Однако зов сработал. Точка начала плавно приближаться ко мне, становясь все крупнее и крупнее, и уже совсем скоро получилось разглядеть сияющую золотую драконицу.
— Хвала небесам! — счастливо выдохнула я, когда рассмотрела в ее лапах Баяна. Белый пони сжался в комок и издалека больше походил на мешок репы; мое сердце жалобно дернулось, сопереживая страдальцу.
Когда Даория зависла совсем низко над крышей, она бережно разжала пальцы, и Баян шмякнулся на толстый зад, резво вскочил на ноги и стремглав кинулся мне за спину.
— Помоги ему, богиня, — прикрыв глаза, прошептала я, сложив пальцы правой руки в молитвенном жесте. Едва я открыла глаза, как обомлела еще раз.
— А где Даория? — удивленно спросила я у обнаженной фигуристой рыжеволосой девицы. Она сердито сложила руки на груди, гневно насупила брови и поджала губы, будто вот-вот начнет сыпать ругательствами. Что удивительно, своей наготы она абсолютно не смущалась, зато я как воспитанный человек отвела взгляд и сделала вид, что все абсолютно нормально. На всякий случай повторила свой вопрос, ожидая, что девица меня не расслышала, но она снова не удостоила меня ответа. Незваная гостья что-то обдумывала с пару минут, а потом махнула рукой и ругнулась себе под нос. Лениво потянувшись, рыжая подошла вплотную ко мне и, наконец, заговорила:
— Жива твоя Даория, — знакомым голосом сказала она, а потом обошла меня, присела на корточки и внимательно посмотрела дрожащему Баяну прямо в глаза:
— И не стыдно тебе? — фыркнула рыжая и, схватив пони за ухо, больно выкрутила последнее. — Я тысячу лет не оборачивалась, сотни лет ходила с этими ужасными морщинами на лице и теле, собираясь, наконец, состариться и уйти в закат. Так хотел что-то доказать? Доказал, молодец, теперь будь счастлив и постарайся меня впредь не беспокоить, иначе клянусь, сожру и не подавлюсь.
— Даория? — удивленно воскликнула я.
— Да уж не король Арий! — огрызнулась рыжая, встала на ноги и снова сердито сложила руки на груди. — Ну, все, авторитету конец, столько лет насмарку.
Затем она спохватилась, что сболтнула лишнее, нежно взяла меня рукой за шиворот, притянула к себе и прошипела на ухо:
— Слушай и запоминай: мой дракон проснулся, и я обернулась, когда ты случайно поскользнулась и упала с крыши, на которую забрела погулять по своей наивной глупости. В экстренных ситуациях такое случается, должны поверить.
Я молча кивнула, соглашаясь играть по ее правилам, тогда драконица отпустила меня и, победно улыбаясь, указала на Баяна пальцем и добавила:
— А ты помни: одно лишнее слов — и тебе конец.
Для пущей убедительности рыжая клацнула зубами, отчего пони вздрогнул и спрятался за мою спину. Он все еще не проронил ни слова, трясся и смотрел на происходящее огромными испуганными глазами.
Устало вздохнув, Даория развернулась и пошла на выход, намереваясь покинуть крышу и спуститься вниз. Уже у самой двери она повернулась и бросила:
— Чего стоим, кого ждем? Или понравилась идея сигануть вниз? За мной! — И она скрылась за дверью. Я поспешила за рыжей, ухватив за гриву Баяна, который шагал нехотя, словно он не пони, а упрямый осел. Бедный пони был в шоке, будто потерял рассудок, я же не ощущала ничего, на меня накатила жуткая усталость после использования магии.
По пути вниз я ломала голову: как фамильяр умудряется скакать по местным лестницам вверх-вниз, учитывая, что они длинные, крутые и с маленькими ступеньками? А еще я тихонько ругалась себе под нос, потому что голова кружилась и я боялась упасть. С другой стороны, хотя бы согрелась, и то хорошо. Когда мы уже направлялись к коридору в наше крыло, драконицы не было видно. Видимо, она оказалась намного шустрее и ушла отдавать указания и наводить порядки.
— Сати, — тихо позвал меня фамильяр, когда мы оба уже были в покоях, — я не понимаю…
Я устало села на край постели и плюхнулась на спину, раскинув руки в стороны.
— Баяш, я тоже ничего не понимаю, — ответила другу и, прикрыв глаза, поморщилась. — Зачем ты злил драконицу? Почему она помолодела? И главное: зачем намеревалась уйти в закат?
— Понимаешь, — замялся пони и совсем по-собачьи присел на пушистый ковер. Он задумчиво пошевелил ушами, фыркнул и с какой-то грустью продолжил свой рассказ: —Поначалу я просто хотел напакостить вредной старухе, которая с ходу меня не признала. Считай, во мне взыграла гордость и врожденная вредность. Но я проиграл, бабка выгнала меня с позором… И куда выгнала? Считай, в хлев, к местной флоре и фауне на блюдечко, а я, между прочим, чувствительный!
— Вовсе и не хлев! — возмутилась я, усаживаясь на постели, чтобы было видно фамильяра, а потом брезгливо передернула плечами, вспоминая неприятных жителей конюшен. — Хотя, как по мне, в хлеву было бы лучше.
— Это еще почему? — прищурил левый глаз Баян и слегка придвинулся ко мне.
— Там хотя бы не было зомби, — скривилась я, представляя мертвых лошадок. Баян вдруг как-то резко возразил мне:
— Не такие уж они и плохие. И вообще, ты относишься к зомби предвзято! Уж не энканте ли знать, каково это?
