Возможно, он не так уж безупречен? Скакун Патхана едва заметно отшатывался от ударов меча по щиту, шлему или по самому мечу. Казалось, Патхан не всегда осознает, что делает, а когда осознает, прикосновение его каблуков подводит сенеля слишком близко или недостаточно близко к противнику. Вадин не мог равняться с ним в скорости, не вполне был равен ему по мастерству, но, может быть…
Надо было торопиться. Силы Вадина убывали, мастерство подводило его даже при защите. Он коленями остановил Рами, приподнял ноющую руку со щитом, парировал коварный рубящий удар. Меч Патхана отскочил, мелькнул сбоку в ложном выпаде, ринулся в прореху в защите Вадина. Вадин чудом успел парировать удар, и сила столкновения едва не свалила его. Жеребец чуть заметно отклонился, и Патхан пнул его, направляя на сближение. Он переступил на долю шага. Новая атака Патхана опоздала буквально на секунду, на толщину хорошего бронзового лезвия, и Вадин воспользовался этим. Он ускользнул от щита, повернул острие меча и одним быстрым, змеиным движением одновременно обезоружил Патхана и вышиб его из седла.
Последовало потрясенное молчание. Патхан лежал на спине с открытыми остекленевшими глазами, так что на миг Вадину показалось, что тот мертв. Затем он пошевелился, застонал и сел, прижимая к себе невыносимо саднящую руку. Вадин знал, каково это: он научился этому приему на собственной шкуре у мастера-мечника в Гейтане. Он соскочил со спины Рами, потянулся, чтобы помочь Патхану встать на ноги, как дурак бормоча:
— Простите, я не хотел, просто…
— Ах ты, маленький… — проворчал Патхан, отталкивая протянутую к нему руку и поднимаясь с трудом, но не выказывая боли.
Вадин открыл было рот и снова его захлопнул. Боги, помогите ему, он же на глазах у всего Янона поставил в дурацкое положение этого князя, испортил день его посвящения в рыцари, превратил его снисходительную доброжелательность в горькую вражду.
Смех Патхана ошеломил Вадина.
— Маленький идиот, — повторил князь, и на сей раз его насмешливая веселость была совершенно очевидна, — неужели ты даже не понимаешь, что победил?
Вадин моргнул. От одного из этих последних яростных ударов у него, должно быть, помутилось в голове. Он медленно обернулся. Рами, как обыкновенное тягловое животное, щипала траву. А вокруг нее бесновался народ Янона.
Патхан бесцеремонно шлепнул его.
— Возвращайся в седло, детка. Иди получай свой приз.
Подоспевшие герольды говорили приблизительно то же самое, один из них уже держал поводья Рами, и теперь, когда Вадин осознал что к чему, рев толпы стал оглушительным. Он потратил еще минуту на то, чтобы взять себя в руки, и со всей возможной легкостью сел в седло, подбирая поводья, поскольку Рами начала пританцовывать, Уж она-то знала, чего от нее ждут. Он расправил усталые плечи, поднял подбородок и устремил взгляд перед собой.
Мирейна на помосте не было. Он сидел верхом на Бешеном, держа корону, которую быстрый глаз и умный прием выиграли для Вадина. Рами закусила удила и слегка взбрыкнула.
— Ах так! — ответил Вадин и дал ей волю.
Они встретились в галопе, черный сенель и серебристый, закружились один вокруг другого, развевая гривы, и остановились в один и тот же миг. Мирейн ничего не сказал, но глаза его сказали все. Щеки Вадина горели, и лишь отчасти от усталости. Он потупил голову, как ребенок, которого слишком расхваливают. На лоб ему легла прохладная тяжесть. В некотором удивлении он взглянул вверх: руки Мирейна опускались пустыми.
— Вперед, — сказал принц и, помедлив, добавил: — Рами, будь добра, спасай честь своего хозяина.
Она мотнула головой, закусила удила и начала круг победителя по полю. Бешеный не последовал за ней, и в этот великолепно оскорбительный миг никто даже не обратил внимания ни на него, ни на того, кто сидел на нем верхом. Вадин один раз оглянулся, Мирейн нисколько не досадовал.
— Мил и скромен, — ясно и тихо произнес в ушах Вадина его голос, в котором звучали и смех, и гордость, и глубокая привязанность.
Проклятие, ну почему они все такие снисходительные? Что он, незаплетенный мальчишка, чтобы ему улыбаться, и посмеиваться, и делать уступки? Демоны их забери, он взрослый мужчина и доказал это.
Гнев наконец открыл ему глаза на истину: он победил. Он — Младший Победитель. Он лучший из оруженосцев Янона. Вадин подбросил свой меч и под одобрительный рев поймал его, развернул Рами и пустил ее бешеным галопом вокруг этого широкого и славного поля.
14
Когда солнце начало заплывать за горизонт, игры завершились пышным финалом. Моранден выиграл свою корону, старшую сестру короны Вадина, как он это делал на каждом праздновании Вершины Лета с тех пор как получил титул рыцаря. По обычаю оба победителя встретились на поле в военном танце, скрестив мечи и выровняв шаг своих коней; бок о бок подъехали они к трону, поклонились и пожали друг другу руки в знак дружбы братьев-воинов. Моранден был неуступчив, и танец его был достаточно быстр, так что Вадину пришлось напрячь всю свою силу, да и рукопожатие принца было болезненно крепким. Но таков обычай: как бы дружески ни был настроен Старший Победитель, он сам не забывал и другому не позволял забыть, что однажды им придется сражаться за его титул.
