Она отошли за угол ближайшего дома. Кантана поторопилась высыпать в руки ведьмы переданные Мантиной монеты.
— Так я ослепну? — торопливо спросила она.
— Нет, конечно, — губы ниберийки дрогнули в проказливой улыбке. — Не всё прямо понимать надо, иногда и криво приходится. Не ослепнешь ты, и на улицах за монеты плясать не станешь. Что, не поняла? Та девочка слепой родилась, а ничего, живёт. Пляшет вон лучше зрячей. И ты сможешь, если постараешься.
— Что смогу?!
— Сможешь, говорю, — ниберийка махнула рукой. — Конечно, она никогда не узнает, какое небо голубое, а платье её — красное. Ничего, обходится же.
— Не можешь прямо сказать? — понял Ардай.
— Правильно, соддиец. Дальше слушай, лира…
Однако она долго молчала, глядя куда-то сквозь Кантану и заставляя её нервничать.
— Твой отец о тебе не знал, — сказала, наконец. — О том, кто ты. Он знал немного. Каст умело хранит твои тайны. Как и Содда. Твой отец пользовался, чем мог, и всё.
— Кто же я? — не удержалась Кантана.
— Потом сама решишь. А ты, соддиец, — она перевела взгляд на Ардая, — вспомнишь лишний раз, что всё в этой жизни повторяется. Посмеёшься.
— Мне эта великая мудрость за последнее время уже глаза натерла! Куда ни гляну — вижу, не на стене, так ещё где-нибудь! — хмыкнул Ардай. — Ладно, вспомню и посмеюсь. Ты о деле лучше…
— Ну, какие дела, — пожала плечами ниберийка. — Могу только совет дать. У семьи своей, лира, помощи не проси, пока не поговоришь с двумя старухами, которые из ума давно выжили.
— Ай, какой совет хороший, — Ардай, смеясь, хлопнул себя по лбу, а Кантана изумленно раскрыла глаза.
Но ниберийка насмешливо продолжала:
— Одна старуха довольно близко. Это твоя троюродная бабка, найдёшь её в Касте, в княжеском замке. А вторая далеко. Вторая в Содде живёт, там, куда ногами не дойти. Она Помнящая. Бывает так, родится девочка, растет, а потом вдруг оказывается, что в ней память прошлых тысячелетий проснулась. Тяжко это. Она-то в уме, но другим так не кажется. Вот она тебе всё и расскажет, и покажет, если надо. Она одна знает. Но встретиться ты должна непременно с обеими.
— С первой я и сама повидаться хотела, это бабушка Витина, и не сумасшедшая она вовсе, — быстро сказала Кантана, — но где же мне эту вторую искать? Кто это, хотя бы?
— Её все знают, — махнула рукой ниберийка. — Легко найдёшь. Только не откладывай. Опасно это, жить, себя не зная. Бабка твоя недолго прожила. Как лист сухой…
— Хорошо, — кивнула Кантана. — А какая бабка? Ты о ком говоришь?
— Ну, как же какая. Мудрейшая и всеми любимая владетельница Аурика. А тебя любят. И ты люби, не бойся. Её тоже любили, правда. Потому и говорю тебе: поговори со старухами. Может быть, всё и наладится
— Может быть?! — шёпотом повторила Кантана. — Ты не знаешь точно?
— Извини. Точно не знаю, — ниберийка отвернулась.
— Погоди, — Кантана поймала её за рукав, –
я полечу в Хаддард на помолвку сестры?
— Кто же, кроме тебя, это знает? Хочешь — лети, не хочешь — не лети. Всё, лира. Мне добавить нечего. Главное, то, что услышала, не забудь. А тебе чего, соддиец? — теперь она смотрела на Ардая, — не знаешь разве, что я не стану соддийцу будущее рассказывать?
— Не нужно мне будущее, — он сунул ей в руку пару монет, — вот, посмотри, — и протянул ей на раскрытой ладони серебряную сову-подвеску.
Ниберийка осторожно взяла подвеску.
— А, вот ты кто, соддиец, — она вернула Ардаю его монеты, он не взял, и они упали, зазвенели по камням мостовой. — Что ты, соддиец, ради нашей сестры я сама заплачу чем хочешь. Мы её искали и не нашли.
— А тут? Она пряталась в этой подвеске!
— Не знаю, — ведьма покачала головой, развернулась и пошла прочь.
Ардаю, сбитому с толку, оставалось лишь смотреть ей вслед. Кантана чувствовала себя не лучше.
— Это мучение, говорить с ниберийками у разгадывать их загадки, — пожаловалась она.
Определенно, поразмышлять было о чём, и не слишком хотелось делать это, стоя посреди улицы. Значит, потом. О, Провидение! Не просить помощи у семьи, а просить у двух старух! Причём одну ещё надо разыскать! Бабушка Аурика! Мудрейшая?! И отец чего-то не знал. Но он знал, что его старшая дочь наследница Шайтакана! Что же ещё?
— Тебе, как раз, не на что жаловаться, — махнул рукой Ардай. — Скоро найдём твоих сумасшедших старух, и все узнаем. Наберись терпения.
Он настолько был уверен, что сейчас услышит от ниберийки, где Шала и что с ней, и надо ли ей помочь, что теперь был оглушён неудачей и осознанием беды. Шала действительно пропала, раз даже ниберийки о ней не знают! И что делать?!
Он был готов. Делать. Немедленно. Но что?!
А Кантана вдруг увидела ту самую вывеску, давно тщетно разыскиваемую — круглую хохлатую птицу над лавкой мага-лекаря.
