Дракон сел на главной площади, заставив горожан разбегаться и прятаться. Однако Дьян с весёлым удовлетворением отметил, что прежней паники больше нет, а некоторые зеваки не то что не убежали, а напротив, подтянулись ближе. Неудивительно, до замка тут рукой подать, а драконов там десятки, люди насмотрелись и привыкли. Вот садиться в городе Дьян драконам запретил, оставил эту привилегию только себе, остальные довольствовались лодочной переправой. Зато, если в городе сел дракон, значит, явился сам князь, поэтому члены магистрата уже поспешали ему навстречу, четверо, одетые с положенной пышностью. Они-то точно его не боялись, подтверждая нехитрую истину, что золото — лучшее лекарство от страха.
Отчёт Дьян прочитал не спеша, развалившись в удобном тяжёлом кресле и потягивая горячий травник с мёдом и вином. Стены кабинета, уже хорошо ему знакомого, были отделаны полированным светлым дубом, кресла оббиты зелёным бархатом, разноцветный наборный паркет не скрипел. Простенок между окном и дверью занимала старинная мозаика, подобная множеству похожих и в городе, и в замке, на этой картине красивая девушка в громоздких старинных одеждах выглядывала из-за приоткрытой мозаичной двери. А напротив висел портрет роскошно одетой женщины, с виду вовсе не старинный, и Дьян невольно то и дело поглядывал на портрет…
— Нужны ли тебе пояснения, мой князь? — склонился к Дьяну тучный городничий.
Князю не нравилось волнение почтенного чиновника, ведь в отчёте всё было вразумительно и правильно. И он говорил «мой князь», а не просто «князь», лишний раз подчёркивая этим, что признаёт соддийского князя сувереном этих земель. Он быстрее всех распрощался с верностью Итсване и Касту. Надо сказать, всего двое членов магистрата с семьями перебрались на континент, в Итсвану, как и некоторая часть горожан — довольно малая часть. Дьян ожидал, что уехавших будет больше. Золото — действительно хорошее лекарство от страха, и у Дьяна его много. Вот только его жену этим не вылечить от её страхов… и от чего ещё?..
Дракон-казначей откровенно скучал, поглядывая то на окно, то на двоих помощников магистра-казначея, пересчитывающих деньги.
— Вы ошиблись. — нехотя бросил он им, услышав результат, — на десять в меньшую сторону. Проверьте.
Один покраснел, другой побледнел, и оба кинулись пересчитывать. Чтобы на глаз определить точное количество золота и серебра в куче, надо быть драконом, а вот люди иногда ошибаются, это не страшно.
— Я всё понял, — князь сложил бумаги, — я доволен вашим усердием, лиры.
Городничий перевёл дух и заулыбался.
— О, благодарю тебя, мой князь! За внимание к нам, за щедрость.
— Кто это? — Дьян показал на портрет.
Впрочем, он почти не сомневался в ответе. Потому что, впервые увидев в Гарратене жену Каюба, он сразу отметил, что кого-то она ему напоминает. Оказывается, это портрет. С полотна смотрела лира Кайра, но лет на двадцать моложе.
— Это лира Аурика, предыдущая наша владетельница, — поторопился сообщить городничий, — родная бабушка твоей супруги, мой князь. Она до сих пор пользуется нашим почтением, исключительным. А это портрет был преподнесён лиру Виалану, нашему владетелю, магистратом, к третьей годовщине его счастливого брака, мой князь.
Значит, матушка лиры Кайры, бабушка Кантаны. Дочь, как видно, уродилась её копией, а вот внучка — нет, совсем не похожа.
— А за что вы почитали эту мою родственницу? — полюбопытствовал Дьян.
— Э… ну, как же, мой князь, здесь всегда относились к владетелям с исключительным почтением. Хотя лира Аурика Виаланна, можно сказать, очень навредила своему роду, тем, что нарушила, так скажем, некоторые традиции.
— Это какие же? — теперь Дьян весьма заинтересовался.
Ещё бы, с женой что-то творится, а тут и бабка её, оказывается, ломала традиции!
— Мне неизвестны подробности, мой князь! — отвёл взгляд городничий, — это внутреннее дело семьи Виалан, посторонние знать не могут…
— Мой князь, позволено ли мне спросить, станет ли твоя супруга настоящей, посвящённой владетельницей? Как лира Аурика? — это вмешался самый старый член магистрата, седовласый лир Кантор, владелец портовых складов.
Городничий искоса бросил на него злой взгляд. Князь это заметил.
— И так понятно, что наша дорогая княгиня Дьянна — самая настоящая владетельница, дочь почитаемого нами рода Виалан, — зачастил городничий.
— Что значит — настоящей? — перебил его князь, — что делает владетельницу ещё более настоящей?
Городничий даже не дал старику открыть рот.
— То, что погубило лиру Аурику, непочитание традиций, — заявил он, — нельзя брать на себя ношу не по силам. Надо думать, наш уважаемый князь не станет подвергать супругу такому риску!
— Не стану, конечно, — согласился князь, — тем более, зачем? И ведь вам даже неизвестно, в чем заключаются эти традиции? Или не так? — он смотрел на магистра Кантора.
— Так, мой князь, — со вздохом согласился старик.
— Тогда закончим на этом. Благодарю вас, лиры. Лир Кантор, это ведь ты наблюдал за работой магов-строителей? Я запамятовал.
