— На одной руке, всегда? — удивилась Кантана.
— На правой руке, на среднем пальце!
Кантана переодела кольца.
— Вот так, лир? А это имело какое-нибудь значение?
— Благодарю за честь, лира, о, благодарю! — старик, кажется, от волнения не расслышал вопроса. — Я бесконечно счастлив, что ты с первым же затруднением обратилась ко мне. Я лечил твою бесконечно чтимую мной бабушку. Да-да, я лечил её! Как только она приехала в Шайтакан, простуженная в дороге… Я сразу вылечил её, лира, на свадебном церемонии она была здорова и очаровательна.
Вот теперь у Канатны появились и другие вопросы.
— Я очень рада, лир, что ты так хорошо знал мою бабушку, — сказала она взволнованно. — Моя мама почти её не помнит. Скажи, почему она умерла? Я давно хотела это узнать, но ответа никто мне не дал. Это ведь невероятно странно, что она умерла?
— Э… лира? — старик застыл на месте. — Странно?..
— Я дочь мага, лир, — продолжала Кантана всё более спокойно и уверенно, — я знаю, что магией можно вылечить почти всё. Особенно если человек так молод, да? Не потерял ещё изначальных сил. И в состоянии заплатить почти любые деньги. Я не поверю, что мой дед, лир Виолан, пожалел денег для лекарей. И бабушка была так молода. Так почему её не вылечили?
— Смерть лиры Аурики — самое большое поражение и невосполнимая утрата для меня, моя лира, — вздохнул лекарь. — Её лечили. Тут собрались пятеро искуснейших лекарей, не считая меня. Хотя с обычной болезнью справился бы и я один. Но с магическим отравлением… Мы были бессильны, — к концу речи он понизил голос и почти шептал.
— Магическое отравление?! — Кантана была потрясена. — И… кто же?
Лекарь развел руками.
— А дедушка? Лир Виалан? Он тоже был отравлен?
— Он не подпускал к себе лекарей, лира. Я помню. Он… не знаю, лира.
— Позволю себе вопрос, лир. Было ли расследование? Пытались ли найти виновных? — это вмешалась заинтересованная Мантина.
— Расследованием занимались маги-хранители из Каста, моя лира. Они явились и заправляли всем. И маги императора тоже были. Конечно, никаких виновных.
— Благодарю, лир, — Кантана встала.
— Это дело прошлого, моя лира. Я ничего не знаю, — забормотал старик, — Не могу свидетельствовать. Оставь прошлое прошлому, моя лира, и обращайся ко мне при малейшем недомогании, прошу тебя. Быстро начатое лечение — это половина успеха. А что касается своего страха, то ты можешь уже забыть о нём навсегда!
Это было всё. Наверное, после их ухода лекарь тут же примет какое-нибудь успокаивающее зелье, ему не помешает. Ну, а то, что он рассказал… Провидение, неужели такое может быть правдой?!
На улице всё было по-прежнему, разве что ниберийка сидела теперь прямо на мостовой на каком-то тряпье и гадала всем желающим. И Ардай уже не казался таким удручённым. Кантане стало совестно — ведь он получил дурные вести о своей подруге, а она почти не заметила этого, беспокоясь лишь о своем…
— Всё хорошо? — спросил её Ардай.
— Нет. Знаешь, мою бабушку, кажется, отравили. Что мне теперь делать? — это был искренний ответ совсем не на тот вопрос.
— Какую бабушку?! — Ардай закономерно ничего не понял.
— Лиру Аурику, последнюю владетельницу Шайтакана.
— Тогда тебе ничего не нужно делать, это было давно. Возвращаемся в замок?
Она не успела согласиться, потому что бедно одетая женщина, сидящая перед ниберийкой, вдруг вскочила и сломя голову бросилась к Кантане.
— Лира, лира, спаси моего сына! Прошу тебя, он ни в чём не виноват! Спаси!
Соддийцы-охранники не подпустили женщину, она наткнулась на невидимый щит, не поняла, в чем дело и пыталась раз за разом прорваться, и умоляюще глядела на Кантану.
— Лира! Помоги, лира! Гадалка сказала, что лишь ты можешь помочь!
— Но чего ты хочешь? — растерялась Кантана.
«Пропустите», — сказал Ардай, щит исчез, и несчастная рухнула на колени перед Кантаной.
— Встань, прошу тебя, и расскажи, в чем дело, — Кантана попробовала поднять её, женщина только плакала и отказывалась вставать, сбивчиво твердила про сына, которого непременно надо спасти, и было невозможно что-то понять.
— Прекратить! — рявкнул Ардай, сам поднял женщину и подтолкнул к дверям дома мага-лекаря, — заходите. Лир маг, надеюсь, окажет любезность.
Ого, вот как он умеет…
Им оказали любезность, пустили в ту же комнату, где только что принимали Кантану. Хозяин даже приказал принести горячего травника и сам налил успокоительной настойки для просительницы.
Должно быть, настойка помогла, а травник так просто оказался кстати. Они довольно быстро выяснили, что случилось. Год назад эта женщина, оставшись вдовой, перебралась на Шайтакан к родным. Она портниха, «очень хорошая портниха, лиры, хоть костюм для бала, хоть что пожелаешь», но работу поначалу трудно было найти, а у неё четверо детей, все маленькие, сбережения быстро таяли. Сына взяли на работу в лавку, и жалованье неплохое, и все было хорошо. И вот, как гром среди ясного неба! Её мальчика обвинили в воровстве у хозяина! Такой стыд. Но он не мог! Она же знает его лучше всех! Не мог. Вот-вот в магистрате начнётся суд, уже второй, на котором всё решится.
— Но обвинение доказать надо. Доказали? — уточнил Ардай.
