И я снова побрела по жаркой улице, мимо бесконечных рекламных щитов и зазывных вывесок «Кафе-бистро». В поезде позавтракать не удалось, поэтому есть хотелось ужасно. Еще больше хотелось пить. Но в черном кожаном кошельке лежала всего лишь десятка, поэтому приходилось сглатывать слюну и старательно игнорировать жестяные баночки cпрайта в витринах магазинов.
Станция метро «Черкизовская» возникла передо мной, когда я уже потеряла надежду до нее добраться. Народу здесь было едва ли меньше, чем на площади перед вокзалом. Из огромных павильонов торгового центра с сумками и пластиковыми пакетами сплошным потоком текли люди. Такой же поток затекал внутрь. У этих счастливцев в отличие от меня еще было что тратить.
Мне подумалось, что в месте оживленной торговли обязательно должен быть опорный пункт милиции или хотя бы специальный наряд. И не успела я еще толком оглядеться по сторонам в поисках заветной серой формы, как милиционер не замедлил появиться. Широкоплечий, надежный сержант в серой форменной кепке и высоких шнурованных ботинках неспешно шел мне навстречу. О бедро его билась длинная черная дубинка.
— Добрый день, — представился он, небрежно козыряя и поигрывая связкой ключей с массивным брелоком, — ваши документы, пожалуйста…
Документы, к счастью, воров не прельстили. И паспорт, и диплом, и медицинская карта по-прежнему лежали в среднем отделении сумочки.
— Пожалуйста, — я, отчего-то немного волнуясь, протянула ему паспорт.
— Та-ак, прописка, значит, северская. Причем заканчивающаяся через два месяца…
У меня и в самом деле была еще институтская прописка, но я пока не понимала, какое это имеет значение.
— С какой целью и когда прибыли в Москву?
— Сегодня утром, по личным делам.
— А билетик ваш можно с поезда или с самолета? На чем вы там прибыли?
Билет вот уже несколько часов благополучно покоился на дне урны Ярославского вокзала, о чем я и сообщила странному сержанту. Но он не только не рассердился, а даже почти обрадовался:
— Выходит, вы, гражданка, могли прибыть когда угодно? Хоть сегодня, а хоть месяц назад?
Мой робкий кивок на сумки был проигнорирован.
— …И до сих пор нигде не зарегистрировались? Нарушаем законность, значит? Что ж, попрошу штраф за проживание без регистрации в размере восьми тысяч двухсот рублей.
Все это странно напоминало ситуацию с северским лейтенантом Сачковым. И, наверное, было бы смешно, если б не было так грустно. И тогда, и теперь под благовидным предлогом у меня элементарно вымогали деньги. Но там, в далеком, родном и безопасном Северске, помочь могли и Никитина, и Антипов, и даже Сашенька Ледовской! А здесь не было никого и ничего, кроме жалкой десятки в кармашке кошелька.
— Подождите, — я помотала головой и поправила накинутую на плечи кофточку, — дело в том, что я сама вас искала… Понимаете, я действительно только сегодня приехала в Москву. Наверняка фамилии пассажиров заносятся в какой-нибудь компьютер, и это можно узнать. Но дело не в этом…
— А в чем же? — Милиционер скептически усмехнулся и демонстративно опустил мой паспорт в нагрудный карман.
— В том, что меня обокрали примерно час назад возле гостиницы «Октава». Это в нескольких кварталах отсюда.
— И, конечно же, увели все деньги, так что штраф заплатить вам нечем?
— Вы мне не верите?
— Верю! — Он наклонился, поднес свое лицо близко-близко к моему и смрадно дыхнул табаком и кислым кетчупом. — Вас, лимиту, послушать, так сроду денег с собой не носите!.. Плати штраф, или отправлю на трое суток в КПЗ — мало не покажется!
Расстегнув дрожащими пальцами сумочку, я достала из нее кошелек, выудила оттуда несколько тысячных бумажек и высыпала на ладонь пригоршню мелочи.
— Вот видишь, — удовлетворенно заметил сержант, забирая все деньги и возвращая паспорт, — сразу и на штраф нашлось. Сейчас найди еще на жетон в метро и давай езжай с моего участка!
Но ехать мне уже было не на что. Не на что выпить даже стакан воды. В затылке ужасно пекло, колени подкашивались от волнения и усталости. Я поняла, что сейчас просто упаду в обморок. Последним, что отпечаталось в моем мозгу, были большие картонные коробки, сваленные у входа в открытый рынок…
Но оказалось, что просто так, бесплатно, сидеть на коробках в Москве тоже не принято. Правда, сообразила я это только минут через пятнадцать, когда немного пришла в себя и начала реагировать на внешние раздражители.
— Эй, дэвушк, ты что сидишь? — нудно и раздраженно вопрошал армянин, торгующий игрушечными плавающими черепашками. — Ноги твои мешают, да! Людям пройти негде!
Я подтянула колени к подбородку и покосилась на черепашек. Кроме них, в красном пластмассовом тазике плавали еще утята и морские котики. Яркая пищалка в руке армянина периодически прорезала воздух отвратительным визгом.
— Нэ твои коробки, да? Иди отсюда!
— Что ты к ней привязался? — неожиданно послышалось откуда-то сверху. — Может, девушке плохо? Или ждет кого-нибудь?.. Смотри, хорошенькая какая! Она же тебе лучше делает — клиентов привлекает.
