Третий лордик взметнулся, отшвыривая свой кубок.
— Да! Уберите их, говорит он, прежде чем они откроют слишком много правды.
Он обращался к залу, но не сводил глаз с Морандена. Старший принц сидел спокойно и даже пальцем не шевельнул, когда стражники схватили его последователей, хотя те тянулись к нему и выкрикивали его имя. Он смотрел на Мирейна.
Песня закончилась, но никто не обратил на это внимания. Певец убежал прятаться за юбки Имин, слишком испуганный, чтобы плакать.
Третий буян боролся с захватившими его стражниками, выкрикивая:
— Лжец! Он лжет! Никакой он не сын бога. Его мать легла с князем Хан-Гилена. Верховная жрица храма предала бы ее за это смерти, поэтому ее любовник изгнал жрицу и посадил чужеземку на ее место. Однако жрица осуществила справедливую месть. Она собственной рукой убила лгунью. Я знаю это. Мой родственник был там; он видел, он слышал. Это никакой не сын Аварьяна. Вы поклоняетесь лжи.
Стражник поднял кулак, намереваясь ударом заставить бунтовщика замолчать.
— Нет, — произнес Мирейн. Его глаза были широко раскрыты и сильно блестели. — Пусть скажет все, что его подучили сказать.
На миг молодой человек смутился. Даже его товарищи притихли, не отрывая от него взгляда. Он набрал в легкие воздух.
— Никто меня не подучил, — крикнул он снова. — Это авантюрист, неизвестно чей сын, присланный с юга, чтобы захватить королевство. Когда он его получит, князь Хан-Гилена потребует и его, и королевство.
Мирейн искренне рассмеялся, позабавленный этими словами.
— Вот тут, господин, ты себя и выдал. На что бы князю Орсану могло понадобиться королевство, столь удаленное и столь варварское, да еще такое изолированное, как Янон? Он уже правит самым богатым из Ста Царств.
— Никакое царство не может быть слишком богатым, — крикнул придворный. Скажи сейчас правду, бастард. Твоя мать лгала, чтобы спасти своего любовника и себя. Но ты ее предал. Она умерла за то, что носила тебя. Ты причина ее смерти.
Мирейн вскочил на ноги. Лордик снова нанес удар, глубокий удар.
— Ты проклятый убийца собственной матери, разрушающий все, к чему прикасаешься. «Иди в Я нон, — умоляли тебя в Хан-Гилене. — Иди, забирай свое проклятие с собой. Король стар, он безумен, он скоро умрет. Янон твой, стоит только взять». — Он поднял руки в величественном жесте. — Одно лишь они не учли. Янон — это не только король и кучка трусливых лордов. Есть один человек, который силен. Один человек, который помнит свою честь и честь королевства. Пока жив принц Моранден, тебе в Яноне не править.
Мирейн вскинул голову.
— Полагаю, ты с ним посоветовался? — Он обратил взгляд к Морандену: Дядюшка, этот пересмешник принадлежит тебе?
— Он заговорил не к месту, — холодно ответил Моранден, — а что касается истинности того, что он сказал, тебе виднее, чем мне.
— Мы все это знаем, — прорвался сквозь нарастающий шум голос Имин, приглушая его. — Я видела это и пела об этом. Это тот, кто был предсказан. Это король, которого дает Солнце. Горе тебе, Моранден из Янона, если ты посмеешь противиться ему. Ибо он мягок и милостив, но я такими добродетелями не обладаю и направлю против тебя всю мощь своего служения.
Моранден рассмеялся.
— Да еще какую мощь, госпожа певица! Ты всегда была его ручной собачонкой. Блеск золота, хорошо рассказанная сказочка — и твое сердце у него в руках. Посмотри на него сейчас? Хватает воздух как рыба, а все его интриги выплыли на поверхность.
— Что он может сказать в ответ на твои чудовищные слова?
— Что же чудовищного в правде? Он знает. Он давится ею. И прячется за юбки той, кто имеет наглость защищать его. — Губы Морандена скривились. — Ну и король выйдет из него, если ему нужна женщина, чтобы за него сражаться.
— Это лучше, чем король, которому нужна женщина, чтобы думать за него.
Моранден вскочил. Мирейн с ледяным спокойствием обратился к нему:
— Помолчи, родственник, и я, возможно, прощу тебе то, что твоя марионетка сказала о моей матери. Но я никогда этого не забуду.
— Лжец. Иноземец. Бастард жрицы. Я терпел тебя, потому что мой отец любит тебя и потому что ты похож на мою сестру, которую я тоже любил. Но чересчур это чересчур. Главнее моего отца и моей сестры был Янон, а Янон стонет при мысли о таком короле.
— Янон, — сказал Мирейн, — не стонет. Стонет только Моранден, душа которого грызет саму себя от ярости, что он не может заполучить трон.
В зале царила мертвая тишина. Мирейн взглянул в черные горящие глаза брата своей матери.
— А если бы ты и получил его, мой господин, если бы ты добился его, смог бы ты его удержать?
— Дитя… — Голос Морандена изменился, стал мягче, и от этого еще убийственнее. — Не один ты любим вышними. И не один Хан-Гилен, который отверг всех богов, кроме Аварьяна, и пыжится от гордости, воображая себя под его благословением. Боги изгнаны, но боги остаются. Она остается, та, что одна равна Аварьяну. Она есть, детка. Есть, была и будет.
