— Ужасно! — весело объявил он. — К сегодняшнему дню мне нужно было закончить две письменные работы и презентацию. Не спал до двух часов ночи!
— Неужели? — деланно удивилась я, хотя сама легла примерно в то же время и видела, что свет его окон — двух квадратиков с правой стороны дома — прорезает темноту между нашими домами. — А у меня сегодня будет контрольная по математике, которую я наверняка завалю.
Я была больше чем уверена, что Жервез не преминет вмешаться в разговор и обязательно меня подденет, зная мое уязвимое место. Но Жервез сидел на заднем сиденье, тихий и незаметный, впрочем, он вел себя так последние две недели. Видимо, чтобы компенсировать свое молчание, он все чаще попадался мне на глаза в школе. По крайней мере раз в неделю я ловила на себе его взгляды во время обеда, и когда бы я ни прошла мимо, он пялился мне вслед.
— Чего тебе? — буркнул Жервез, и до меня дошло, что я смотрю на него в упор.
— Ничего, — ответила я и отвернулась.
Нейт включил радио, и мы выехали на шоссе. Казалось, все идет как прежде, ничего не изменилось, и я подумала, что, видимо, ошиблась, ожидая худшего. В конце концов, я узнала то, чего не знала еще неделю назад, и мы с Нейтом друзья — ну, по крайней мере, еще на шесть месяцев. И вовсе не обязательно совать нос в его отношения с отцом; вряд ли бы мне самой понравилось, если бы кто-нибудь влез в мои семейные проблемы. Сейчас мы с Нейтом близки, но не слишком — вот пусть так все и остается, золотая середина.
За квартал до школы Нейт заехал на «Квик-Зип» заправиться. Он вышел из машины, а я положила на колени учебник по математическому анализу. Мне удалось прочитать с полстраницы, когда с заднего сиденья донесся странный шум.
К тому времени я уже неплохо изучила разнообразные звуки, издаваемые Жервезом, но этот был незнакомым. Он походил на вдох — как будто кто-то громко втягивает воздух. Я не обратила внимания на первые два, но, услышав, как Жервез шумно вздохнул в третий раз, повернулась к нему — подумала, что ему плохо.
— Что с тобой? — спросила я.
— Ничего, — ответил он обороняющимся тоном и вновь с шумом втянул воздух. — Дело в том…
Его прервал Нейт, который открыл дверь машины и сел за руль.
— Вот почему всегда так: когда я спешу, мне достается самая медленная колонка? — спросил он.
Я бросила взгляд на Жервеза, который торопливо опустил голову и погрузился в книгу.
— А не по этой ли причине ты стоишь у всех светофоров, когда опаздываешь?
— И еще теряю ключи, — добавил Нейт, заводя мотор.
— Может, это вселенский заговор?
— Да, последнее время мне что-то не везет, — согласился Нейт.
— Неужели?
Он покосился на меня.
— Ну, может, не во всем.
Я сразу вспомнила, как мы стояли на кухне и он коснулся моей ладони, забирая ключ. Нейт выехал с заправки на дорогу, а мне вдруг стало неловко. Кстати, о невезении — я подумала, что легко уже не отделаюсь.
Весь декабрь я вкалывала. Работала у Харриет, готовилась к вступительным экзаменам, сражалась с математическим анализом, а в свободное время помогала Нейту.
Умом я понимала, что придерживаться золотой середины в отношениях с Нейтом смогу, только если отдалюсь от него, но на деле это оказалось гораздо сложнее. Вначале ты осторожничаешь и избегаешь серьезных отношений, а потом проходит какое-то время, и ты уже покупаешь миндальные пирожные.
— Бельгийские миндальные пирожные, — уточнил Нейт, доставая с полки две коробки. — В этом-то и суть.
— Почему?
— Просто миндальные пирожные можно купить везде, — ответил Нейт. — А бельгийские продаются только здесь, в «Спайс-энд-Тайм», значит, они изысканные и дорогие и вполне подходят для корпоративных подарков.
Я посмотрела на коробку.
— Двенадцать долларов. Не дороговато ли за десять пирожных? — удивилась я. Нейт поднял брови. — За десять бельгийских миндальных пирожных.
— Только не для «Скотч дизайн инкорпорейтед», — сказал Нейт, укладывая коробки в тележку для покупок. — Вообще-то это самые дешевые из их праздничных покупок. Вот когда перейдем к башенкам из орехов и сыра, ты поймешь, что такое дорого.
Я бросила взгляд на часы.
— Наверное, я туда не попаду. У меня перерыв всего лишь полчаса, и если опоздаю хотя бы на минуту, Харриет будет волноваться.
— Купи ей бельгийских пирожных, — предложил он, добавив к покупкам последнюю коробку. — Может, они ее исцелят, за двенадцать-то долларов.
— Сомневаюсь, что это будет так легко. Или недорого.
Нейт повернул тележку и, миновав полки с шоколадом, направился в отдел жевательного мармелада. «Спайс-энд-Тайм» был из тех огромных магазинов деликатесов, которые проектируют так, чтобы они выглядели маленькими и уютными: узкие проходы, приглушенное освещение и, куда ни повернись, полки, забитые товаром. Лично я испытывала в нем приступы клаустрофобии, особенно в рождественские праздники, когда там толпилось вдвое больше народу, чем в обычные дни. Нейт, похоже, чувствовал себя прекрасно: лихо повернув тележку, он объехал группку пожилых людей, рассматривающих конфеты, и остановился в уголке, где громоздились полки с коробками песочного печенья.