Оказывается, доказали. Нашли у парня кошелёк с деньгами и кольцо хозяина. Сначала он отпирался, но потом признался, что виноват.
— И чего же ты хочешь от нас? — удивился Ардай. — От чего его спасать? От справедливого приговора?
Женщина опять горько расплакалась.
— Лир соддиец, они же покалечат его. Каково ему будет дальше без правой руки?
Вот так всё и выяснялось, медленно, понемножку: оказывается, здесь, на Шайтакане, за воровство у хозяина приговаривали к отсечению кисти правой руки. Невесело, да. Но и воровать не нужно. Тем более у того, кто тебе и так хорошее жалованье за работу платит.
— Значит, ты просто хочешь смягчения приговора для сына. Даже не знаю, — ситуация внушала Ардаю сомнения.
Да, жаль, что такой молодой парень останется калекой. Ради первого случая, может быть, и штрафа бы хватило, и ещё каких-нибудь работ на благо города. Чего-чего, а работы тут хоть отбавляй, так что руки рубить — не только радости никакой, но и смысла тоже. С другой стороны, это старый местный закон. Надо полагать, парень, нанимаясь на работу, знал, что его ждёт, да и другим ворам наука. А что мать убивается из-за этого — как раз понятно, как же иначе. Но ведь сам виноват!
— Лир, это не так. Не брал он у хозяина ни денег, ничего! Он не мог. И не собирался. И всё хорошо было! Я почувствовала бы, будь что не так. А не было ничего такого…
— Но ведь он признался, сама говоришь.
— Он себя оговорил, лир. Один суд уже был, и его приговорили. Я заплатила, чтобы маг мальчика моего допросил! Отдала пятьдесят дирров. Маг тоже сказал, что виновен… Это неправда, лир соддиец!
Говорила женщина с Ардаем, но всё чаще обращала умоляющий взор на Кантану, которая пока не вмешивалась. И она поняла уже, вообще-то, каким образом тут могла бы помочь. Если помочь вообще возможно, конечно. И ещё это значит, что ниберийка всё про неё знает, вот так, взглянула — и знает. Про её способность слышать чувства, и, может, про другое, что самой Кантане пока неизвестно. Но…
Тут всё непросто! Юноша в своей вине признался, маг его слова подтвердил. Казалось бы, всё, сомневаться не в чем. Ниберийка не сказала несчастной матери, что Кантана спасёт её сына, она сказала, что та лишь может его спасти. Может попробовать. Придётся слушать чувства парня, и не только его. Люди в зале суда неспокойны, и настроение у них далеко не благостное, зайти туда без шада — даже подумать страшно.
Мантина, оказывается, тоже беспокоилась об этом.
«Ты ей позволишь, Младший Дьян? Это сумасшествие. Представь людей в судебном зале. Мы её потом в чувство будем приводить до возвращения Дьяна».
«Не беспокойся. Мы будем осторожны».
«Ты излишне доверяешь суждениям нибериек. Но это — не твоя любимая ниберийка! И с какой стати мы должны вмешиваться в дела итсванцев?»
«Это город Кантаны. Для этих итсванцев она — владетельница. Говорю же, не беспокойся».
Ему вдруг пришла в голову одна мысль, хорошо бы светлая.
— Мы поняли тебя, сударыня, — сказал Ардай. — Пожалуйста, выйди ненадолго, постой за дверью. Нужно кое-что решить.
Женщина бросила на Кантану очередной умоляющий взгляд и поспешно вышла.
— Что ты думаешь об этом? — спросил Ардай у Кантаны.
— Что нужно попытаться. Я готова пойти на суд, чтобы разобраться с чувствами подсудимого, судей, свидетелей, и там будет видно, кого ещё. Я должна, но немного боюсь, и прошу…
— Подстраховать тебя? Это само собой. Пойдёт что не так — вообще закрою щитом. Послушай, а как ты реагировала на слуг в замке?
— На слуг? Никак, — Кантана даже удивилась, — правда, я их почти не вижу, — добавила она.
— Кантана, — ласково, как маленькой, сказал он, на этот раз не назвав её тётушкой, — тебе больно от чувств соддийцев. Но мы не люди, вот в чём дело. Точнее, не совсем люди. У нас есть… э… я хочу сказать, есть другие возможности, вдобавок к человеческим. Может, они и причиняют тебе боль? Или усиливают? Но в судебном зале будут только люди, надо сначала выяснить, как ты чувствуешь их. Согласна?
Она кивнула. Прикрыв ненадолго глаза, якобы задумавшись, Ардай по-соддийски приказал одному из стражников пойти в магистрат и задержать, если требуется, начало судебного заседания. Мантину он попросил:
— Пожалуйста, позови какую-нибудь служанку, и… ты понимаешь.
Мантина отлично его поняла. Пока она ходила, Кантана сняла камень, положила на стол. Приведённая соддийкой служанка оказалась молоденькой девушкой, она несла на подносе глиняный кувшинчик с травником и печенье.
— Разлей нам травник, милая, — распорядилась Мантина ласково.
Ардай кивнул Кантане — действуй, дескать, не теряй времени.
Девушка расставила стаканы, аккуратно разлила травник. Кантана постаралась расслышать её чувства. Ардай угадал верно, чувства итсванки ощущались гораздо слабее. Она, пожалуй, немного нервничала — это как череда лёгких уколов иголкой. Знакомо. Иногда к отцу приходили особые посетители, и она, Кантана, должна была принести угощение, тот же травник, может быть. Она, а не служанка. Но это бывало редко, а те гости отца — если не маги, то люди, которых потом Кантана встречала в окружении императора. Вот и эта служанка, наверное, тоже робеет перед соддийцами.