— Я заведую городским обустройством, мой князь, — подтвердил старик.
— Я хочу видеть список всех магов, работавших в городе, и удели мне ещё полчаса дли беседы, лир. Всех остальных ещё раз благодарю и не задерживаю, — он выразительно посмотрел на городничего.
Этого хватило, чтобы все поспешно удалились, казначеи тоже. Скоро старик вернулся со списком в кожаном футляре. Князь бросил на бумагу взгляд мельком, и обменялся с магистром понимающими взглядами.
— Ты тут старше всех, — сказал он, и показал на портрет, — знал её лично, правильно?
— Конечно, мой князь. Я тогда и тебя встречал, хотя не знал лично. Так что лиру Аурику мог бы знать и ты сам. А я дружил с её мужем, мой князь. Мы с ним оба тогда были молодыми.
— А откуда ты знал меня? — не удержался Дьян.
Он не слишком любил такие встречи, видеть стариками тех, кого помнил молодыми людьми. Сам-то он остался молодым, а они во времена их знакомства чаще всего и не догадывались, что он не человек. Но лира Кантора он вспомнить не мог, видимо, их знакомство было совсем уж мимолетным.
— Лет пятьдесят назад в Винете, мой князь. Мы играли в мяч на Осеннем празднике на площади. Ты ведь не помнишь? Я приезжал в тогда в Винету с посольством Итсваны.
Дьян только покачал головой. Да, он не помнил. Но в Винете на праздниках бывал в те годы не раз, причём под своим именем. Винета, небольшое независимое королевство, в отличие от многих других, поддерживала довольно тесные отношения с Соддой, в том числе и ради собственных традиций, например, каждый год на Осенний праздник к ним прилетал дракон…
— Мог ли я предполагать, что на закате жизни встречу тебя мужем моей юной владетельницы, которая по возрасту годится во внучки нам обоим?
— Не совсем так, лир, — мягко возразил Дьян, — мы считаем, что когда муж на 50-100 лет старше своей жены, то это неплохо. А истинный возраст не равен количеству прожитых лет.
— Надеюсь, так и есть, — не стал спорить старик, — мы оба не выбирали, кем родиться, и девочка тоже. Жизнь — это драгоценный дар в любом случае, — и старик показал ему на боковую дверь, — позволь пригласить тебя сюда, мой князь?
К кабинету примыкал Судебный зал, просторный, с высоким потолком. Дьян сам распахнул дверь, пропустил старика. В зале огляделся — бывал уже тут, но не присматривался. А тут было весьма помпезно: стены в мозаике, золочёный потолок, пол из розового камня — откуда его привезли, скажите на милость? Длинный стол и восемь резных стульев с одной его стороны — для судейских. И большой кресло, тоже резное, чуть в стороне, на невысоком, в одну ступень, постаменте. Его бархатная обивка была зеленой и тканой золотом. Это обилие зелени в отделке помещений напомнила Дьяну зелень глаз Кантаны, и изумруды её фамильных украшений.
«Сапфир и изумруд в одной оправе не живут».
Кажется, это они сами, князь Дьян и его новая княгиня — сапфир и изумруд, и нет для них оправы. Демоны, эта песенка ювелиров — она про что?..
Он, Дьян, изготовил немало оправ для самых разных камней. Не такое уж это трудное дело. Он уже отдал гранильщику те дикие камни, купленные для Кантаны. И ему предстоит немало свободных вечеров, пока будет продолжаться праздник, так что ожерелье скоро будет. Ожерелье, в котором он соединит изумруды и сапфиры, и немного алых рубинов.
— Это место владетеля, мой князь, — старик показал на кресло, — уже много лет оно пустует. Конечно, тебе никто не возразит, если ты пожелаешь его занять. Хотя…
— Хотя? — хмыкнул Дьян.
— Опекуну ленны Кайры, дочери владетеля, в этом было отказано, как и лиру Каюбу, её супругу. Оба они не имели права.
— Ага. Я тоже не имею права на это кресло, верно? Не тяни, прошу. Я понял, что у тебя есть ко мне разговор. Почему ты спросил, будет ли моя жена посвященной владетельницей? Что в этом важного? И чем провинилась лира Аурика, что она нарушила?
— Это важно, — кивнул старик, — для Шайтакана. Для всех нас будет большим благом, если здесь появится посвящённый владетель. Истинный. Как лир Виалан. И как Аурика. Любой из них мог сидеть здесь. И теперь лишь твоя супруга… Хотя, вообще говоря, жена владетеля не должна… Лишь княгиням Каста можно. В этом и есть её вина. Хотя она не виновата. Она не хотела. Муж склонил её, убедил. Рассказал, что владетели Шайтакана не всегда соблюдали запрет, и многие их женщины проходили посвящение, чем уравнивали себя с княгинями Каста, почитаемыми и мудрейшими, а это всегда запрещалось, но…
— Демоны, я ничего не понял! — рассердился Дьян. — Давай стачала, и подробней. О чём ты вообще говоришь?..
— Прости, мой князь, — вздохнул лир Кантор. — Я сказал про посвящение. Это такой обряд. Лира Аурика приехала сюда из Каста невестой владетеля, такой юной, скромной, такой боязливой. Они любили друг друга. И он хотел, чтобы она прошла посвящение. И она прошла. Долго отказывалась. О, мой князь… Конечно, к тому времени она уже освоилась здесь, и не казалась такой уж ск