— Да сколько уже можно вспоминать? Подвернулась девочка, чудная, светлая, и надо за нее держаться!.. У вас-то с Вовкой, кстати, как? Наладилось?..
Дальше они уже говорили о своем. А я впала в состояние угрюмой задумчивости. Почему-то присутствие в жизни Антона какой-то Ленки, которую можно вспоминать, мне абсолютно не нравилось. Но в конце концов мою голову посетила здравая мысль: «А из-за чего ты, собственно, дергаешься? Он тебе — никто, никем и останется. Не на этой неделе, так на следующей найдется Алексей. Даже если бы он захотел забыть свою Ленку ради тебя, что ты-то смогла бы ему дать?» Я утешилась и решила, что буду наслаждаться радостью настоящего.
А настоящее было веселым и милым. Накрыв на стол, ребята приступили к «раздаче слонов». «Слоны» в виде роскошных букетов роз достались всем девушкам, в том числе и мне. Потом мужчины снова на минуту спрятались на кухне и вернулись в комнату уже гуськом. Пятеро из них держали за спиной какие-то коробки, последним шел Антон. Ребята подходили к одногруппницам и с шутливым пожеланием вручали каждой какую-нибудь штучку из мелкой бытовой техники: миксер, тостер или электрочайник.
Я на подарок, естественно, не рассчитывала и поэтому просто с улыбкой наблюдала за происходящим. Но когда ко мне направился Антон, сердце мое вдруг заколотилось быстрее обычного. Подойдя вплотную, он несколько секунд помолчал, потом улыбнулся немного смущенно, совсем как тогда, в первый вечер нашего знакомства. А потом просто сказал: «Это тебе» — и застегнул на моей шее цепочку.
Я опустила глаза и увидела, что к цепочке прикреплен кулон с золотыми нитями, обвивающими довольно крупную жемчужину. Почему-то мне сразу стало ясно, что жемчужина настоящая.
— Я не возьму! — Пальцы мои торопливо потянулись к замочку. — Ты же понимаешь: я не могу это взять! Спасибо тебе, конечно, большое, но оставь это себе.
Антон неожиданно растерялся и стал похожим на неуверенного подростка:
— Но почему?.. То есть я, конечно, понимаю — почему, но, пожалуйста…
Я помотала головой, расстегнула цепочку и на ладони протянула ему. Он тоже мотнул головой и сжал мои пальцы в кулак.
— Я сам нашел раковину на дне, — его глаза просили и уговаривали. — Даже жемчужину сам выковырял. Ну, честное слово, Настя! Пожалуйста, надень.
На нас между тем уже начинали обращать внимание. «Как, наверное, обращали когда-то на них с Леной», — промелькнуло у меня в голове. Новых параллелей и сравнений не хотелось, поэтому я пошла на компромисс:
— Хорошо, надену. Но только сегодня. Она и в самом деле очень идет к моему платью. А потом посмотрим, ладно?
Он, улыбнувшись, кивнул и всего на секунду прижал мою голову к своей груди. И, наверное, сам испугался этой нечаянной ласки, потому что тут же заговорил о чем-то смешном и незначительном, потащил меня к столу и принялся хвастаться собственноручно приготовленным овощным салатом.
Потом все танцевали. Рука Антона лежала на моей талии так ласково и уверенно, что я даже не нервничала. Обычные «танцы вдвоем», как правило, вгоняют меня в краску. Мне почему-то все время кажется, что я со своей классической выучкой двигаюсь неудобно для партнера, что тот, напрягается, танцуя со мной. В общем, в результате начинаю наступать на ноги и ему и себе, опровергая мнение о том, что балерины даже в мытье посуды грациозны и пластичны.
Но с Антоном все было по-другому. Я вспоминала ту его мгновенную нежность и позволяла себе спокойно радоваться тому, что именно сегодня, сию секунду со мной интересный, обаятельный мужчина. А завтра придет только завтра. И бессмысленно думать об этом сейчас.
Во время очередного «изящного» танцевального па, в котором мы задели сервант и чуть не налетели на Ольгу с ее партнером, я спросила:
— А откуда у тебя этот шрам на лбу? Жанна Викторовна считает, что это след мафиозных разборок.
— След разборок, — он утвердительно кивнул головой. — Только двадцати… нет, даже двадцатипятилетней давности. Дрался с пацанами, вот какой-то лопаткой или совочком и получил по лбу. Кровищи было, мать выскочила — чуть в обморок не упала.
— Это сколько же тебе тогда лет было? Маленький совсем?
— Почему? Здоровый уже, во второй класс ходил.
— А сколько же тебе сейчас?
— Тридцать четыре. — Антон развернул меня в танце, удачно обогнув диван. — А что, моложе выгляжу?
Выглядел он действительно моложе, но не это заставило меня задуматься. Тридцать четыре, тридцать пять… Между ним и Алексеем был всего какой-то год разницы. Год разницы между Антоном и моим любимым мужчиной. Естественно, мысли тут же плавно перетекли на Иволгина. Я непроизвольно отстранилась и опустила голову.
— Что случилось? — спросил он, тревожно заглядывая мне в лицо. — Ты заскучала или просто устала?.. Заскучала, наверное… А у меня для тебя есть еще один сюрприз! Хотел до вечера отложить, но, ладно, расскажу сейчас!
— Что такое? — спросила я без особого энтузиазма.