Я подняла голову. Немолодая женщина в темном вискозном платье и соломенной шляпке с широкими полями стояла рядом с продавцом игрушек и полоскала кончики пальцев в тазике с водой. Свободной правой рукой она придерживала ручку большой тележки на колесиках.
— А-а, привлечет она! — Армянин еще досадливо, но уже почти беззлобно отмахнулся. — Кого привлечет? Я же не рубашками и не штанами торгую! У меня игрушки, понимаешь, игрушки! Что мне толку с мужиков?
— Ну, Рафик, не скажи! — Женщина рассмеялась. — Молодые папы, они, знаешь, какие бывают?! У-ух!.. Да что я тебе рассказываю? Ты сам такой!
— Э-э, нет! Я на русских девочек не смотрю и жене не изменяю. Она у меня серьезная женщина.
— На русских не смотришь? Верю. И Софиат — красоточка, та, что обувью торгует, то же самое говорила…
Они вместе расхохотались, на время позабыв о моем существовании. Я уже собралась забрать свои сумки и уйти, когда женщина вдруг спохватилась:
— А ты, в самом деле, чего сидишь? Потеряла, что ли, кого? Или просто ждешь?
— Не волнуйтесь, я уже ухожу.
— А мне-то что волноваться? Хоть уходи, хоть до вечера сиди. Просто милиция пристать может…
— Кстати, вы не подскажете, где отделение милиции найти? Не этих, которые с дубинками возле метро ходят, а нормальных, которые могут заявление принять…
— Обокрали, что ли? — Загорелое лицо женщины сделалось озабоченным и сочувственным. Я тихо кивнула.
— Здесь, поди, на рынке?.. Конечно, тут надо ой как за карманами следить! Много взяли-то?
— Четыреста долларов и еще шестьсот тысяч.
— Ой-ой-ой! — Она зацокала языком и закачала головой. — Наверное, шубу покупать собиралась? И мать, поди, еще не знает? Беги домой скорее да рассказывай!
— Не получится, — я попыталась сложить из дрожащих губ подобие улыбки. — Дом очень далеко. В Сибири. Я сегодня только в Москву приехала. Так что милиция заявления не принимает, зато штраф какой-то дерет.
Женщина выразительно взглянула на армянина, тот сочувственно и понимающе усмехнулся.
— Н-да, незавидная история… — Она согнала с ручки своей тележки большую коричневую бабочку. И вдруг оживилась: — Слушай, может, тебе попить надо? Так у меня тут еще пара бутылочек пива осталась. Холодненькое. Все распродала, эти домой везу… Выпей, сразу и полегчает!
Калорийное пиво пить нам воспрещалось категорически, да я и не испытывала к нему особой любви. Но сейчас многое отдала бы за возможность приложиться губами к холодному, влажному горлышку. А женщина, словно дразня, вытащила из клетчатой сумки бутылку «Балтики», не ледяной, конечно, но довольно холодной. В висках снова загудело, пересохшее горло и желудок свело нехорошим спазмом.
— Спасибо, не нужно, — я замотала головой торопливо и яростно. — Нет, я очень вам благодарна, но вы не поняли: у меня вытащили все, абсолютно все деньги. А ту мелочь, что оставалась, забрал милиционер…
Следующим, что я увидела, было подплывающее прямо под нос горлышко уже открытой бутылки. А потом до моего слуха донеслись простые и какие-то равнодушно-обыденные слова:
— Пей, собирай свои чемоданы, и пойдем ко мне — переночуешь. А завтра с утра разберешься что делать. Или тебе есть где ночевать, а, деваха?..
Мою новую знакомую звали Жанной Викторовной. И жила она совсем неподалеку, в «сталинском» доме с просторными холлами и высокими потолками. Правда, квартира у нее оказалась всего лишь однокомнатная и давно требующая ремонта.
Перед тем как открыть дверь, она попросила меня отвернуться.
— Нет, ты не подумай, что я тебе не доверяю. Просто не хочу, чтобы посторонний человек видел, как ключ вставлять и в какую сторону поворачивать.
— Конечно-конечно, — я попробовала светски улыбнуться. — Странно вообще, что вы незнакомых в квартиру пускаете. Сейчас ведь все кругом такие осторожные.
— А чего мне тебя бояться? Одна в доме с деньгами не останешься, а попробуешь напасть — так я тебя одной левой пополам перешибу. Ты-то вон какая тощая, а я, слава Богу, тридцать лет поваром отработала! И баки здоровенные таскала, и тесто вымешивала.
Она, конечно, шутила, но ключи все равно прятала суетливо и тщательно. И в комнату пошлепала первым делом, едва успев скинуть парусиновые тапочки. Наверное, торопилась убрать от греха подальше дневную выручку.
Потом мы сидели на чистенькой кухне, сплошь увешанной расписными разделочными досками, варежками-прихватками и наборами поварешек. Жанна Викторовна выкладывала со сковородки яичницу с зеленым луком и краем глаза следила за бурлящим на газовой плите киселем.
— Заявление о краже писать бесполезно, все равно воров не найдут. А вот домой тебя, конечно, должны бесплатно отправить, — говорила она, поддевая лопаточкой шмат обжаренной колбасы. — Я слышала, это и до сих пор делается. Только вот как быстро этот вопрос решится?
— А работу мне здесь найти никак нельзя? В садике там нянечкой? Или уборщицей? — неуверенно поинтересовалась я, стараясь не слишком откровенно истекать голодной слюной.