Удивительное дело, но при том, что итсванцы ощущались хуже, понимать их было даже легче — так показалось.
Вдруг кувшинчик, который девушка поставила на стол, подпрыгнул, отодвигаясь от неё, потом ещё раз. Мантина при этом отвернулась, смотрела в окно, а Ардай — на Кантану.
Девушка удивилась — иголочные уколы сменились легким дуновением ветра, а потом ощущением, как от противного скрежета — это был страх. Хотя, она ведь служанка мага, подумаешь, прыгающий кувшин.
— Землетрясение?! — воскликнула девушка.
— Нет-нет, тебе показалось, — сказал Ардай. — Боишься землетрясений?
— Тогда, когда проснулся дракон… — прошептала она. — Я могу идти, лиры?
Кувшин ещё раз подпрыгнул — служанка отшатнулась в ужасе. Кувшин упал на пол и разбился, остатки травника разлились. Теперь было всё сразу: и уколы иголок, и ветер, и скрежет…
— Да что ты за растяпа?! — стремительно обернулась к девушке Мантина, — руки деревянные? Не можешь просто разлить травник? Надеюсь, хозяин вычтет за кувшин из твоего жалованья? Служила бы ты мне…
Сотни иголок. Девушка задрожала крупной дрожью.
— Нет-нет, я не… О, простите, лира, простите! — она бросилась собирать осколки.
— Оставь, пусть лежат! — прикрикнула соддийка, отчего девушка отскочила в сторону.
— Послушай-ка меня, — Мантина прошлась по комнате, она говорила теперь нарочито-неторопливо, и двигалась так же, — мне нужна служанка на три дня, я намерена откупить тебя у твоего хозяина. Я научу тебя расторопности. Если, конечно, у тебя нет других срочных дел. Что, пойдёшь ко мне?
— Прости, лира… прости… не могу никак, — сбивчиво заговорила девушка, охотно схватив брошенную ей ниточку, — хозяин уже отсылает меня на три дня, срочное дело, лира, может, потом…
Теперь было много иголок, но они не кололи больно, к счастью, и Кантана ясно понимала, что это «чужие» иголки. И скрип-скрежет тоже был… А ложь — как странно, она напомнила медовый леденец с мятой. Мёд и много горьковатой душистой мяты.
Потом, без волнения и на свежую голову, девушка поймёт, что разговор получился странный: её отругали и тут же спросили, не желает ли она добровольно быть наказанной. Прямо-таки подтолкнули к тому, чтобы она начала лгать и выкручиваться, хотя это, кажется, не в её натуре.
— Достаточно, я всё поняла, — сказала Кантана, — у меня получается. Всё хорошо, можешь идти, не переживай за кувшин, — последние слова предназначались служанке.
— Спасибо, ты умница, — сказала девушке Мантина, — вот, возьми и беги отсюда, — она сунула своей жертве откуда-то взявшее в руке колечко с камешком.
Жертва исполнила приказ немедленно — она резво выскочила из комнаты.
— Хорошо, что поняла, — улыбнулась Мантина, — я еле сообразила, как заставить её соврать. Тебе же это было нужно? И получилось вперемешку со страхом, конечно.
— Это тоже нужно, вряд ли в суде врут совсем без страха, — сказала со вздохом Кантана, — но это так интересно! Наверное. Я хорошо научусь это различать. У соддийцев немного не так, у них сильнее и резче, и по-другому окрашено… не знаю, как объяснить. Спасибо тебе, Мантина.
— Всегда пожалуйста, княгиня.
Соддийка уже двигала руками, и осколки кувшина потихоньку сползались, соединялись. Пара минут работы — и целый кувшин запрыгнул на стол. Лужица травника на полу осталась.
— Хорошо, что попалась такая трусиха и скромница, — заключила соддийка.
— Она просто боится потерять место и старается, — возразила Кантана.
Чувства девушки вспомнились, словно сложились в картинку перед её мысленным взором. Да, так и есть, служанка старается, ей нельзя терять работу. И всё понимать — да, интересно. Кантана взяла шад и прижала его к груди, прямо через жилет, наслаждаясь наступившим покоем.
Ещё, стараясь сосредоточиться на девушке, она поняла, что может таким образом отгородиться от соддийцев. Хотя и Ардай, и Мантина были довольно спокойны, и отгородиться от них было не трудно, сама мысль, что это можно, надо просто учиться, несказанно радовала. Что ж, у неё есть время, а способности — это, кажется, тоже наследство предков, никуда не денешься.
— Что теперь? — спросил Ардай у Кантаны.
— Теперь я должна идти в суд.
— Постой. Видишь ли, ты ничего не должна, — возразил он.
Кантана удивлённо взглянула на него, он продолжал:
— Ты — владетельница. Если считаешь, что нужно пойти в суд — пойдём. А ещё ты можешь отсрочить суд, перенести на год, отменить приговор, да хоть вообще помиловать парня. А если что-то посчитает, что ты этого не можешь, мы их переубедим. Понимаешь? Ты даже не просто владетельница Шайтакана, ты жена князя Дьяна, тебе служат драконы, — последние слова он сказал с улыбкой.
Кантана замерла, взгляд её, казалось, спрашивал — ты шутишь?
— Видишь, ниберийка сказала правду, ты можешь легко спасти того воришку. Давай заберём его в замок, дадим щётки, и пусть драит лестницы. Обе руки сохранит, и польза будет. Ну, решай.
