— Ты уверена, княгиня? — кажется, Джелвер слегка растерялся, — уверена, что не отец дал тебе подвеску? Мы знаем, у него было много подобных камешков.
— Нет — отрезала она.
— Подобные ожерелья обычно выглядят гораздо богаче.
— Это ожерелье Княжны семьи Ваолен.
С желанием плакать она справилась. И всё было достаточно терпимо, пока в комнате не появился князь Дьян. Он вошёл, хлопнул дверью…
Кажется, в Кантану воткнулись сотня иголок разом, толстых, длинных. Она судорожно вздохнула и, перебирая руками, инстинктивно отползла подальше, к другому краю кровати.
— Кантана? Что происходит?! — поразился Дьян.
— Уходи, пожалуйста, — прошептала она.
Совсем не так она хотела поговорить с ним сегодня.
— Да что такое? — он подошёл, присел на кровать.
Он не кричал, но глаза его сверкали.
— Она что, заколдована? — он гневно глянул на Джелвера. — Что тут такое? И где эта дрянь? Вы забрали у неё шад?
— Я не вижу следов магии. Княгиня утверждает, что камень — ожерелье Княжны Круга.
— Так разберитесь, что за ерунда! — он повернулся к Кантане, — где камень?
— Ты его не получишь, — она зажала уши руками.
— Как это понимать?!
— Пожалуйста, уходи. Пожалуйста… — вот теперь она заплакала, слезы из глаз полились сами.
А Юта замяукала, тягуче, пронзительно, словно тоже заплакала.
— Да что происходит?! — больше рассердился Дьян, — Камень, немедленно! Где он?
— Его нет, нет… — твердила Кантана.
Шепотом.
— Иди сюда, — он силой привлек её к себе, преодолевая нешуточное сопротивление.
Она старалась увернуться, вырваться, но её муж был много сильнее, и держал крепко. Прижав её к себе одной рукой, он сдернул изумрудную диадему с её головы и бросил на стол, тут же туда последовал и платок, и шпильки из волос.
— Не надо, Дьян, — Джелвер попытался помешать ему, схватить за руку, — ей это не поможет, она не соддийка, забыл? Что ты делаешь?
Ни один итсванец-муж не снял бы с жены платок так, при посторонних, не растрепал бы её, это было из ряда вон. Но для соддийца в этом не было ничего особенного.
— Что с тобой, лира жена? — он погладил её по волосам.
Кажется, он честно старался быть ласковым. Но в его душе бушевало ненастье, с громом и молниями. Эти молнии рвали Кантану изнутри, так ей казалось. И деться было некуда, мучение продолжалось и продолжалось.
— Уходи, — опять попросила она, и голос сорвался, — уходи, пожалуйста… — теперь она опять шептала, слёзы продолжали катиться из глаз.
— Ты бы ушёл, князь мой, мы тут сами разберемся, — попросил Джелвер.
— Ищите камень, — заорал князь, — перетряхните все. Бери помощников, Джелвер, и ищи! Если это какая-нибудь ловушка от итсванцев, им не поздоровится!
Кантана сжалась — голос мужа хлестнул по ней ударом кнута. Не по телу, по душе. Лучше бы по телу.
Хотелось умереть. Сейчас. Пусть бы всё кончилось.
— Камня нет, — тем не менее, прошептала она, — его здесь нет, нет… Не найдете…
— Ты выбросила его? — воскликнул Джелвер.
Кантана озиралась, присев возле кровати и обхватив себя руками, и напоминала маленького загнанного зверька. Ардай, Младший Дьян, так и стоял у двери, и только его взгляд не бил и не ранил. Только в нем было — что? Удивление? И ещё боль. Смятение.
Вдруг он шагнул к ним.
— Оставь её, дядя. Ищите тут, что хотите, а её я заберу. Я понял, дядя!
— Что ты понял? — рыкнул князь, а Кантана зажмурилась.
— Тихо, дядя! Я тебе все расскажу. Потом. Я помогу ей.
— Стой где стоишь! Мальчишка, — Дьян легонько махнул рукой, и Ардай сначала отшатнулся, словно его толкнуло что-то невидимое, и тут же сделал такое же движение рукой, бросив это невидимое в князя… и нечто столкнулось, здесь, посреди комнаты, отчего, кажется, воздух зазвенел.
И тут же что-то сделал Джелвер, тоже применил какую-то магию… нет, соддийскую Силу, и в комнате повисла оглушающая тишина.
Вот бы всегда так!
А охранники за дверью всё видели и теперь переглядывались: двое больших черных столкнулись Силой! Дядя и племянник! Дай они себе волю, и от замка останутся только камни. Но не было ещё такого, чтобы большие черные дрались Силой между собой, тем более дядя и племянник…
Не было, и не будет.
— Хорошо, забери её, — глухо сказал Дьян, — отвечаешь…
И никто не помешал Ардаю подойти, поставить Кантану на ноги, потом поднять на руки. А взгляд князя… опять обжег.
Кантана закрыла глаза.
— Котенка возьмите кто-нибудь, — попросил Ардай.
Он довольно быстро принёс её в другую, пустую комнату на этом же этаже, опустил на кровать. Кто-то предал ему Юту, Ардай сунул её Кантане.
— Вот, возьми. Моя мама, когда расстроена, долго гладит кота, ей помогает.
Она ответила благодарным кивком и прижала к себе котенка, стала поглаживать и теребить пушистую шерстку. И опять захотелось плакать. Она заплакала. Но вообще, конечно, стало легче.
