й-то другой день, Конди должна была впасть в маразм.
— А кого ты думаешь? Конечно, Лиди.
— Ее нельзя.
— Что ты мелешь? Она мне обещала. Обещала оставить сегодняшнюю ночь для меня.
— Ее нельзя, — повторила Конди. — Она ушла. Пришел мужчина и купил ее. Заплатил за нее золотой солнечный диск.
Вадин был готов завыть во весь голос. Он схватил старую ведьму за горло и тряс до тех пор, пока она не взвизгнула от страха.
— Кто? Кто? О боги, я убью его!
Она не захотела сказать ему. Или не могла. Если сначала она прикидывалась тупой, то теперь его гнев заставил ее шептать правду; скорчившись, она стонала и молила его уйти. В конце концов пришел хозяин таверны с одним из своих людей, а у Вадина еще осталось достаточно соображения. С горьким проклятием он развернулся и бросился в ночь.
Наружная дверь Мирейна была закрыта, внутренняя заперта. Счастливый человек! У него была своя женщина; она любила его и принадлежала ему, и никто другой не мог купить ее. Вадин прошагал мимо насмешливо молчащих стражей к себе в комнату, сбрасывая по пути свой роскошный наряд. Совсем недавно он надевал его с такой радостью, думая о Лиди, о том, как она посмотрит на него, улыбнется и объявит его самым красивым из ее любовников; а потом они бы устроили целую игру, снимая это все.
Вадин споткнулся, у него вырвалось резкое слово. Он совсем забыл про поклажу, сваленную в кучу под дверью в ожидании утра. Он пнул ее ногой и опять выругался, потому что поврежденное колено бурно запротестовало. Еще немного — и он бы разрыдался.
Что-то зашуршало в темноте. Вадин застыл, уронив руку на рукоятку меча и с тихим свистящим звуком доставая его из ножен.
Искра переросла в пламя и превратилась в светильник рядом с его кроватью. Лиди, моргая, смотрела на его явление в блеске украшений и с мечом в руке. Она была в чем мать родила, за исключением нитки бус, голубых как небо. Она поднялась, подошла к Вадину и обняла вместе с мечом.
— Мой любимый, бедняжка, ты искал меня? Я пыталась послать тебе весточку, но сначала не было времени, а потом ты ушел, и они не позволили мне пойти за тобой.
Он зарылся лицом в нежность ее волос.
— Конди, черт бы ее побрал, сказала, что тебя продали.
— Так оно и было.
Вадин отпрянул, но Лиди улыбнулась, сияя от радости.
— Да, Вадин. Пришел человек, он принес золото; Конди и Ходан долго торговались, но взяли его, хотя я спорила, и проклинала их, и даже кричала. Но что я могла сделать? В конце концов, я была только рабыней. Потом, — сказала она, — потом человек увел меня и был очень добр ко мне. Он привел меня в замок. Я уже начала бояться. Человек провел меня в комнату, полную надменных женщин, которые вели себя как королевы, хотя на самом деле были служанками. Они заставили меня вымыться с головы до ног, а потом искали у меня вшей и чего-то еще похуже, и я стала злиться.
Вадин убрал меч в ножны, сбросил его и перевязь на поклажу и подчинился Лиди, которая увлекла его к кровати и устроилась у него на коленях. Она поцеловала его в грудь прямо над сердцем и вздохнула.
— Конечно, я поняла, за кого они меня приняли. За обычную шлюху. — Она приложила пальчик к его губам, чтобы не дать ему возразить. — Такой я и была, любовь моя, хотя я пыталась оставаться чистой и не принимала каждого мужчину, который просил меня. Теперь же, сказали эти женщины, я должна была научиться жить по-новому. Меня купили не для того, чтобы я занималась своим ремеслом в замке.
Некоторое время Лиди молчала. В конце концов Вадин не выдержал и спросил:
— Для чего же тебя купили?
— Они не хотели говорить мне, — произнесла она. — Очень долго не хотели. Они мне все показывали. Как одеваться, и давали мне красивые одежды, чтобы я научилась. Как делать прическу. Как пользоваться духами и красками. Словно я всего этого не знала; но тут, конечно, была некоторая разница. Они мне показывали, как быть настоящей леди. Или как прислуживать леди. Очень высокородной леди, Вадин. Ты знаешь княжну Ширани?
— Конечно, — ответил он. — Это одна из дам короля.
— Я знаю. Она любит его до смерти. Бедная госпожа, ее отец князь Кирлиан один из бунтарей, а она живет только ради взгляда короля и уверена, что ее убьют как дочь предателя. Я сказала ей, что она может ничего не бояться. Король знает, где правда, а где ложь.
— Почему же именно Ширани купила тебя? Мужчина — это я могу понять: ты знаменита. Но девушка, княжна…
Лиди рассмеялась.
