— Ты сошёл с ума?! — Кантана вскочила, уронив чашку, — никогда, слышишь, никогда не сочиняй таких небылиц про моего отца! В это я не поверю!
«Уймись, младший Дьян! — крикнула Мантина по-соддийски, — где бы не носило проклятый пепел мага Каюба, она ждет ребенка, не серди её».
«Ребенка? Уже? — Ардай замер, — ребёнка от соддийца. Демоны! Всё, как и хотел Каюб!»
— Не сердись, тётушка, — сказал он вслух более мирно, — не верь, если не хочешь. Всё это уже неважно. Что, дружим? — он протянул ей руку.
Она сердито отвернулась и убежала. Но книгу схватить со стола не забыла. Рисунки деда были слишком большой ценностью.
Нет, они не поссорились. Немного позже Ардай застал Кантану и Мантину в библиотеке, соддийка листала сборник баллад, а Кантана изучала рисунки в дедовской тетради. На столике благоухал свежий травник, и нос Ардая без труда различил ноты тисы и хмеля — соддийка щедро добавила в напиток успокаивающих трав.
Ардай сам налил себе стаканчик и взял какую-то книгу с полки. Кантана сразу отложила тетрадь.
— С чего ты взял, что отец хотел выдать меня за соддийца? Я о таком впервые слышу.
Она теперь была спокойна, хоть и не пила травник.
— Этот соддиец — я, — пожал плечами Ардай, — И мне Каюб объяснил всё, как есть, так что с его слов я это и взял. И ещё он навязывал мне любовницу-соддийку, наш с ней ребенок имел в этом смысле ещё большую ценность. Но он и внука такого хотел. Может, потому, что двоих изучать интереснее, чем одного? Он, кстати, обещал заботиться об обоих, продвинуть их при дворе, — он отчего-то засмеялся.
— Ты — мой жених?.. — растерялась Кантана.
— Смотри, — Ардай нащупал узел платка-личины и дернул его.
Платок соскользнул шеи и стал видимым. Одновременно с этим изменились черты лица Младшего Дьяна, теперь это было лицо другого человека, хотя сходство осталось.
Всё-таки это он, Ардай Эстерел, жених, о котором говорил отец. Имень из Приграничья, якобы вечный пленник Содды. А она ему искренне сочувствовала и хотела помочь хоть чем-нибудь!
— Что, даже в этом надо было лгать мне? А зачем? — спросила она с горечью.
— Зачем я носил личину? Из-за моей семьи. Для посторонних, — объяснил Ардай спокойно, — из-за твоего Вейра и прочих. Чтобы никто не связывал племянника князя Дьяна и именей Эстерелов из Приграничья, чтобы они жили спокойно. Это не я решил, и мне уже здорово надоело. Но я буду и впредь только в личине появляться в Хаддарде, и здесь, в городе, тоже.
— Я ведь тогда догадалась. Мог бы и признаться, — да, недоверие её задело.
Ардай был из тех, кому ей самой хотелось бы верить.
— Прости, — вздохнул он, — но мы поначалу совсем не знали друг друга. И здесь крутился Вейр. Я вот что хочу тебе сказать, тётушка: тогда я заявил, что не желаю на тебе жениться ни за что. Теперь бы я ещё подумал. — он глянул на неё исподлобья и весело. — Ты точно лучше той, на которой меня хотели женить родители.
— Меньшее зло? — уточнила она, заинтересовавшись.
— Именно. А в качестве сестры ты меня вообще устраиваешь. Или тётушки. Так что всё получилось идеально, — на словах он насмешничал, но смотрел серьезно.
— Если ты отказался, и с твоими родителями ничего решено не было, почему отец так уверенно говорил, что ты — мой жених?
— Потому что он собирался меня заставить. Он пытал меня. Шадом. Тут есть такая штука, называется «мельница», специально для соддийцев. Привязывают к стене, а за стеной ветряк вращается, крутит механизм с шадом. Это больно, хотя для Дьянов вроде не смертельно. Наш общий друг Шан сломал эту «мельницу», за что я ему страшно признателен.
Кантана побледнела. И верить было трудно, и сомневаться не получалось. Да, она была готова услышать что-то подобное, и намёков уже было достаточно. Мог ли отец пытать соддийца? Причинять боль — мог? И сама ответила: мог. У отца были великие цели, такие, которых не достичь простыми и приятными средствами. Подарить Итсване драконов! Тот, кто сделает это, наверняка станет героем империи. Героям охотно прощают не совсем достойные методы. Только теперь Кантане поневоле приходилось смотреть на это и с другой стороны.
— Мы не люди, — тихо сказал Ардай. — Ты помнишь? Мы не люди. Иномирцы. Маги успокаивают себя этим, оправдывая любые свои поступки. Им хочется драконов, и с этим ничего невозможно поделать. Императору тоже хочется драконов. Даже мне хотелось дракона ещё недавно. Ради империи, конечно! Да-да, недавно я не знал, что неродной для своей матери. И мне казалось несправедливым, что итсванцам нельзя владеть драконами.
— Не знал, — задумчиво повторила Кантана, — так это правда. Что ты сражался с драконом, проиграл и стал пленником в Содде?
— Это правда. Всё, что я говорил тебе — правда. Что я племянник Дьяна, выяснилось уже потом. Твой отец узнал раньше. Я сбежал, Каюб притащил меня сюда, чтобы я приручал для него драконов. Он ещё раньше поймал их в ловушки из шада и прятал здесь. И решил, что раз соддийцы имеют врождённую способность повелевать драконами, то и я справлюсь.