Надо признать, что дразнить Кантану ему самую малость, но нравилось.
— Пойдём на суд, — решила она. — Я хочу. Но только… Я называться пока не буду, вот. Зайдём незаметно.
— Как скажешь, тётушка, как скажешь.
Глава 34. Кантана. Мудрейшая…
Подобное Кантане уже приходилась видеть, хотя нечасто. Вершить суд в своих владениях — древнее именьское право, или, скорее, обязанность. Дед у себя в Касте этому неукоснительно следовал, всегда разбирал дела лично или вдвоём с сыном, и постоянные помощники у него были. Во владениях Каюбов, как и по всех Итсване, этим занимались назначенные судьи, хотя за именем-хозяином и оставалось чаще всего формальное право. Маме, лире Кайре, наверное, и в голову бы не пришло вмешиваться в судебные дела. А вот лира Кантана собралась…
В конце концов, тут теперь не Итсвана. И даже не Каст, если на то пошло. И Кантана всего лишь попробует определить, кто лжёт, а кто говорит правду.
Они зашли в зал и устроились на задней скамье, стараясь не привлекать внимание. Ардай и Кантана сели рядом, Мантина позади них, соддийцы-охранники разошлись по разным сторонам зала, выбрав себе места исходя из того, чтобы было удобней и быстрее закрыть силовым щитом Кантану и Ардая — защита Младшего Дьяна была не такой показной, но не менее тщательной. Единственный наследник князя, всё-таки.
Суд уже начался, разбирался спор между двумя женщинами, которые не могли мирно поделить одну рыбацкую лодку. Остальные подсудимые сидели на скамье у стены и дожидались своей очереди. Судейские все расположились за длинным столом, и только маг, в синем шелковой костюме и с большим серебряным медальоном на груди расположился отдельно, сбоку. С другой стороны судейского стола, прямо напротив места мага, на невысоком постаменте стояло большое резное кресло, никем не занятое.
Ардай шутливо толкнул Кантану локтем, показал на кресло:
— Разрешишь мне там посидеть? Почти императорский трон.
— С чего ты взял, что я могу? — она улыбнулась.
— А кто же ещё?.. Ну что, давай? — он протянул руку, и Кантана, которая всё это время прижимала заветный камень к груди, положила его на ладонь Ардая.
Ему доверять было легко.
И сразу спокойствие закончилось. Чувства нахлынули, смешались, как какофония звуков, как мешанина из разной вкусной еды, которую смешали, и получились помои. Сначала Кантана испугалась. Что никогда не сумеет в этом разобраться. Надо было просто поговорить с подсудимым наедине! Почему она сразу не догадалась? Ардай считает, что если она потребует, с ней согласятся, она владетельница…
Ардай был напряжён и озабочен, Мантина — тоже, и ещё недовольна, ей не нравилось происходящее. Надо же, а ведь не возражала, и помогает. Надо отстраниться от них обоих.
Сдаться она всегда успеет. Надо отстраниться…
Она постаралась сосредоточиться на женщинах, стоящих перед судьями. Та, которая громко говорила и молила о справедливости, была сущий страх, противный скрежет, другая — злость, крик и уксус, в который добавили горького… такое горькое снадобье имелось в лекарском сундучке отца. И обе они, помимо этих главных чувств, были приправлены ещё множеством другого, разного, оно покалывало, почесывало, рассыпало мурашки по коже, будило воспоминания. Как же неприятно…
Однако, если не спеша подумать, можно разобраться, что к чему, можно понять эти ощущения, вспомнив свои собственные, давние, похожие. Боль, обиду, любопытство, ревность, желание уязвить, наказать и отомстить, и много чего ещё, к чему ниточки тянулись в самые разные моменты её жизни, даже в самое раннее детство…
Можно понять, совершенно понять и этих женщин, и вообще всех в этом зале. Но только это долго, трудно и не хочется. Это против природы, против законов Провидения и человеческих — вторгаться в чужие души! Зачем это ей?!
Остальные, всё люди в зале — это было большей частью любопытство, тоже приправленное разным, чем-то таким, что будило воспоминания о запахах благовоний, специй и уборной вперемешку.
Перетерпев первые минуты, она поняла, что острота ощущений прошла и проще стало не обращать внимания. Да и зачем ей понимать совершенно? Нужно сосредоточиться на мёде с мятой: есть ложь — нет лжи. Да, именно на этом, остальное побоку, или ей очень скоро захочется сбежать отсюда.
Мёд и мята. Мёд и мята. Пожалуй, получается. Всё отодвинулось…
— Как ты? — Ардай тронул её руку, они кивнула.
Мёд и мята. В женщинах, которые делили лодку, не было ни того, ни другого. Скрежет, уксус, мыло и щёлок, перец и мел, соль и… Всё, всё, хватит! Ей это не нужно сейчас! Только мёд и мятная горечь!
Интересно, а почему именно мёд и мята? И обычно ведь мята свежая и прохладная, горького в ней совсем чуть-чуть…
Кантана не слушала, о чём говорилось, она была слишком была занята своими ощущениями. Между тем судья объявил решение, лодку получила женщина-злость, она стала униженно кланяться и благодарить, а женщина-страх поклонилась небрежно и отошла в сторону. Теперь настала очередь молодого парня, его поставили перед судьями.