— Конечно же, она меня не покупала. Я — подарок. Слушай, что было дальше. Пришла какая-то женщина и спросила у княжны, подхожу ли я ей, и эта милая девушка ответила, что все превосходно. Женщина даже не улыбнулась. Она сказала, что меня хотят видеть в другом месте, и велела помнить о хороших манерах. Обидевшись, я хотела было повести себя откровенно грубо, как она того и ждала, но не смогла так поступить в присутствии моей госпожи. Я изобразила на лице благопристойное выражение, и женщина увела меня. — Лиди засмеялась. — О, это было чудесно, я была просто вне себя. Она отвела меня к мужчине, мужчина — к мальчику, а мальчик — к королю. И он, стоя перед целой дюжиной лордов, обнял меня, как будто я была его родней, и спросил, нравится ли мне мое новое место. А потом он сказал мне… Вадин, он сказал, что я свободна. Что если я хочу, то могу служить княжне, но если я предпочту что-либо другое, он даст мне все, что мне будет нужно. «Именно так, — сказал он. — Все, что тебе будет нужно». И я сказала… Я сказала, что была бы счастлива, если бы он разрешил мне видеться с тобой. Он сказал, что я могу видеть тебя когда захочу. Потом он поцеловал меня и отпустил.
У Вадина перехватило дыхание. Мирейн купил ее. Она была свободна. Дарованная королем вольная могла поднять человека из рабыни в королевы. Конечно, Мирейн не поднял бы ее так высоко, но она и не вынесла бы этого. Да и Вадин не был принцем, а всего лишь королевским слугой, так же как Лиди — служанкой княжны.
Его молчание обеспокоило ее. Она подняла голову с его груди, и лицо ее застыло, готовясь к худшему.
— Ты не рад. У тебя здесь есть женщина. Я годилась только для твоих ночей в городе, когда ты нуждался в новом лице и купленной любви, в ком-то, кто уйдет, когда тебе хочется, и забудет, когда тебе это будет угодно. Я уйду по одному твоему слову, мой господин, и не буду преследовать тебя.
Вадин крепче сжал ее в объятиях и заглянул в ее глаза, широко открытые, спокойные, без намека на слезы.
— Ты хочешь этого? Хочешь уйти?
— Я не останусь там, где я не желанна.
— Он купил тебя для меня, понимаешь? — сказал Вадин. — Он знал, что я никогда не приму от него подарка. Поэтому он освободил тебя, приставил в услужение к Ширани и позволил тебе самой решать, хочешь ли ты быть со мной. Маленький хитрый негодяй!
— Он — король.
И королева не могла бы произнести эти слова с большей уверенностью и спокойствием.
— Несомненно, — согласился Вадин. — А еще он — прирожденный притворщик. И очень высокого мнения о тебе. — Это замечание повергло ее в смущение, и Вадин поцеловал ее. — Лида, дорогая, нам надо быть осторожными, а то он захочет видеть нас не только в постели, но и под венцом.
— О нет. Этого мы сделать не можем. Ты — лорд, и победитель, и друг короля. А я…
— А ты — леди, и умная женщина, и друг короля. Разве ты не видишь, что он замышляет? Если б я когда-нибудь скопил достаточно серебра, чтобы выкупить тебя, ты была бы только свободной женщиной. А раз он купил тебя, ты можешь быть того звания, какого повелит король. А из свободных женщин только самые высокородные могут прислуживать княжне.
— Ой, — сказала Лид и с удивлением, — да он совершенный негодник. — Ее улыбка была не менее лучезарной, чем его. — Скажи мне, мой господин, может ли благородная женщина развлекаться с мужчиной, который ей не муж?
— Это не слишком одобряют, но такое случается.
— Меня тоже не слишком одобряют. Да я и не стремлюсь к этому. Честно предупреждаю, Вадин.
— Очень честно.
Его глаза были прикованы к ее телу, и его разум тоже.
Лиди толкнула его на кровать. Вадин улыбнулся; она поиграла с бородой, которую он только что чуть не потерял.
— Я полагаю, — сказал Вадин, — что мне придется разориться, чтобы удержать твою благосклонность.
— Может быть, — сказала она, прижимаясь к нему всем телом. — А может, и нет. Я была плохой шлюхой. Я выбирала мужчин больше ради любви, чем ради денег, а многие ночи не работала вообще.
— Но зато когда ты работала, — пробормотал он, — ах! — У него перехватило дыхание; когда Лиди сделала нечто совершенно безнравственное. — Колдунья.
— Милый мальчик, — сказала Лиди, которая была на целый сезон старше его.
Вадин оскалил зубы; она рассмеялась и стала плести новое заклинание, чтобы окрутить его.
— Мирейн!
Этот возглас согревал их даже в рассветной прохладе: армию, проходившую по Долу бесконечным потоком людей, животных, повозок и колесниц; людей, пришедших посмотреть на ее отправление, женщин, детей и стариков, слуг и прислужников, а также старейшин, которые будут охранять королевство в отсутствие Мирейна.
— Мирейн! — кричали они то вразнобой, то дружным хором.
И по мере того как хаос становился армией, поднялся новый клич, раскатистый, как удары барабана:
— Ан-Ш'Эндор! Ан-Ш'Эндор!
Внутри стен замка это казалось ревом моря. Вадин, замерзший и угрюмый, вытащенный из теплой кровати, на всякий случай еще раз подтянул подпругу Рами. Ее взгляд, полный упрека, заставил его почувствовать себя злодеем. Он сел в седло так бережно, как только смог, и посмотрел вокруг. Но напрасно: Лиди не пришла проводить его. Она должна была прислуживать княжне, да и вообще ненавидела расставания. Ей даже в голову не приходило, что он может не вернуться. Зато она одела его в походную одежду и доспехи, и заплела его волосы для войны, и дала ему нечто на память: поцелуй длиной в вечность и все же слишком короткий. Губы Вадина все еще пылали от этого поцелуя.