Антон секунду помолчал, выдерживая торжественную паузу, а потом сообщил:
— Нашел я твоего Рыбакова, и театр его нашел. И Иволгин твой Алексей Александрович там тоже благополучно танцует. Так что прощайся с беляшами и трубочками, доставай из загашника свои пуанты, и завтра поедем!..
В Дом культуры института имени Курчатова я, естественно, поехала одна. Наплела что-то Антону про то, что ужасно волнуюсь и не хочу выглядеть в его глазах нелепо. Да тут и у него самого, к счастью, нашлись какие-то дела по работе. В общем, простились мы тем же вечером, после гулянки у его институтских друзей, и договорились, что он ближе к концу дня заедет к Жанне Викторовне.
Дом культуры, окруженный небольшим парком, стоял на отшибе, где-то в самой глубине квартала. Во время моего первого, продолжительного турне по домам и клубам я была здесь и, естественно, не обнаружила ничего, кроме очереди пенсионеров, покупающих крупы со льготной скидкой, и маленькой библиотеки, закрытой на санитарный день.
Сегодня, прежде чем войти, я посидела на лавочке под березой, сосчитала, успокаиваясь, наверное, до тысячи, а потом сказала себе: «Тяни не тяни, идти все равно придется. Лучше уж сразу, как в холодную воду или в кабинет к стоматологу». А рядом катались нарядные детишки на велосипедах, и молодые мамы с колясочками наматывали бесконечные круги вокруг клумбы. Они были веселы и безмятежны, им не грозила тревожная, смутная неизвестность.
Больше всего я боялась не неизбежных объяснений, не того, как отреагирует на мое появление Рыбаков. Я боялась встречи с Алексеем и ничего не могла с собой поделать. Ради этого был брошен театр в Северске, ради этого я месяц таскалась по рынку, нудно выкрикивая: «Пиво! Беляши! Домашняя выпечка!» И все же мне делалось жутко от одной только мысли, что он посмотрит на меня с легким недоумением и вполне логично спросит: «А зачем ты приехала?» Хотя я уже почти не помнила, какие у него глаза… Фотография, конечно, фотографией, но живое тепло рук, запах волос, манера улыбаться забывались почему-то очень быстро.
В полутемном холле было тихо и прохладно. Пожилая женщина в темно-синем рабочем халате с гребенкой в волосах мыла полы. Аккуратно обогнув жестяное ведро с грязной водой, я направилась к высоким, неплотно прикрытым дверям зала.
— Куда? — скорее равнодушно, чем строго, крикнула уборщица.
— В театр. К Рыбакову.
Она только успокоенно кивнула. И это означало, что я на правильном пути.
Однако и в зале, и на сцене было так же безлюдно, как в холле. Ни голосов, ни смеха, ни бренчания на рояле! Только откуда-то из-за занавеса доносилось мерное постукивание молотка. Пахло театральной пылью и почему-то ветхостью. По ногам тянуло сквозняком.
Пройдя между рядами кресел, я зашла в боковую дверцу и очутилась за кулисами. Стук молотка теперь слышался отчетливее, а дверь в одну из подсобных комнат была открыта. Почему-то мне показалось и правильным, и тактичным приблизиться туда почти на цыпочках, не производя лишнего шума. В результате я добилась только того, что парень, перебиравший книги на полках, при моем появлении вздрогнул и выронил какой-то журнал.
— Вы к кому? — спросил он недружелюбно и сурово, вероятно, для того, чтобы скрыть неловкость.
— Я вообще-то по поводу театра Рыбакова.
— Они на гастролях в Испании. Вернутся только через два дня. Еще вопросы?
— Скажите, а Алексей Иволгин…
И тут с парнем произошла неожиданная метаморфоза. Наконец-то подняв злополучный журнал, он улыбнулся на все тридцать два зуба, причем обнажил две золотые коронки слева, и поинтересовался:
— А вы откуда?
— Я из Северского театра оперы и балета. Вообще-то, ему неизвестно о моем приезде, и я просто хотела узнать…
— И хорошо, что ему неизвестно. В обмен на новость плясать заставим! Зигфрида или Щелкунчика! — Парень коротко хохотнул, весьма довольный собственной шуткой, и протянул мне руку: — Давайте знакомиться. Я Сергей, помощник администратора, а вы, как я понимаю, Настя?
Сказать, что я просто удивилась, значило ничего не сказать. Я изумилась, поразилась и впала в состояние шока.
— Но, простите, откуда вы знаете?
— А почему бы мне не знать? — Сергей невозмутимо пожал плечами. — Иволгин о своих соратниках по танцевальному цеху тут всей труппе уши прожужжал. Да и потом, он говорил, что рано или поздно вы приедете.
Я не понимала абсолютно ничего и от этого чувствовала себя круглой идиоткой. Не похоже было, чтобы парень шутил или издевался. Лицо его, изрытое оспинами, но, в общем, приятное, казалось простым, как три рубля.
— А вы точно меня ни с кем не перепутали?
— Ну вот еще, здрасьте! — Он всплеснул руками, поражаясь моей тупости и недоверчивости. — С кем, скажите, я вас мог перепутать? Вы ведь балерина? Балерина! Из Северска? Из Северска! С Лехой в каком-то там балете должны были танцевать? Должны были или нет?
— Да, должны, но не успели. Он уехал, а я осталась. А вообще-то мы уже танцевали вместе «Жизель».