являли, что искупят свою вину. Ему и сотни рук не хватило бы, чтобы обменяться рукопожатиями со всеми желающими.
Когда Ричард освободился, наконец, и повернулся к своему отцу, без тени упрека, а лишь со всепрощающей любовью на лице, суровый старый судья, забыв о своей гордости и напыщенности, разрыдался как ребенок и пробормотал, что и он также нуждается в прощении.
— Дорогой отец, — воскликнул Ричард со слезами на глазах, — все уже забыто! Подумайте о том, как мы снова будем счастливы вместе: вы, я и матушка!
Руки, обнимавшие сына, разжались. Они странно подергивались; затем подергиваться начало лицо, потом — все тело, и, наконец, он упал на плечо полковника Бетела, сраженный вторым ударом паралича.
Глава 20КОМНАТА СМЕРТИ
Возле кровати умирающего Уильяма Карлайла на коленях стояла леди Изабель. Роковой час был уже недалек, и мальчик совершенно смирился со своей участью. Господь воистину милосерден к умирающим детям! Просто потрясающе, с какой легкостью, если правильно подойти к этому, можно убедить их принимать путешествие в неизведанное не со страхом, а скорее, с удовольствием.
Чахоточный румянец уже сошел с его щек, лицо сделалось бледным и изможденным, и лишь огромные блестящие глаза оживляли безжизненные черты, обрамленные шелковистыми каштановыми волосами, зачесанными назад. Его маленькие горячие руки разметались по постели.
— Вы знаете, мадам Вин, что уже недолго осталось ждать?
— Чего ждать, мой милый?
— Ждать, когда все они придут. Папа, мама, Люси и все остальные.
Ее уставшее сердце пронзила ревность. Так что же: она для него ничего не значит?
— А тебе не хотелось бы, чтобы я встретилась с тобой, Уильям?
— Да, я надеюсь, что так и будет. Но как вы думаете: в раю мы будем знакомы со всеми или же только с родственниками?
— Ах, дитя! Я думаю, что там не будет родственников в том смысле слова, который мы вкладываем в него здесь. Впрочем, давай во всем доверимся Господу.
Уильям лежал, в задумчивости глядя в небо, ярко-синее, безоблачное небо июля, с которого светило жаркое солнце. Его кроватку придвинули к окну, поскольку он любил сидеть и любоваться открывавшимся пейзажем. Окно было открыто, и в летнем воздухе вились бабочки и пчелы.
— Интересно, как это все будет? — начал он размышлять вслух. — Там будет прекрасный город, с воротами из жемчуга, сверкающими драгоценными камнями и улицами из золота; а еще там будет чистая река, и деревья с плодами и целительной листвой, и чудесные цветы. А еще там будут арфы, и музыка, и пение, и пение и… что еще?
— Все, что желанно и прекрасно, Уильям.
Он немного помолчал.
— Как вы думаете, мадам Вин: Иисус сам придет ко мне или пришлет ангела?
— Иисус обещал прийти за всеми спасшимися, за каждым, кто любит и ждет его.
— Да-да! И потом я буду счастлив навсегда. Как приятно будет никогда не видать усталости и болезней!
— Приятно? О да, Уильям! Когда же придет это время!
Сейчас она подумала о себе, о своем освобождении, хотя мальчик и не подозревал этого. Она заговорила, прикрыв лицо руками, так что Уильяму пришлось напрячь слух, чтобы расслышать еле слышный шепот:
— И там не будет ни смерти, ни горя, ни слез, ни боли, ибо прошлое останется позади.
— Мадам Вин, как вы думаете: там будет мама? — спросил он, спустя некоторое время. — Я имею в виду… ту маму.
— Да. Уже скоро.
— Но как мне узнать ее? Я, видите ли, почти забыл, как она выглядит.
Она склонилась над ним и разрыдалась, прижавшись лбом к его изможденной руке.
— Ты узнаешь ее, Уильям. Не бойся: она не забыла тебя.
— Но откуда нам знать, что она будет там? — не согласился Уильям, немного подумав. — Вы знаете, — он понизил голос и нерешительно продолжал, — она была не совсем хорошей. Она нехорошо поступила по отношению к папе и к нам. Иногда я думаю: а вдруг она не стала хорошей и не попросила Господа простить ее?
— Ах, Уильям, — всхлипнула несчастная, — вся ее жизнь, с того самого времени, как она покинула тебя, была сплошным покаянием и поиском прощения! Ее раскаяние, ее горе было невыносимым, и…
— Что? — спросил Уильям, поскольку она замолчала.
— Ее сердце разбилось от тоски по своим детям и мужу.
— Почему вы так думаете?
— Дитя, я знаю это.
Уильям задумался. И вдруг… он вскочил бы на ноги, если бы у него оставались силы.
— Мадам Вин! Вы можете знать об этом только от самой мамы! Вы видели ее? Вы встречались с ней за границей?
Леди Изабель в этот момент, должно быть, витала в облаках. Иначе она не ответила бы, не подумав о последствиях:
— Да, я встречалась с ней за границей.
— Почему же вы никогда не рассказывали нам об этом? — спросил мальчик. — Что она говорила? Как выглядела?
— Она сказала, — голос ее прервался рыданиями, — что разлучена со своими детьми, но она встретит их в раю, чтобы уже никогда не расставаться с ними. Уильям, милый! Там исчезнет вся боль, вся грусть, никто не вспомнит о провинностях, совершенных в этом мире, и Господь вытрет наши слезы.
