— Да, могу себе представить, — она улыбнулась, скрывая замешательство.
Почему двенадцать? И все крылатые? Бабушка поначалу говорила, что ей можно выбирать из четверых, считая Вейра. Потом милостиво добавила туда же и Дьяна. Остальные женаты. Видимо, явились вообще все, кто смог? Будем считать, что они намерены поприветствовать её и познакомиться.
Вот-вот, познакомиться. Всё равно, ещё одно испытание, и его не избежать. Не обольщайся, Кантана Виаланна, они хотят понять, княгиня будет править Изумрудным кланом, или её муж…
— Это драконы Изумрудного клана, — пояснила она. — Думаю, хотят меня поприветствовать.
— Они все крылатые? — поразился Ставур.
Он ещё не видел, чтобы драконы прилетали куда-то верхом на рухах.
— Конечно, — Кантана постаралась казаться невозмутимой, — что тебя удивляет? Они живут с итсванцами и как итсванцы.
Целый клан. Маленький, да, и всё же — целый, её клан.
— Передай, что я встречусь с ними после заката, на стене. Лир Вейр, случайно, не с ними? Тот, которого считали магом-хранителем…
— Да, он тоже тут, — подтвердил эконом.
Если Вейра пропустили, то, скорее всего, он воспользовался своими умениями. Надо с ним поговорить.
— Пусть принесут ужин нам в покои. И много горячей воды, — попросила она.
Покои были чисто прибраны — прислуга не бездельничала, надо признать. И больше всего после мытья хотелось рухнуть в застеленную чистым бельем постель. Но сначала поесть! На ужин подали гору свежих сырных лепешек и целое блюдо запечённого мяса с овощами. И очень хорошо, потому что две драконицы были очень голодными
— Что происходит? Почему все так сразу вдруг разостлались перед тобой? Это ведь люди Дьяна! — высказалась, наконец, Мантина, запивая мясо терпким вином.
Хорошо, что драконицы не пьянеют.
— Разостлались? Нет, просто признали меня, — усмехнулась Кантана, облизав испачканные соусом пальцы. — Потому что я хозяйка здесь. Не могу позволить неповиновение в моём доме. Что, надо было упрашивать Дьяна, чтобы он разрешил своим людям не смотреть на меня свысока и отличать от мебели? Не волнуйся, никакого особого подчинения мне не нужно, да я и не способна его вызвать. Вы, Сапфиры, всегда всё преувеличивали.
— Так это ты сделала? О, я поняла. Вы способны играть нами, как куклами?
— Да нет же, — вздохнула Кантана. — И даже если я могла бы что-то такое, есть запреты. Известно, что некоторые вещи делать нельзя, даже если можешь! Как грабить на большой дороге! Но между нами, Изумрудными, таких запретов нет. Для нас это просто способ разговаривать, понимать друг друга. И есть правило — в моём доме всё по-моему. Я просто быстро добилась того, на что бы потратила часы разговоров. Но вот что, я не желаю, чтобы ты во мне сомневалась. Подожди.
Она высыпала на стол горсть мелких изумрудов из своего тайника, отобрала несколько камней, поглядывая при этом на Мантину. Быстро нашла в своей шкатулке с простыми украшениями золотую цепочку, тонкую квадратную золотую пластинку, разложила на ней камни…
— Можешь закрепить вот так? И цепочку тоже. Прости, я не ювелир. Это амулет, который наглухо закроет тебя от любого из Изумрудных. Но тебе самой захочется иногда его снимать. Я ведь могу на языке чувств объясниться быстрее и проще, чем словами. А подчинять тебя мне незачем, никогда не собираюсь этого делать.
— Я поняла. Спасибо. Никогда не носила изумруды, — Мантина собрала свой амулет без инструментов, оттого, может быть, небрежно, зато быстро, и повесила на шею, под кофту. — А что хотят от тебя твои… имени Каста? Кстати, а почему явились только мужчины? О, вот как, — Мантина прикусила губу, начиная догадываться, — не хочешь ты сказать, что они… на что-то рассчитывают? Это какой-то ваш обычай?
— Следи женщин крылатых нет. Теперь нет. Им не позволяют открыться. Моя бабушка открылась вопреки запрету, им с дедом нравилось летать вместе. А когда заболела, её не могли лечить магией — она же крылатая. Потому и говорили о магическом отравлении.
— Но это же ужасно, — пробормотала Мантина. — То отрубают пальцы, то совсем отнимают вторую суть. Я даже не знаю, с чем сравнить…
— Я намерена это изменить, чтобы посвящение проходили все, кто способен. А насчёт обычая: да, я, как наследница князей, могу сколько угодно перебирать мужчин, приглашать в полёт, выбирая мужа. Конечно, на деле родня всегда влияла на выбор, хотя бы пыталась. Как всегда и всюду, — она засмеялась.
Да, как правило, всегда и всюду — одинаково. Под любыми небесами, во всех мирах. Всё повторяется.
— И ты… тоже собираешься… так?! — Мантина рухнула в кресло.
— Возможно, этим закончится. Но торопиться я не собираюсь. Не знаю, насколько древние традиции живы теперь, надо ли их возрождать так буквально?
— А Дьян?..
— Я же тебе всё объяснила про Дьяна. Я. Не дам. Ему. Достойного. Наследника.
Она отщипнула ещё кусок лепешки, но тут же его отложила.
— Не будем терять времени, дорогая. Спустишься со мной в подвал?
— Зачем сейчас? — чуть не поперхнулась Мантина.
— Хочу внимательнее рассмотреть лабиринт. Если не хочешь, пойду одна.
— Послушай, но недаром же говорят, что это опасно! Так кристалл силы! — попыталась воззвать к её разуму соддийка, которая искренне не понимала, зачем им тащиться в подвал именно теперь, на ночь глядя.
— Нет, тебя защитит амулет, я тоже защищена, а со мной рядом ты тем более в безопасности. Там много кристаллов, наполненных силой Изумрудных.
— Дьян уверял, что та сила родственна его собственной!
— Она покажется своей любому роду крылатых. Такие мы. Понимаешь, я была в подвале, конечно, но тогда многого не понимала. А теперь понимаю, что такое этот лабиринт. Я помню.
— Эта твоя древняя помнит? — с опаской уточнила Мантина.
— Так ты идёшь?..
Мантина была любопытной не менее, чем любая драконица, и на самом деле хотела бы взглянуть на запретное для всех, таинственное место. И ещё она беспокоилась за Кантану, испытывая к ней если не материнские, то сестринские чувства.
В таинственном месте на самом деле не было ничего интересного: череда комнат, пустых или заваленных хламом, линии на полу, невысокий столбик — цель путешествия. Кантана долго ходила туда-сюда, трогая руками стены, наконец у одной из стен со странным рисунком из красной смальты застряла надолго, водя по камням пальцами, потом прижалась к ней лбом, будто слушая что-то. Мантина терпеливо ждала, хотя охотнее потратила бы это терпение на что-то более стоящее. Но судя по тому, какая удовлетворённая улыбка скользнула по губам Кантаны, когда она оторвалась от своего занятия, дело того стоило.
— Теперь я всё знаю, — сказала она. — Знаю, как обращаться со всем этим, — она любя погладила каменную кладку. — Ценность того, что скрыто здесь, невозможно описать словами. Это тысячелетняя сила моего клана.
— М-м… В каком смысле? — удивилась Мантина.
— В самом прямом. Когда у вас рождается ребенок, те, кто рядом, чувствуют порыв холодного ветра. Это потому, что вместе с ребенком в мир приходит его вторая сущность. Сила этой сущности появляется в запределье, рядом, можно сказать, за тонкой стенкой. Там она — огонь, а здесь, наоборот, все ощущают холод. Когда в Касте рождается будущий крылатый, никакого холодного ветра нет. Потому что вторая ипостась не появляется в запределье рядом с ребенком, а его сила сразу оказывается пленницей лабиринта, здесь, в Шайтакане или того, разрушенного, что в Сарене. Чтобы получить свои крылья, ребенок должен подрасти и пройти обряд открытия, посвящение, то есть. Здесь много кристаллов, Мантина, заполненных доверху или полупустых. В одном кристалле помещается очень много. Эта сила принадлежит тем, кто так и не получил свои крылья, или открылся не полностью, оставшись совсем слабыми драконами — с вашей точки зрения, конечно. А лабиринт в Сарене был больше. Всё-таки Шайтакан — гнездо младшей ветви рода, которую всегда ограничивали. По легенде, его основал младший брат, поссорившись со старшим.
— Это же ужа-а-асно! — горестно вздохнула Мантина. — Но как можно? Зачем?!
У дракониц, как правило, нежные и любящие сердца. Слушать про такие жестокости по отношению к целому клану — чтобы отнимать силу при рождении, отнимать крылья! Это называется калечить! Страх потерять крылья так или иначе преследует всех драконов, и сама эта тема многих заставляла трепетать. А тут — целый клан, поколения драконов за много веков! Или тысячелетий?
— Не знаю, — призналась Кантана. — Во времена Даннидиры Альгейлы это уже делали кое-где, но ненадолго, чтобы накопить силы для некоторых сложных вещей. Но я бы никогда… то есть, она, Даннидира, никогда… Может, и здесь зачем-то потребовалось много силы, а потом не смогли вернуться к прежнему. Ведь мы сохранили себя, несмотря ни на что — такого рода плетения требуют от мастеров очень многого! А может ещё… — лицо Кантаны потемнело, — может, кому-то понравилась власть, которую даёт сила кристаллов и зависимость остальных от воли князей и Хранителей. Но это только домыслы. Неважно. Надо жить, исходя из того, что есть, и возродить крылатый народ.
— Но ты ведь позволишь всем открыться? Всем, кто способен? — воскликнула Мантина.
— Да, это я и хочу сделать.
— Радужные планы наивной девы, — раздался рядом спокойный голос. — Здравствуй, моя дорогая.
Вейр стоял в нескольких шагах. Опять Вейр, вот же неймётся ему. Что неймётся — это она услышала, его настрой, его намерения читались вполне понятно. И он был взволнован, кстати говоря. Приятно взволнован. Он готовился победить — вот что это было…
— Здравствуй, кузен, — вскинув подбородок, отозвалась Кантана. — Как обычно, рада тебя видеть. Почему ты здесь?
Он подходил не спеша. Мантине улыбнулся:
— Здравствуй, соддийка! Ты всегда прекрасна! — И Кантана опять уловила смену его настроения, мимолётную, но такую говорящую.
А потом он быстро провёл ладонью перед лицом Мантины, и Кантана услышала всплеск, мощную, подавляющую волну, а подруга застыла, прижавшись к стене, её сознание уснуло.