— Ты справился? — перебила она.
— Нет, конечно. Дракон у каждого единственный, — он улыбнулся.
— Но ты ведь летаешь на многих?
— Я ими не повелеваю. И не принуждаю. Видела, что упряжи нет?
— Я так поняла, что мой отец сделал для тебя благо. С его помощью ты стал собой, — отчего-то не сдавалась она, желая сказать об отце хоть что-то хорошее.
Он её отец…
— О, это да, пожалуй. Не стану отрицать, — Ардай усмехнулся. — Он убил Аолу, белую драконицу. Она спасла меня, а он её убил. Она стала не нужна и мешала.
— Мне жаль, — искренне сказала Кантана.
Ардай нашёл взглядом Мантину:
«А давай ей всё расскажем? Точнее, покажем? Пусть увидит, как мы превращаемся, и узнает, кто мы. Ей уже пора. К возвращению дяди успокоится».
«Ну нет! — потрясла головой та, — ты понимаешь, дурья башка, она ждет ребенка? И узнает, что его отец большой, страшный черный дракон? Ты уверен, что это не будет чересчур для неё? Пусть всё идет своим чередом!»
И вечер продолжался, за неспешными разговорами о пустяках. Кантана по-всякому переодевала кольца и браслеты на руках, они наперебой строили предположения, для чего это нужно, понимая, что вряд ли хотя бы приблизились к истине. В конце концов Кантана задремала в кресле, уронив драгоценную дедовскую тетрадь, а когда Мантина тронула её за плечо и предложила отправляться в постель, замотала головой:
— Я немножко посижу тут. Немножко…
Мантина не стала настаивать. Она сходила за легким одеялом и прикрыла им Кантану, и налила себе и Ардаю ещё травника…
Кантана проснулась, и не сразу поняла, где находится. Кругом шкафы с книгами… она в библиотеке. Одна. На столе мигала масляная лампа, в камине догорали дрова. И было душно. Невыносимо душно. Кантана сбросила одеяло, встала и чуть не упала, потому что закружилась голова.
Душно… Ей надо было на воздух, немедленно. Или хотя бы открыть окно!
Она попыталась открыть раму, но, похоже, здесь её забили наглухо. Стало так душно, что её замутило. Она вышла из библиотеки, огляделась — никого, пустой коридор. И так захотелось на стену, на воздух… но идти одной по темному замку? Да и долго это! И где Мантина?
Есть ещё один путь наружу. Правда, она пообещала себе туда не ходить, но…
Этот путь есть, и он принадлежит ей! Нужно идти туда, скорее! Там она вдохнёт полной грудью. Как же хочется…
Конечно, можно открыть окно в спальне, это быстрее и проще. Ей так плохо из-за беременности? Да, она слышала, что такое бывает, когда ожидаешь ребенка. И где Мантина?!
Почти бегом, придерживаясь рукой за стену, Кантана добралась до своих покоев и направилась прямиком в гардеробную. К этому времени она уже забыла, что можно просто открыть окно в спальне.
Она куталась в меховой плащ, который прихватила из сундука. Шла осторожно, потому что пол был покрыт, как стеклом, тонким слоем льда. Зато дышала с наслаждением. Вдох, выдох, снова вдох…
Как хорошо.
Голова перестала кружиться, но странное дело, все чувства словно обострились — слух, зрение, осязание. Запахи стали резкими и острыми: пахло морской водой, водорослями, чем-то хвойным и пряным, и ещё свежим хлебом — это внизу, в кухне, доходили в печи караваи. Кантана очень медленно шла туда, где каменный пол обрывался над пропастью… над ледяным зимним морем, исчерченным белой лохматой пеной. Пропасть неудержимо влекла её… почему-то.
Погода испортилась…
Кантана остановилась на самом краю. Ветер бросил ей в лицо горсть ледяной крупки, и в первый момент она привычно заслонила лицо рукавом, но уже в следующий поняла, что безразлична и к ветру, и к острым льдинкам, а её пальцы отчего-то стали чуть длиннее. И захотелось потянуться, поднявшись на цыпочки, и выгнуть спину, так, чтобы распрямился позвоночник и косточки сладко хрустнули, и она с удовольствием сделала это, и поняла вдруг, что за какую-то долю секунды перестала быть собой. И услышала хруст и треск… что бы это могло быть?..
Она, кажется, превратилась в другое существо, пока ей непонятное.
Всё стало совершенно ясно: она продолжает спать в библиотеке, в кресле под мягким и легким одеялом. Она спит и видит сон. Но пока ей не страшно, и просыпаться не хочется. Кем бы она ни стала во сне — это забавно. Она много раз летала во сне на рухе. А вдруг и сейчас можно полететь?
Хорошо бы. Но тонуть в холодном море даже во сне неприятно.
Порыв ветра опять ворвался в мозаичный грот, и Кантане внезапно показалось, что он надёжный и упругий, как новый мягкий тюфяк, и можно просто упасть на него и позволить унести, прокатить над пенными волнами. Если ей снится столь забавный сон, то к чему упускать такую возможность?..
Она вся легкая, упругая, пружинистая. Но стала теперь намного крупнее, чем когда была человеком. Пропорции её тела изменились. Но тело было сильным и радовалось морозному ветру, и Кантана решила попробовать, а если она упадёт в море, то просто проснется, это же ясно.