Странное ощущение, да.
Мантина спросила с лукавством:
— Ты ведь не думаешь, что лир Вейр приносил нам мыло?
Просто шутка, но Ардай готов был поклясться, что она заставила Кантану побледнеть.
— Я от охраны знаю, что он не заходил, — ответил он с улыбкой, — где вы, всегда охрана. И тут тоже.
— Кто бы сомневался, — усмехнулась соддийка.
И беспокойство, метнувшееся в глазах её подопечной. А ощущение их связи не пропадало, напротив. И это чем-то напоминало объединение в стаю, как тогда, с Вейром. Но Вейр передавал ему чувство расположения и доверия, а Кантана как будто в панике, желает помощи…
И Мантина смотрела с удивлением, видимо, пытаясь разобраться в ощущениях. Конечно, чувства собственные и пришедшие извне бывает сложно различить, даже дракону, привычному к полётам в стае, а в человеческом обличье — особенно трудно. В драконьем это легче.
— Если тебе нужна помощь, я помогу, — сказал он Кантане, — мы все поможем. Просто объясни, в чём дело.
— Нет, лир, у меня всё в порядке, — она покачала головой, и даже взглянула с удивлением, — но благодарю.
Они ушли.
А может, дело не в ней и не в Вейре, а во влиянии этого замка, пронизанного странной магией? Она, эта магия, не только в подвале?..
Нет, не магия, конечно, а сила древних драконов. Кристаллы их силы в подвале. Силы, которая родственна силе Дьянов. Не путать с итсванской магией.
Ардай вернулся в купальню, постоял перед картиной-дверью. Да, картина, и что?
И опять нахлынуло это противное чувство, что вот, что-то близко, на поверхности, а он не видит и не понимает…
Глава 27. Кантана, и ожерелье Княжны Круга
Кантана прижимала к себе Юту, гладила, это успокаивало. Сама она была в смятении от странного соприкосновения с чужими чувствами. И ей казалось, что Младший Дьян всё понял. Он так смотрел, словно понял. Их чувства на какое-то короткое время стали общими. Не едиными, но доступными друг другу. Мама и бабушка сами готовили лекарские снадобья, и когда масла смешивались в одной склянке, приходилось долго трясти, чтобы получалась единая эмульсия. Так и тут, их чувства смешались в одной склянке и стали доступны друг другу, хоть и остались собственными и понятными лишь их владельцу. Чтобы получить однородную смесь, склянку следовало трясти дольше.
И всё равно, это было странно. Кантане казалось даже, что случайное единение с племянником мужа получилось более сильным, чем с Мантиной, например. Или ей просто показалось? Слышать чужие чувства, меняться чувствами — разве это возможно? Наверное, только магам при использовании заклятий, или имея нужные амулеты. Вспомнилась ниберийка Шала. Они ведь видят суть, кажется? Смотрят на человека и видят скрытое. Значит, самое время кое-о-чём её поспрашивать, и заплатить, не жалея серебра. Как назло, ниберийка куда-то пропала.
Завтра предстоит кое-что важное — сказал Вейр.
Завтра. А пока следовало прожить сегодняшний день.
Она должна будет выйти к высоким гостям. И не ударить в грязь лицом.
Мантина помогла ей переодеться и причесаться, а драгоценностями она занялась сама. Долго перебирала содержимое шкатулки, поглядывая на себя в зеркало. Мантина не мешала, лишь раз спросила:
— Не желаешь надеть алмазы, подаренные князем?
— Нет, я для них ещё не хороша, — пошутила она, — в другой раз.
— Ах, княгиня, редкая женщина откажется носить такую красоту ежедневно, — усмехнулась соддийка, — пробуй, и привыкнешь. В конце концов, они твои, а не наоборот!
Кантана покачала головой и вынула фамильные изумруды. Вот они казались хоть и не такими заметными и яркими, но уместными, дарили уверенность. Кажется, они хранили тепло множества родных ей женщин, носивших когда-то эти камни. Были ей к лицу. Она сама приколола диадему, надела одно кольцо и браслет. И вполне достаточно.
Колье? Не в этот раз. Колье тоже было небольшим, зато с необычайно красивым, крупным и искусно огранённым изумрудом в центре. Были и изумрудные серьги, довольно длинные, тоже с отличными камнями, но камень в колье затмевал их. И ещё два кольца, и дюжина шпилек с изумрудными головками. Её семейное сокровище, которое потом, когда-нибудь, она подарит дочери. У неё ведь будет дочь? Мама ничего их этого набора не оставила для Эйль, своей младшей. Потому что это украшения женщин Круга Каста?
Мама родила двоих негодных детей, сказал Вейр. Кроме неё, старшей дочери. Лучше бы родила других…
Кантана до сих пор была зла на Вейра за эти слова. Он не должен говорить так о её близких! Больше она ему не позволит.
Ещё было ожерелье Княжны, подвеска с желтым камнем, теплым и сияющим, на серебряной цепи. И почему бы, наконец, не надеть его? Зачем она всё откладывает?
Она надела подвеску. Серебряная цепочка мягко обняла шею, камень лег между ключиц так, словно его там и недоставало уже давно. И почти сразу Кантана ощутила, что произошло нечто…
Что?
Кажется, её обступила тишина. Странная тишина.