— Ты хорошо бился, — сказал Моранден, по-видимому искренне, и улыбнулся своей знаменитой улыбкой. — Как насчет этого последнего удара? Не научишь меня ему? Если только, — его улыбка стала еще шире, — ты не собираешься использовать его на мне во время следующего празднования Вершины Лета.
— Ни на следующий год, — ответил Вадин, — ни даже через добрый десяток лет, мой господин. Мне понадобилось бы больше, нежели просто прием и удача, чтобы победить лучшего бойца Янона.
Брови Морандена взлетели вверх.
— Не следует быть так в этом уверенным. Коню чуть-чуть недоставало обученности, а наезднику — умения; у тебя же оказалось достаточно сметливости, чтобы заметить это. Редкий дар. — Он снова пожал Вадину руку. — В замок едем вместе. В такой компании не стыдно.
Вадину стыдиться было тоже нечего, но он чувствовал себя не в своей тарелке. Он не мог наслаждаться обрушившимся на него обожанием. Его глаза были устремлены на Мирейна, который ехал как раз перед ним, рядом с королем. Младший принц снова получал свою долю славы и несся в ее ореоле словно на крыльях. По крайней мере в этот момент люди его безусловно любили, и даже страх перед Бешеным был бессилен удержать их в стороне. Они тянулись к Мирейну, замедляя его продвижение, сражаясь за прикосновение его руки или малейшую улыбку.
Королевские стражники подались было вперед, готовые оружием защищать принца. Король взглядом остановил их. «Видите, — говорил этот взгляд, Мирейну не могут причинить вреда. Не здесь и не сейчас. Весь Янон готов ему поклоняться».
Большой зал был открыт длинным летним сумеркам, сверкая огнями факелов. В нем набилось столько жителей Янона, сколько он мог вместить. Те, кому не удалось втиснуться в зал, толпились во дворе рядом и в соседних дворах, ибо даже наименее знатные из пришедших благодаря щедрости короля пировали, как лорды.
Мирейн сидел на возвышении под окаймленным золотом балдахином из белого шелка. Его пиршественное одеяние поражало своей простотой — совершенно белое, украшенное жреческим ожерельем, голова была непокрыта, волосы заплетены в одну косу, на лбу, груди и руках украшения отсутствовали. И все-таки от него исходило сияние, столь же ослепительное, как от любого убранного в золото принца Янона.
Моранден занял место Старшего Победителя за столом внизу по правую руку от короля и окружил себя разукрашенными князьками. Сам он был одет в черное и ярко-алое, с похожим на каплю крови рубином между бровей. Его компаньоны обращали на Мирейна мало внимания, пили больше, чем ели, и веселились все громче по мере того как угасал свет на небе. Даже танцоры и музыканты не заставили их замолчать. Немного поутихли они только во время церемонии посвящения Патхана в рыцари, Имин же и певцы пели хвалу богу, с трудом пробиваясь сквозь шум голосов. Хотя Моранден предавался разгулу наравне с другими, даже со своего почетного места слева от короля Вадин видел, что чашу принца наполняют редко и что он незаметно, искоса следит за Мирейном упорным непроницаемым взглядом.
Однако Мирейн был далек от того, чтобы обращать внимание на что-либо, кроме собственного восторженного настроения. Он молод, он любим, он будет королем. Его настроение не оставляло места ни для ненависти, ни для страха и уж тем более для простой осторожности. А Вадин, оказавшись в западне у собственных ликующих поклонников, не мог подобраться достаточно близко, чтобы вбить в него немного здравого смысла.
Вперед вышел очень молодой певец, совсем дитя, с голосом, подобным флейте, который запел о рождении Мирейна на восходе солнца в разгар великого ритуала бога. Князьки приостановились в своем разгуле, помимо воли захваченные чистотой этого голоса. Лишь один из них, лишенный слуха от рождения или от выпивки, протянул:
— Солнцерожденный, как же! Предсказанный, вот уж честное слово. И кто только сочиняет такие басни!
Слова прозвучали отчетливо, громко и не в ладе пением. Вадин напрягся, уже готовый вскочить, и медленно осел. Он мог только все усложнить.
Мирейн шевельнулся. Его взгляд, который только что сиял, теряясь в созерцании чудес, медленно сосредоточился. И все же принц был еще наполовину в своих мечтаниях.
— Кто знает, что произошло на самом деле? — проворчал другой молодой лорд. — Он является сюда, рассказывает красивую сказочку и получает все: трон, замок и королевство. Хорошая работа, скажу я вам, и чертовски быстрая.
Певец не сбился, но испуганно взглянул на Имин. Она не шевельнулась, возможно, просто не могла. Мирейн внезапно очнулся. Король схватил его за руку своей тонкой и твердой как сталь, но все-таки заметно дрожащей рукой. Принц не удостоил его даже взглядом.
— Стража, — произнес он мягко и четко, — уберите этих людей.