Это были гордые слова, но заглушенные, лишенные своей силы.
— Я посажу ее на цепь.
Моранден засмеялся.
— Неужто, малыш? Попытайся. Попробуй сделать это сейчас, Солнцерожденный, дитя утра.
— Я… не…
Мирейн покачнулся. Его рука взлетела вверх, но огонь ее был тусклым, и смеющийся даже не вздрогнул. Мирейн воскликнул:
— Моранден! Неужели ты не видишь? Ты тоже марионетка. Тебя используют, тобой манипулируют. Другой голос говорит через тебя.
— Я ни одному человеку не игрушка!
— Воистину не человеку, но богине и женщине.
Моранден набросился на Мирейна, взбесившись от ярости. Вадин увидел, как его господин упал; между ними стена тел, и никакого оружия во всем праздничном зале; это было кошмаром, повторяющим Умиджан, и Мирейн сказался поверженным, прежде чем успел начать сопротивление.
Между алым и белым мелькнуло что-то темное, разделяя их и отшвыривая алое к стене. Низкий голос произнес с мягкостью, более уничтожающей, чем любой рев ярости:
— Вон отсюда.
Моранден пошатнулся, его лицо обмякло, он рухнул на колени. Король смотрел на него сверху вниз. Старый, сильный и грозный, он встретил взгляд сына, и тот вздрогнул.
— Вон отсюда, — снова повторил король.
Губы Морандена шевельнулись.
— Отец! Я… — вырвалось у него.
Стальные руки швырнули его об пол. Сильный, жесткий и резкий голос пригвоздил его к тому месту, где он лежал.
— Если восход солнца застанет тебя вблизи моего замка, я буду охотиться за тобой как за зверем. Изгнанник, проклятый. Пусть ни у одного мужчины не поднимется рука помочь тебе. Пусть ни одна женщина не пустит тебя в свой дом. Пусть ни один житель Янона не даст тебе ни еды, ни одежды, ни питья под страхом разделить твою судьбу. — Рабан отвернулся.
— Моранден из Янона мертв. Прочь, безымянный, или умри как собака. Моранден огляделся. Все отвернулись от него. Даже самые смелые из его последователей отвернулись вместе с остальными, показывая, что изгнание его совершилось.
Он рассмеялся резким, диким, острым как лезвие смехом.
— Вот оно, правосудие Янона. Итак, я осужден без защиты, безвозвратно. Мне жаль наше королевство!
Никто не повернулся. Король был неподвижен и неумолим. Мирейн и Моранден вынудили его сделать выбор. Он сделал его. Это было горько, очень горько. Но Моранден видел только неподвижную спину, понимал только то, что он всегда знал: отец не любит его.
Черная ярость затопила все его существо. Он вскочил на ноги.
— Проклятие! — крикнул Моранден. — Проклятие вам всем!
Мирейн тоже поднялся, он был растрепан, но он единственный встретил взгляд Морандена, потому что единственный не испугался. Свет потемнел в глазах старшего принца.
— Ты… — сказал он, почти промурлыкав, — теперь Янон принадлежит тебе. Наслаждайся.
Он преувеличенно низко поклонился, резко повернулся в алом вихре и зашагал все быстрее и быстрее мимо короля, мимо Мирейна, мимо лордов и простолюдинов Янона. Факел выхватил последний кроваво-красный блик, и принц исчез во тьме.
— Дедушка, — громко прозвучал в тишине голос Мирейна. — Дедушка, верни его.
Король повернулся к принцу. У того перехватило дыхание: лицо старого короля было похоже на череп. И все-таки Мирейн повторил:
— Верни его.
— Он хотел отнять твой трон и твою жизнь.
Мирейн сделал то, чего не делал ни перед кем, кроме своего отца: он стал на колени перед королем и склонил голову.
— Ваше величество, я умоляю вас.
Недоумение на лице короля смешалось с яростью.
— Зачем?
— Это еще не закончено. Это должно быть закончено, иначе весь Янон придет в движение.
— Нет, — жестко и бесповоротно сказал король.
Глаза Мирейна сверкнули.
— Он должен вернуться. Мы должны сразиться сейчас, пока битва еще свежа, и бог должен выбрать меж нами.
— Выбираю я, — прохрипел король. — Вы не будете сражаться.
— Не в твоей воле приказать это, повелитель Янона.
Король остался недвижен даже после столь неслыханной дерзости.
— Я не позову его обратно.
Мирейн поднял глаза к его царственному взору.
— Тогда и я тоже должен буду покинуть тебя.
Король содрогнулся.
— Покинуть? — повторил он, как будто это слово не имело смысла.
— Теперь это война между моим родственником и мной. Война, которую ты, мой господни, сделал неизбежной. Что бы ни выпало нам па долю, битва или, по великой удаче, примирение, я не стану сотрясать королевство силой нашей вражды. — Подбородок Мирейна вздернулся еще выше. — Поскольку Моранден ушел в изгнание, я тоже должен сделать это.
В зале и во дворе все затаили дыхание. Король выглядел как человек, которому нанесли смертельный удар. Его дочь мертва. Его сын открыто пошел против избранного им наследника. Сын его дочери стоит перед ним и швыряет его королевство ему в лицо.
— Однако, — сурово спросил он, — когда я умру, кто будет править в Яноне?
— Лордов и принцев достаточно. И каждый из них знает своего отца. — Мирейн поклонился до самого пола. — Прощай, мой господин. Да хранит тебя бог.