Признаюсь, слова друга возымели эффект, мне стало стыдно.
— Не отходи от темы, — нахмурившись, попросила я, стараясь уйти от неприятного разговора.
— А я и не ухожу. Так вот, бабка меня выгнала, но я и не подумал сдаться, я же не ты!
— Эй! — возмутилась я. — Я вообще-то тебя назад могу отправить, помнишь?
— Ладно-ладно, шучу! — смешливо фыркнул пони. Ну вот, снова начал шутить и ерничать, а значит, потихоньку приходить в себя. Из своих низменных побуждений я возжелал мести, о чем и сообщил однажды двум скромным кобылкам из соседних денников. Они стояли, молчаливые и недвижимые, и взирали на меня застекленевшими глазами; грех было не воспользоваться свободными ушами. Так мы и познакомились, а потом и подружились. Очень веселые оказались кобылки.
— Погоди — Я потерла переносицу, не улавливая связи. — Но как же кобылы могли тебе что-либо рассказать, если они безмолвные?
— Это не они, точнее, не совсем они. Рассказал конюх, — продолжил Баян, поднялся на ноги и принялся нарезать круги по комнате. — Он может худо-бедно говорить, а еще понимает других зомби. Нам с тобой рассказывали, что бабка потеряла своего дракона, когда ее муженек откинул лапы, помнишь?
— Неприлично так говорить! — возмутилась я. — О мертвых или ничего, или…
— Ничего-ничего, — перебил меня Баян, — Я о другом. Так вот, ее дракон уснул, совсем как у твоего ненаглядного. Мои милые лошадки утверждали, что ранее в замке жила еще одна драконица с аналогичной ситуацией. Вот только она к тысяче лет успела состариться и умереть! А это означает что?
— Что? — непонимающе спросила я. — Даория — долгожительница, раз переплюнула полторы тысячи лет?
— А вот что, глупая ты горничная! — ругнулся Баян, на что я показала ему кулак и состроила грозное лицо. Подействовало. Смягчившись, пони продолжил: — Ее дракон не спит, вот что означает! А уж из этого следует, что бабка — вруша!
— Похоже, ты оказался прав, — пожала плечами я.
— Я хотел раскрыть ее даже ценой собственной жизни, — зашелся певучим басом пони, словно заправский чтец. Наверняка, если бы он был человеком, то картинно закатил бы глаза и приложил руку ко лбу. — Чтобы все узнали, какая она лгунья, чтобы поняли, как были неправы по отношению к ней, ко мне… Итого, что мы имеем: бабке — позор, а мне — амнистия.
— Да-а-а, — протянула я, припоминая самую главную особенность драконов, известную из множества легенд, баллад и песен: «Драконы никогда не лгут, правда превыше всего». И еще одну особенность: «Недоговорить не значит врать, хитрить не значит лукавить».
Пока я сидела и обдумывала сказанное Баяном, дверь тихонько отворилась, и в комнату почти бесшумно проскользнула бабка, которую теперь язык не поворачивался так называть. На сей раз она была одета, ее волосы были аккуратно заплетены в высокую прическу, открывая лебединую шею. Платье темного изумрудного оттенка расходилось клином от груди, ниспадая до самого пола — эдакий старомодный вариант. Удивительно, наряд был не нов, Даория еще в облике старушки надевала его на обеды, но сейчас драконица смотрелась волшебно в отличие от прошлого раза. Лицо было обильно присыпано пудрой, глаза ярко подведены, а губы накрашены темной вишневой помадой, добавляя десяток лет «тетушке» (именно так ее сейчас хотелось называть, уж никак не «бабулей»). Даже моя матушка теперь выглядела старше.
— Вы, я вижу, сговорились за моей спиной, — окинув взглядом нас с Баяном, резко заключила драконица, плотно закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. — Что ж, быть может, я была слегка резка, но у меня были на то причины, поверьте.
— Вы обернулись! — воскликнула я и подняла руки в обличительном жесте, чем вызвала недовольный прищур на лице Даории. — А говорили, что не можете. Вы лгали!
— Вовсе нет, — с каменным лицом парировала драконица и сложила руки на груди, — я молчала. Когда больше тысячи лет назад погиб мой муж — всеобщий траур был бесконечно велик, ведь драконы потеряли своего лидера. Никто даже и не подумал усомниться в том, что мой дракон ушел за своей любовью. Знаешь ли ты, Сати, что теряя любовь дракон теряет душу? Мы однолюбы по своей сути, а потому бесконечно дорожим своими спутниками, они делают нас сильнее. Расскажи я об этом, меня могли казнить, как предательницу, ведь жизнь моего дракона означала очевидное: супруг не был моей душой, из-за меня он оказался слаб. И никто не поверил бы мне, что я любила больше жизни, что сама скорее ушла бы в закат, если могла бы. В то время шли кровопролитные войны с людьми, нас считали выгодными трофеями и источниками обогащения магической энергией, а потому забивали как скот. Из-за бесчестных игр людей множество отцов и матерей пало в бою, оставив птенцов сиротами. Я взяла на себя все обязанности правителя, объединила кланы, повела за собой. За кем еще пойти, как не за безутешной вдовой, оставшейся без любимого? Если бы не я, наверняка старейшины пошли бы до конца и уничтожили в пламени весь мир и себя в нем, этого я допустить не могла, вот и нельзя было раскрывать карты.