Нет, с чего бы, ведь и так было тихо? Мантина перекладывала туалетные принадлежности в шкатулке, и совершенно точно молчала. Какие-то отдалённые звуки тоже не беспокоили. И всё равно — тишина. Обступила, обняла, стало так спокойно. И надо ли задаваться вопросом, почему и откуда? Если прислушиваться к каждому мимолетному ощущению и гадать, откуда оно, можно сойти с ума.
— Где мой муж? Я хочу поговорить с ним, не знаешь, чем он занят сейчас? — спросила она соддийку.
Да, ей хотелось встретиться с Леманом Дьяном, увидеть его радость от того, что она здорова, убедиться, что он не сердится на неё, объяснить про свой бред, и что она вовсе не его имела в виду, говоря о ненависти. С чего бы ей его ненавидеть? Да, считается, что в бреду или спьяну люди часто выбалтывают усердно скрываемую правду, но это не тот случай. Неужели он всерьез мог такое подумать?
Его зовут Леман. Он разрешил ей так себя называть, но только наедине. Какой странный обычай — терять своё имя, становясь князем…
Она, пожалуй, соскучилась, и была бы рада остаться с ним наедине в тишине и темноте их спальни. Но до ночи ещё немало часов, почему бы им не увидеться раньше?
Мантина помедлила с ответом, как будто прислушиваясь к чему-то. Сказала:
— Он занят с гостьями, княгиня. Летал с ними в Итсвану. Их принимал сам император, если я верно поняла.
Вот как, значит. Он отправился в Хаддард с гостьями, которые пожелали видеть Изумрудный замок и императора. Это очень важно, наверное. Но почему у него не нашлось минутки повидать её?
— Он заходил ко мне сегодня, Мантина?
— Нет, княгиня, он был занят с самого утра.
— Хорошо, я подожду, — она наклонила голову, как благовоспитанная молодая супруга, — вот что, я хочу прогуляться. Давай выйдем на воздух. На стену, например.
— Сегодня мороз, тебе стоит поберечься после болезни, — попробовала возразить соддийка.
Кантана упрямо повторила:
— Пойдём, прошу. Я хочу воздуха, нет сил сидеть взаперти.
Это мало походило на просьбу, и Мантина сдалась, принесла из гардеробной их плащи и теплые сапожки. Юту Кантана опять спрятала по плащ.
Снаружи действительно было морозно, и воздух искрился в солнечных лучах мельчайшей ледяной пылью. И так легко дышалось. Оказывается, ей так хотелось простора и воздуха!
Они медленно шли по широкой стене, здесь без труда проехала бы и повозка, запряженная парой. Впереди была башня, она возвышалась над стеной на два этажа. И если бы Кантана знала, кто выйдет сейчас из башни им навстречу, вряд ли она захотела бы гулять именно здесь…
Вышла женщина, незнакомая, в распахнутом плаще, подбитом светлым пятнистым мехом. Средних лет — с виду ровесница мамы, лиры Кайры. Веселая, оживлённая, она шла быстро, и не замедлила шага, увидев Кантану и Мантину, которые при виде неё остановились.
— Это княгиня Арвиста, — тихо, быстро пояснила Мантина, — старшая женщина третьего княжеского дома в Содде. Помнишь: Шанияры, Дьяны и Арвисты. Жаль, что нет князя Дьяна…
Итак, это была их гостья. Получается, равная ей, старшая лишь по возрасту. Но Кантана растерялась. Почувствовала себя ничтожной. Ей понадобились усилия, чтобы подавить в себе эти неуместные чувства, хотя бы с виду казаться уверенной. Юта больно царапнула её под плащом.
Княгиня подошла близко, можно стало разглядеть редкую седину в её затейливо уложенных волосах. Солнечные лучи радужно дробились во множестве алмазов, украшающих её прическу, оттеняли сапфировую синеву украшений, её ярких глаз, таких же синих.
— Приветствую тебя, княгиня Арвиста, — сказала Кантана, наклонив голову, — надеюсь, тебе хорошо в Шайтакане и ты всем довольна.
Так сказала бы итсванская лира-хозяйка знатной гостье.
— И я тебе приветствую, — кивнула та. — Да, мы всем довольны. К тому же, незваным гостям не следует привередничать, верно?
Она кивнула Мантине, которая осталась позади, и, кажется, больше не обращала на неё внимания. Зато улыбнулась котенку, который высунул голову из-под плаща Кантаны наружу.
Княгиня была маленькой, хрупкой женщиной, но при этом умудрялась смотреть свысока — воистину княжеское умение. Вот так, смотреть приветливо и слегка пренебрежительно. И — с любопытством?..
Кантана только хотела назваться, поняв свою ошибку — назваться следовало в первую очередь, но княгиня её опередила:
— Ты и есть женщина Дьяна. И хозяйка этого места по кровному праву. Кантана Дьянна.
Это утверждение звучало несколько неверно, во всяком случае, в первой его части. И это была не та оговорка, с которой Кантана могла бы смириться, даже в мимолетной беседе с княгиней. Особенно в беседе с княгиней.
— Я Кантана Дьянна, жена князя Дьяна, — поправила она, — его законная супруга. Мы заключили брак в императорском замке, по законам Итсваны и Каста. Законный брак, — она постаралась приветливой улыбкой смягчить строгость утверждения.
— Да-да, конечно, — кивнула Арвиста, тоже с улыбкой, — мы уважаем законы Итсваны и Каста, хотя живём по своим, дорогая Кантана Дьянна. Я рада за князя. Роди ему детей, это дорогого стоит. Он заслуживает такое счастье. Роди ему сына. Но лучше нескольких. Один твой ребенок может не оправдать надежд…