— Даже не знаю, — заметил он, взглянув на список покупок, и начал складывать в тележку жестянки, украшенные изображением крепкого шотландца с волынкой. — Полагаю, что потребности Харриет гораздо проще, чем она думает.
— Например, полная организация домашнего хозяйства, любезно предоставленная бюро «Будьте спокойны»?
— Нет. Реджи.
— Ага, ты тоже заметил, — сказала я, глядя, как мимо нас протискиваются те же старички и старушки.
— Я тебя умоляю! — Нейт закатил глаза. — Это же очевидно! С чего бы ему дарить ей гинкго?
— Вот-вот, и я о том же! Но когда я сказала об этом Харриет, она была потрясена. Просто в ужасе.
— Неужели? Похоже, она в худшем душевном состоянии, чем мы думали, — произнес Нейт, двигая тележку дальше. — Хотя, честно говоря, это невозможно.
Мы резко остановились, едва избежав столкновения с двумя женщинами, которые везли тележку, доверху заполненную вином. После нескольких злобных взглядов в нашу сторону и громкого звяканья они потребовали, чтобы мы уступили им дорогу, и гордо укатили прочь.
— Она считает, что у нее нет времени на отношения, — сообщила я.
— А у кого оно есть?
— Согласна. Видимо, она просто боится.
Нейт удивленно посмотрел на меня.
— Боится? Реджи? Или она думает, что он силой заставит ее отказаться от кофе в пользу нормальной жизни?
— Нет.
— А чего же тогда? — спросил Нейт.
Я немного помолчала, внезапно осознав, что тема слишком скользкая.
— Боится, что ей причинят боль, если она откроется, подпустит кого-нибудь слишком близко.
— Ну да, — сказал он, добавляя в тележку сырные палочки. — Отношения всегда связаны с риском. Иногда что-то получается, иногда — нет.
Я взяла коробку с сырными палочками и стала разглядывать.
— Да, но дело не только в случае.
— Ты о чем? — спросил он, забирая у меня коробку и укладывая на остальные.
— Ну, если заранее знаешь, что есть какое-то обстоятельство, из-за которого любые отношения обречены, — скажем, как Харриет, которая чересчур независима и помешана на контроле, — то, может, лучше признать это и не тратить зря свое время? И чужое тоже.
Я покосилась на Нейта, который не сводил с меня глаз.
— Значит, независимость обрекает взаимоотношения? С каких это пор?
— Просто пример. Может быть что угодно.
Нейт посмотрел на меня со странным выражением лица, довольно обидным, если учесть, что он сам начал разговор. И вообще, неужели он ждет, что я вот так вот возьму и скажу: у нас ничего не выйдет, не хочу ни в кого влюбляться, тем более в человека, за которого буду беспокоиться? Пора было возвращаться к абстрактным рассуждениям, и как можно скорее.
— Я говорю, что Харриет не доверяет мне даже ящик с наличными. А уж просить ее доверить свою жизнь постороннему человеку…
— Вряд ли Реджи нужна ее жизнь, — ответил Нейт, толкая тележку. — Всего лишь свидание.
— Тем не менее лиха беда начало. И вообще, может, она не хочет рисковать.
Я почувствовала его взгляд, но демонстративно посмотрела на часы. Пора было возвращаться на работу.
— Да, может, и так, — сказал он.
Десятью минутами позже — и опоздав на одну минуту — я влетела в магазин, где меня ждала Харриет.
— Уф, вот и ты! — воскликнула она. — А я уже начала волноваться. Похоже, у нас сегодня будет наплыв посетителей. Я чувствую.
Я посмотрела на центральные магазинчики и киоски — покупателей хватало, но народ не толпился. В ресторанном дворике людей тоже было немного.
— Я уже здесь, не переживай, — сказала я, запихивая сумочку под прилавок, и вдруг вспомнила, что у меня есть подарок для Харриет.
— Держи, это тебе!
— Правда? — Она поймала коробку и посмотрела на этикетку. — Миндальные пирожные! Обожаю!
— Бельгийские, — сообщила я.
— Отлично, еще лучше! — ответила она, разрывая упаковку.
— Давай, Лейни! Ускорь шаг!
Я посмотрела на Оливию, затем — в том направлении, куда она кричала, — на дальний конец парковки при торговом центре. Там никого не было, только несколько машин да пакет из закусочной «Двойной гамбургер», мечущийся под порывами ветра.
На удивление теплым воскресным утром Оливия сидела на бордюре неподалеку от касс кинотеатра, держа на коленях открытую книгу.
Оглянувшись, я увидела Лейни: одетая в бордовый спортивный костюм, она медленной рысцой огибала дальний угол универмага Мейера, направляясь в нашу сторону.
— Наконец-то! — воскликнула Оливия, вытаскивая из-под книги кухонный таймер и поднимаясь на ноги. — Беги быстрее, если хочешь, чтобы я торчала здесь еще один круг! — прокричала она, сложив рупором ладони. — Ясно тебе?
Лейни ничего не ответила, может, не расслышала; она бежала, уставившись прямо перед собой: топ-топ-топ. На ее раскрасневшемся лице застыло серьезное выражение, но, пробегая мимо, она кивнула.