— Я сейчас приду, подождите меня, — она показала Ардаю на дверь лавки, тот кивнул, не особо вдумываясь.
Кантана опасалась возражений, если не от Ардая, так от мага, но нет, никто и не подумал её останавливать. Правда, соддийка пошла следом, оставив корзинку одному из охранников, а добросовестный лир Клейт кристаллом обследовал дверь. Он остался снаружи.
В коридоре они столкнулись с выходящей женщиной, дородной и надменной. Она свысока посмотрела на Кантану и толкнула её плечом, чтобы пропустить соддийку. К счастью, других посетителей не было.
Лекарь оказался стариком лет семидесяти, но держался он прямо и бодро — неудивительно для мага. Те, кто умеет лечить других, обычно способны позаботиться и о себе.
— Чем могу помочь молодой лире? — он тоже, мельком взглянув на Кантану, обратился тем не менее к соддийке.
Кажется, за недолгое пребывание на островах соддийцы сумели внушить к себе уважение. Правда, кто знает, что этому именно способствовало.
— Помощь требуется моей… подруге, она объяснит, — пояснила Мантина с мягкой улыбкой и села на стул у двери, в то время как Кантана заняла кресло напротив лекаря.
Кресла около лекарского стола стояли большие, мягкие, стол был большой, из светлого полированного дерева, с золочёным письменным прибором, со стопкой дорогой бумаги, с резным сундучком по правую руку — отец в похожем держал лекарские инструменты. Хотя у него они не стояли на столе, он нечасто ими пользовался.
Кажется, Мантину ситуация забавляла. А Кантана вдруг смутилась. Но делать нечего, пришлось объяснять.
— Однажды я испугалась одно животное, лир, и с тех пор боюсь… очень боюсь. Мне надо избавиться от страха. Чтобы я могла подходить к этому животному, и даже погладить.
Соддийка покусала губы, на самом деле затем, чтобы скрыть нервный смех. Нет, ей было жаль жену Дьяна. И ситуацию требовалось разрешить, но как? Взять и показать этой девочке превращение, а уже потом отдать её лекарю, чтобы лечить от потрясения? Тоже вариант. Но Дьян не разрешил устраивать его жене потрясения. О ней следовало заботиться и сдувать пылинки. Какими-то рассказами подготовить её? Но как это сделать, если самую суть ни Мантина, ни кто-то из соддийцев словами произнести не могли? Написать тоже не могли. И стоило представить эту комичную ситуацию — что на самом деле молодая лира желает погладить собственного супруга в его втором образе…
Действительно, что с ней станет, когда она узнает? Поэтому если лекарь сейчас справится с задачей, будет вовсе неплохо, а уж Младший Дьян при желании найдёт сто причин не лететь в Хаддард.
— Какое животное ты имеешь в виду, лира? Собаку?
— Дракона.
— О-о, — неожиданно лекарь расплылся в улыбке. — Так бы сразу и сказала, лира. Это замечательно. После того, как здесь появились драконы, ко мне не раз обращались с подобной жалобой. Чаще по поводу детей. Всё-таки видеть дракона издали и вблизи — есть разница. У меня есть готовое лекарство, лира! — он порылся в сундучке на своём столе и извлёк оттуда бутылочку из тёмного стекла. — Это нужно выпить, лира, медленно, по глотку. Кисловатый, приятный вкус. Результат гарантирован, лира!
Он назвал цену, и Мантина отсчитала серебро. Надо сказать, этот маг ценил себя недёшево. Кантана пожелала выпить зелье немедленно, маг это одобрил и даже напряженно делал пассы руками, пока она пила — видимо, добавлял в процесс волшебства, чтобы вовсе уж не осталось сомнений в результате. Вдруг маг вскочил на ноги, изменившись в лице, воскликнув:
— Госпожа моя? Владетельница?!
От неожиданности Кантана чуть не подавилась последним глотком волшебного зелья. Она со вздохом поставила флакон на стол.
— Благодарю, лир. Всё верно, я Кантана Дьянна. Ещё меня иногда называют княгиней Дьянной. И это даже забавно, что я боюсь драконов, надеюсь, ты сохранишь это в секрете? И как ты меня узнал?
— О, прости меня, глупца, я был так невнимателен! Тебя, итсванку, сопровождает соддийка! Это уже позволяет догадаться. И украшения на тебе кастанской работы! Я стал так невнимателен. Прости. Конечно, я никому не расскажу про эту э… пикантную подробность. Я сам боюсь драконов, моя лира! Тебе следовало позвать, я явился бы в замок. Я уже предупрежден, и готов оказывать тебе любые услуги, являться по первому зову.
Что ж, это объясняло, почему соддийцы без возражений отпустили Кантану к этому лекарю. Его и так подрядили её лечить, и со всех сторон проверили, надо полагать.
— Это ты прости, лир, что я пришла к тебе, не назвавшись, и поставила в неловкое положение. Ты узнал меня по кастанским украшениям? — продолжала недоумевать Кантана.
И ей захотелось спросить мага, почему же он сам не выпил своё зелье. Впрочем. Это была бы плохая шутка…
— Вот по этим кольцам, моя лира, — ответил лекарь и показал на её руки.
Собираясь на прогулку, она сняла все надетые утром изумруды, но два тонких колечка оставила.
— Я ни с чем их не спутаю, этот цвет камней, рисунок оправы! Лира Аурика не расставалась с ними никогда. Правда, она носила их на одной руке, моя лира. Конечно, теперь они перешли к кровной наследнице… Я так рад, моя лира!