— Какое у нее было лицо? — тихо спросил он.
— Похожее на твое и особенно — Люси.
— Она красивая?
— Да, — ответила она после небольшой паузы.
— О Господи! Как мне плохо! Помогите! — воскликнул Уильям.
Голова его свесилась набок, а лицо, и без того влажное, покрылось каплями пота величиной с горошину. В последнее время с ним часто случались непродолжительные обмороки. Леди Изабель поспешно позвонила, и появилась Уилсон. Обычно это делала Джойс, но в этот день миссис Карлайл с малышом уехала в Гроув и взяла Джойс с собой, не подозревая, в каком критическом состоянии находится Уильям. Описываемые события происходили на следующий день после суда в Линборо. Г-на судью Хэйра привезли в Гроув после второго удара, и Барбара отправилась к родителям, чтобы повидать отца, утешить мать и поздравить Ричарда с возвращением домой. В тот день не менее пятидесяти экипажей побывало в Гроуве, не считая тех посетителей, которые пришли пешком.
— Все хотят оказать тебе внимание, Ричард, — сказала миссис Хэйр, сквозь слезы счастья улыбаясь вновь обретенному сыну.
Люси и Арчи в этот день обедали у мисс Карлайл, а Сара занялась малышом Артуром. Таким образом, свободной осталась только Уилсон, которая и появилась в комнате после звонка мадам Вин.
— Что, снова упал в обморок? — бесцеремонно спросила она.
— Да. Помогите мне поднять его.
Но Уильям не потерял сознание, нет: вместо того, чтобы, обессилев, упасть, он задрожал, словно в лихорадке, и конвульсивно вцепился в мадам Вин и Уилсон.
— Не дайте мне упасть! Не дайте мне упасть! — задыхаясь, произнес он.
— Мой дорогой, ты не можешь упасть, — ответила мадам Вин. — Ты же находишься на кровати.
Однако он не отпустил их, по-прежнему дрожа, словно от страха, и продолжая кричать: «Не дайте мне упасть!»
Этот крик буквально раздирал душу.
Наконец, приступ закончился. Ему вытерли пот со лба. Уилсон смотрела на ребенка, поджав губы, с каким-то странным выражением на лице. Она поднесла к его рту ложку с укрепляющим желе; он послушно проглотил его, однако отрицательно затряс головой, когда она хотела дать ему еще одну. Уильям лег лицом вниз и через несколько минут задремал.
— Что бы это могло быть? — воскликнула леди Изабель.
— Я-то знаю, — загадочно ответила Уилсон. — Мне и раньше приходилось видеть подобные припадки, мадам.
— Чем же он вызван?
— Я видела его не у ребенка, — продолжала Уилсон, — а у взрослого человека. Но это не имеет значения: это всегда означает одно и то же. Я думаю, теперь он умрет.
— Кто? — испуганно воскликнула леди Изабель.
Уилсон ничего не ответила, лишь показала на ребенка, лежавшего в постели.
— Ах, Уилсон! Он не настолько плох! М-р Уэйнрайт сказал сегодня, что он протянет еще неделю или две.
Уилсон преспокойно уселась в самое мягкое кресло. Она не собиралась церемониться с гувернанткой; к тому же, последняя слишком боялась ее в известном смысле слова, чтобы указать служанке ее место.
— Что до Уэйнрайта, — сказала Уилсон. — Так он — никто, пустое место. Даже если ребенок будет испускать дух прямо перед ним и он будет знать, что через мгновение наступит смерть, и тогда он будет клясться, что тот проживет еще часов двенадцать. Вы же не знаете Уэйнрайта так, как я, мадам. Он был нашим врачом, когда я жила еще у матери, и он практиковал всюду, где я служила. Пять лет я была старшей няней у сквайра Пиннера, следующие четыре года — горничной миссис Хэйр. Здесь я появилась, когда мисс Люси была младенцем. И всюду он, как тень, следовал за мной по пятам. Помнится, миледи Изабель была высокого мнения о нем, в отличие от меня.
«Миледи Изабель» ничего не ответила. Она лишь села и продолжала смотреть на Уильяма, дыхание которого сделалось затрудненным сверх обычного.
— Сегодня эта идиотка Сара говорит мне: «С кем из его дедушек они похоронят его: со старым м-ром Карлайлом или же с лордом Маунт-Северном?» «Не будь дурой, — отвечаю я ей. — Не станут же они хоронить его где-то в уголке, возле могилы милорда. Конечно же, он будет покоиться в склепе Карлайлов». Разумеется, все было бы иначе, если бы миледи умерла дома, чинно и достойно, супругой м-ра Карлайла. Тогда бы, несомненно, ее похоронили рядом с отцом, а мальчика — возле матери. Но в действительности все было иначе.
Мадам Вин ничего не ответила, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием мальчика.
— Интересно, как себя чувствует этот красавчик? — вдруг заговорила Уилсон презрительно-ироничным тоном.
Леди Изабель, все мысли которой были поглощены только Уильямом, вообразила, что Уилсон говорит о нем, и удивленно повернулась к ней.
— Да эта драгоценность в тюрьме Линборо, — пояснила Уилсон. — Надеюсь, он славно себя чувствует со вчерашнего дня. Интересно, сколько народу из Вест-Линна поедет на его повешение? Должно быть, потребовалось бы несколько поездов, чтобы вместить всех желающих.