имени Дружбы народов – наяривал на аккордеоне такую же старую, как и сам музыкант, лихую мелодию. А посреди кухни, уперев руки в бока и дробно топоча тоненькими шпильками парижских сапожек, плясала ее мама. Вокруг мамы, вприсядку с гиканьем скакал Ганнин Петрусь, а сама Ганна лупила в ладоши так, что казалось, потолок обвалится.
– Инга! – выдавая под последний аккорд лихого дробота каблуками, выкрикнула мама и остановилась. – Где ты опять ходишь? Я же запретила тебе разговаривать с этим мальчиком!
– А мы не разговаривали, мы молча гуляли, – пробормотала Инга, и, как ни странно, маму это объяснение устроило. Она налетела на дочь, закружила, потащила к заваленным самой разной снедью столам, быстро и радостно крича прямо в ухо: – Мне бабушка Олеся по руке гадала! Она все-все про меня знает, даже неловко как-то… Так она говорит, что у твоего папы ничего не было с этой Амалией. Хотя я думаю, это ее Ольга подговорила. – Мама быстро кивнула на тетю Олю, сидящую рядом с дядей Игорем.
Восседающая во главе стола старая ведьма вдруг резко повернулась, крючковатый нос шевельнулся вверх-вниз, будто принюхиваясь, круглые глаза по птичьи уставились на тетю Олю, и уже слышанным Ингой жутким загробным голосом она пробормотала: