— Мой князь, — Вейр низко поклонился Дьяну, — не сердись, ты неправильно понял. Просто княгиня нуждается в некотором утешении, и мой долг…
— Если я ещё раз застану тебя наедине с моей женой в её комнатах, ты пожалеешь, — повторил Дьян спокойно, — ты можешь, согласно договору, три месяца морочить ей голову, но не наедине. Мантина, иди сюда! — крикнул он.
Мантана зашла.
— Я запрещаю тебе оставлять мою жену и мага наедине, — отрывисто бросил Дьян. — Он должен заранее договариваться о каждой встрече, и ты должна присутствовать. Понятно?
— Хорошо, мой князь, — сказала Мантина ровно.
Князь приказал служанке, а не самой Кантане. Ещё один намек её полностью зависимое положение. Бестактность, на которую он просто не обратил внимания, или наоборот?..
Кантана не сдержала горькой усмешки, и успела заметить, что в глазах соддийки мелькнуло сочувствие.
Или ей это показалось.
Маг удалился, перед этим выразительно поглядев на Кантану. Тихо выскользнула соддийка. Они остались одни.
— Это тебе, — князь протянул ей плоскую коробку, обтянутую бархатом.
Коробка взялась в его руке как будто сама по себе. Что ж, её отец тоже умел проделывать этот фокус. И рассказывал, что соддийцы это могут.
Что он ещё рассказывал ей о соддийцах?..
Да ничего почти. Ничего такого, что было бы полезно теперь.
Кантана отрыла коробку… не сразу удалось, тугой замочек сопротивлялся. Там, на черном бархате лежало… нет, пожалуй, не ожерелье. Украшение для волос, гибкая диадема: ажурные листья, между ними блестящие камни.
Дивное украшение.
Сначала она восхитилась искусно сделанной вещью, а потом поняла, что камни собрали в себя слишком много света этого неяркого дня и слишком уж щедро рассыпают радужный блеск.
Граненые алмазы такого размера?..
Да, и гранил их искуснейший мастер.
— Кто носил это раньше? — спросила Кантана.
Такая вещь может быть только достоянием семьи, и передаваться по наследству.
— Никто, — кажется, князь слегка удивился, — а почему это тебя интересует? Отныне эта вещь твоя.
— Благодарю. Но это слишком, — пробормотала Кантана, — она слишком красива.
Быстрая и весьма самодовольная улыбка мелькнула на губах князя. И ещё, кажется, он был немного удивлен.
— Слишком красивого не бывает, — заметил он, — примерь без платка, я хочу взглянуть.
Кантана подошла к зеркалу. Мантина только что уложила ей волосы, потратив кучу шпилек, и покрыла платком, искусно завязав его — так, что выглядело идеально. Если снять сейчас платок и испортить укладку, придется опять тратить время.
— Может, я потом примерю, мой князь? — осторожно предложила она. — Иначе мы можем опоздать к завтраку. Тебе придется меня дожидаться…
Тень недовольства скользнула по лицу Дьяна, и он сказал не терпящим возражений тоном:
— Надень. Я хочу, чтобы ты была в этом. Надевай поверх своего платка, если это для тебя так нужно.
Она поспешно приколола диадему, опасаясь, что он всё же заставит надеть украшение на неприкрытые волосы, и ей, чего доброго, придется в таком виде идти за императорский стол.
Он не заставил, однако усмехнулся — словно насквозь видел все её страхи.
— Женские волосы необычайно красивы, — сказал он, — и стоят того, чтобы их украшали любыми драгоценностями. Мне непонятно ваше стремление их прятать.
Кантана постеснялась ответить, что в спальне он сколько угодно может любоваться её волосами — она промолчала.
— Тебе идет, — кивнул её муж.
Диадема безукоризненно легла на её голову, прикрепленная булавками с хрустальными головками — чтобы не соскользнула с гладкого шелка. Она казалась совершенной, ни убавить, ни прибавить. Но её красота вызывала больше оторопи, чем восхищения.
Он шагнул к Кантане, взял за руку, погладил её ладонь большим пальцем, не спеша, то ли лаская, то ли оценивая мягкость кожи… Кантана ощутила дрожь где-то между лопатками.
Приятно и тревожно.
— Я очень напугал тебя вчера? — он улыбнулся, — если мы не станем спешить, то все может получиться, девочка. И для меня, и для тебя.
— Да, мой князь.
Она подумала, что не знает даже, как его зовут. Ведь Дьян — это же не имя?
Надо спросить.
— Пойдем, если ты готова, — он ещё раз оглядел её, теперь, ей показалось, малость недовольно.
На самом деле он подумал о том, что центральный камень диадемы, который спускается на лоб, стоит заменить на более крупный. И хорошо бы найти яблочно-зеленый, будет очень эффектно выглядеть.
Идея сейчас отдать Кантане безделушку пришла к Дьяну после разговора с Джелвером, который поведал ему о настроениях, что гуляли тут со вчерашнего вечера. У него это вызвало лишь смех, но…
Пусть лучше они все позавидуют этой роскоши — вряд ли у кого-то тут есть что-то подобное. Пусть прикусят языки, хотя бы пока.
— Но я не могу идти в этом, — вдруг решительно возразила Кантана. — Такого нет даже у императрицы… я не видела ни разу. Это будет неуместно.
Они при дворе императора. Как же быть с этикетом?
— Что? — неподдельно удивился Дьян, — а какое мне дело до того, чего нет у императрицы? Пусть это волнует императора.
— Но… — Кантана побледнела.
— Я не подданный императора Итсваны. Ты, значит, тоже. Пусть теперь перед ними лебезят твои родственники, если считают нужным, тебя это больше не касается. А я — соддиец, — он улыбнулся, — любовь к драгоценностям у нас в крови.
На её лице все ещё было сомнение, и тогда он решительно сжал её руку, хмурым взглядом отметая все возможные возражения:
— Пойдем.
В окружении молчаливой свиты они дошли до места — стол император, намекая на неофициальность завтрака, приказал устроить на той же галерее, где раньше столовались и соддийцы и прочие гости Изумрудного замка. Князь отпустил её руку, ишь когда настало время разойтись по разным концам стола — Кантане предстояло сесть рядом с императрицей, Дьяну — рядом с императором. Так же, как обычно, здесь было светлее и теплее, чем на улице. Мать и тетя Вела уже были за столом, но довольно далеко от почетного места, которое полагалось сегодня жене Дьяна.
Мама, похоже, волновалась, густые тени лежали у неё по глазами. Тётя Вела казалась сердитой. Дамы возле императрицы переглядывались со странным выражением на лицах — словно пытались сдерживать смешки. Императрица безмятежно улыбалась, и Кантану она встретила с той же улыбкой, безмятежной и, в общем, приветливой.
Её безмятежность и приветливость разбилась о сияние алмазов на Кантане. Диадема, украшающая царственную голову голову государыни, поверх белоснежного узорчатого шёлка, была гораздо, гораздо скромнее.
Нет, улыбка никуда не делать, но от неё потянуло холодком.
— Государыня, — Кантана поклонилась и села на предусмотрительно отодвинутый слугой стул.
Ей тут же наполнили чашку горячим травником, очень душистым. И ароматные булочки на блюде выглядели аппетитно, но есть их расхотелось совсем.
— Надеюсь, княгиня, ты хорошо себя чувствуешь, — обронила императрица. — А мы тут, разумеется, говорим о соддийцах, о ком же ещё. Тут только о них и разговоров. Ты теперь знаешь их больше всех, может, разрешишь наши затруднения?
— Не думаю, что уже знаю что-то больше других, моя государыня, — кротко ответила Кантана, и отпила из чашки.
— Мы так и поняли, — заметила одна из старших лир, — но всё же, может быть…
Кантана бросила короткий взгляд на "мужскую" сторону стола. Вейр беседовал о чем-то с младшим князем Каста, и оба они не сводили с неё глаз.
— Мы говорили о сокровищах, которые якобы охраняют их драконы в пещерах, там целые сокровищницы, заполненные несметными богатствами. Есть множество историй о том, как герои прошлого отправлялись добывать эти сокровища. Ты наверняка читала такое, княгиня? Я слышала, у Каюбов прекрасная библиотека.
— Я читала, моя государыня, — Кантана опустила глаза.
Лишь речь зашла о сокровищах, все дружно посмотрели на её диадему.
— А чтобы похитить сокровище, надо сразиться с драконом? Ведь дуэльный договор не распространяется на сокровища?..
— Конечно, нет.
— Да полно-те, кому их удавалось добыть, те сокровища?..
Кругом говорили какие-то глупости, со всех сторон — разные, и лишь голос императрицы заставлял всех умолкнуть и внимательно слушать.
— Двадцать лет назад мой муж по приказу прежнего государя вел переговоры с князем Шанияром из Северной Содды, — сказала вдруг лира средних лет в зеленом и сером, — он брал меня с собой. Да, на самую границу. Там было холодно! И есть много островов в Северном море, и там замки. Мы услышали об одном забавном обычае. О брачной чаше. Когда князь, или ещё кто-то из самых знатных приезжает туда, в самые отдаленные уголки страны, ему подносят несколько чаш, и если он выберет нужную, то обязан провести ночь с одной из женщин клана. И это не считается изменой его супруге! — она цапнула булочку с блюда.
— Да, забавный обычай! — улыбнулась императрица. — Наша новая княгиня тоже так считает? — она лукаво улыбнулась, взглянув на Кантану.
Та ограничилась легкой ответной улыбкой.
Правила хорошего тона позволяли сегодня сколько угодно дразнить её, молодую жену, даже более того — настойчиво рекомендовали. Как и фривольные песенки с утра, и предъявление брачной простыни. Которого не было.
— Может быть, потом когда-нибудь она нам и расскажет, как княгини к такому относятся? — заметила императрица, — ведь по договору княгиня Кантана должна регулярно навещать свое семейство и нас. А может, это такой старый, забытый всеми обычай, которому уже никто не следует.
— К чему княгине Кантане ценить то, что ей пока ещё не принадлежит? — ввернула молоденькая придворная лира.
— А может, напротив, принадлежит? — возразила пожилая, выбирая очередную булочку, — ведь брачный обряд не мог состояться без взаимной склонности. Может быть…
— Ну что это такое! — впервые подала голос лира преклонных лет, которая дремала на углу стола, — маг подтвердил, что ленна Кантана вернулась нетронутой — это раз! А два, и