Ардай сел на толстый ковер рядом с кроватью.
— Не сердись, — сказал он, — никто не виноват. Наверное, и впрямь на тебя так действует замок.
Она промолчала. Кто виноват — какая разница.
— Отдыхай пока, — сказал Ардай, — я никого сюда не пущу. А потом поговорим.
Обещание было заманчивым. Вот говорить — это вряд ли. Она согласна была отдыхать вечно.
Довольно долго, час или полтора, она лежала, свернувшись, с котенком возле груди. Полегчало ей довольно быстро, но лежать, не шевелясь, было такое удовольствие. А потом она снова вспомнила Каст, и подаренного дедом руха, и как она летала над горами, поросшими лесом. Как свистел в ушах ветер. Как она приникала грудью к шее птицы, и они с рухом парили, подхваченные воздушным потоком, и были свободны и счастливы. Облака, бывало, плыли низко, и легко можно было подняться над облаками. И не раз Кантана видела, как облако вползало в ущелье, пряча все под своими туманными боками. Её птицы все не выносили тумана, начинали беспокоиться, так что лучше было подняться выше и лететь над облаком…
— Эй, тётушка, хватит притворяться, — услышала она, — тебе сейчас скорее хорошо, чем плохо.
— Да, — согласилась она. — Знаешь, мне так стыдно. Не понимаю, что случилось.
— Я бы тоже хотел полетать на рухе, — сказал Ардай. — Я часто летал по утрам, над лесом. Порезвиться можно, как хочешь, никто не видит. А потом лечь на шею птицы, и отпустить, чтобы летела свободно. Как же это здорово.
— А я думала, что соддийцы не летают на рухах.
— Летают некоторые. И я летал.
— А я тоже сейчас вспоминала, как летаю на рухе. Над облаками. Я тоже летала по утрам. Вечером и ночью — только мужчины, и то если очень надо.
Она не могла видеть, как Ардай торжествующе улыбнулся, но что-то такое почувствовала и приподнялась на локте, посмотрела на него.
— Ты меня спокойно послушай, ладно? — он легонько коснулся её руки, — я затем и вспоминал, как летаю на рухе, чтобы проверить, станешь ли ты думать об этом. Я представлял это так ясно, что мне безумно захотелось полетать. Когда настроение испорчено, самое то взять руха и полетать, так ведь?
— Да, — согласилась она, и требовательно смотрела на Ардая, ожидая дальнейших объяснений.
— Ты ещё не поняла? Что-то между нами случилось. Я тебя слышу, ты меня. Я хочу сказать, что слышу твои чувства, а ты мои. Но ты почему-то слышишь не только меня, а вообще всех. И когда все испугались твоего шада, а потом поднялась суматоха, тебе, видно, это было очень неприятно. Мне вот тоже захотелось прыгнуть с высокой скалы, и чтобы никаких крыльев, только чтобы всё это закончилось. Но чувствовала ты, а ко мне это лишь прилетело. Ты понимаешь меня?
— Да, — она кивнула, — прыгнуть с высокой скалы, это ты верно сказал. И про рухов.
— Но ты поняла? Девчонки-Арвисты просто перепугались, все соддийки боятся шада, да и мужчины тоже. Джелвер разволноваться очень, он ведь должен обеспечить твою защиту, да и, вообще, Джелвер тут на все руки и на нём столько всего. А дядя испугался за тебя. А ты это все ощущала, сама понимаешь, как. Я, наверное, был равнодушней всех, уж прости. Спокойней, хочу сказать. Потому что бестолковей других, может быть, мало видел опасностей, и спрос с меня не слишком большой? — он улыбнулся Кантане. — Короче говоря, я тебя услышал. И догадался, в чем дело.
Он не стал говорить, что опять ощутил толчок, и потянувшуюся между ними нить. И это было похоже на то, как на его пытался «приручить» Вейр. И как-то так, вообще говоря, драконы собираются в стаю.
И ещё, он ведь, получается, сделал, что и Вейр тогда: внушил Кантане то, что ему было нужно. Спокойствие внушил, радость от полёта на рухе и от жизни. И получилось!
Как интересно.
— Это у вас наследственное, наверное, — сказал он, — все хозяйки Шайтакана переживают подобное, когда попадают сюда. Может, приспособишься? Я не думаю, что все твои прабабки сходили тут с ума. Ты ничего такого не слышала?
— Не слышала, — Кантана с улыбкой покачала головой, — моя мама тут прожила все детство. Если бы и с ней такое было, она бы мне рассказала.
— Не знаю, не знаю, — Ардай зевнул, прикрыв рот рукой. — Может, на детей замок иначе влияет. Ладно, маги разберутся. А пока давай спать, тетушка. Я буду тебя охранять. Пожертвуешь мне одеяло и подушку? У тебя много этого добра.
— Конечно, — спохватилась Кантана, — все забирай!
Ворох подушек и одеял действительно на кровати имелись, и ещё в комнате был только столик и несколько жестких стульев. Так что у Ардая не было выбора, кроме как вытянуться на ковре, завернувшись в одеяло, и подушка тоже не оказалась лишней. Кантана удобно устроилась на кровати. И, когда засыпала, ей грезилось что-то теплое, летнее, яркое — кто знает, может, и за это следует благодарить Младшего Дьяна?
Глава 28. Кантана. Посвящение
На следующее утро ей опять помогала Мантина. Улыбнулась бодро:
— Доброе утро, княгиня. Ты хорошо спала?
Всё, как всегда.