— Я слышу чувства, желания. Это пришло недавно. Но это не то же самое, что слышать слова. Я могу лишь догадываться…
— Это отлично, — сказала Мантина, — Ты понимаешь драконов и не говоря по-соддийски. Может пригодиться.
«Летим в Содду, к Альме, — решил Ардай, разворачиваясь. — Не спрашивай, Мантина, что с нами сделает дядя. Самому интересно».
— Но точно ли вторая старуха — Альма? — засомневалась Мантина.
Точно или нет, оставалось лишь выяснить.
Тем временем княгиня Витана вернулась в свое кресло и громко постучала костылём об пол, а когда никто не отозвался — покрутила кольцо на руке. Пришёл Вейр.
— Вызови ко мне Хранителя, — велела старуха. — И не медли. Я скажу ему что-то очень важное.
глава 40. Изумрудная
Альма их появлению не удивилась. Кто знает, может, эта странная женщина, из глаз которой смотрела вечность, просто не умела удивляться?
— А, безмолвная, — сказала она. — Всё-таки вернулась. Значит, тоже смогла расправить крылышки, да? Ну и умница.
В пещеру Кантана зашла одна, Мантина и Ардай остались снаружи. Внутри горы оказалось тепло и довольно светло, как ни странно. Юта не шевелилась, прикорнув к Кантане, но не волновалась. Спокойствие и тепло маленького зверька дарили уверенность. И следовало бы сначала спросить Альму — она ли та самая Помнящая? Но отчего-то с первого мгновения это стало очевидно.
— Приветствую тебя, и пусть Провидение продлит твои дни… — попробовала Кантана быть вежливой.
— И твои, — та слабо улыбнулась, — только оставь погремушки. Не говори пустого, Изумрудная княгиня, — Альма присмотрелась к украшениям Кантаны. — Что именно тебе от меня нужно?
Кантана растерялась. Что именно? Всё! И ничего. Она многое узнала о себе. А как спросить о том, чего не знаешь?
— Четырехглазая, — опять улыбнулась Альма, посмотрев теперь на Юту, — Золотые и Медные могли привязывать спутников, но медных не осталось уже после Большого Огня. Ты Золотая?
Кантана кивнула.
— Я недавно тебя вспоминала. Точнее, не тебя — вас, Изумрудных. Во мне тоже есть эта кровь, ещё из исконного мира. Поэтому что-то помню. И слышу тебя. Тогда, в первый раз, ты была закрыта так, что даже драконье пламя не сожгло бы эту броню. А теперь ты раскрыта до донышка, искришь силой и все твои камни уже в твоей власти. Значит, здесь, в этом мире, есть ключи, раскрывающие таких, как ты? Я этого не знала.
— Кажется, я поняла, о чём ты говоришь. Да, ключи. Лабиринты. Их построили мои предки.
Кантана тоже слышала Альму. Та была… как бездна, но полная не пустотой, а всем на свете. И ясно было, что эта бледная женщина с белыми волосами не станет, к примеру, шутить и смеяться, Вобрав в себя жизнь столетий, она лишена собственной. За всё своя плата.
— Вы все рождаетесь закрытыми? — Альма понимающе кивнула, — в исконном мире это было редкостью. Значит, у вас нашлись Мастера, которые переплели рисунок сил клана. Да, только у Изумрудных могли быть такие. Сапфиры много сильнее, но не так искусны.
— А ты видела раньше таких, как я? Закрытых?
— Случалось. Редко. А живу я уже долго. И у Сапфиров рождаются такие, что открыться не могут. Это их несчастье. Пойдём, Изумрудная, — она показала на проём в стене, тёмный, поначалу совсем не видный.
Там была небольшая комната, почти пустая — лавки вдоль стен и низкий стол. И посуда на столе. Через минуту в медном кувшинчике закипел травник, нагретый ладонями Альмы. Она разлила его, подвинула Кантане стакан.
Травник был горьковатый, с диким шиповником.
— Так что тебе нужно, Изумрудная? Не можешь второй раз полететь?
— Я ещё не пыталась. Можно сделать это с помощью изумрудов? Я пока не всё умею.
— Нельзя, — отрезала Альма. — Это точно нельзя. Превратиться и полететь впервые может каждый. А вот второй раз — это будет зависеть от того, достойна ты крыльев или нет. Кому-то это проще, кому-то труднее, но преодолеть себя приходится всем. Попробуй.
— Хорошо. Альма, я здесь, потому что мне надо много чего понять. О себе. Что мне делать?..
— Что тебе делать? Не знаю, — Альма усмехнулась тонкими сухими губами и тоже выпила травника. — Ты женщина, княгиня клана. Мастера сил многое сделали для тебя в прошлом. Научись этим пользоваться, и тебе надолго хватит. Хочешь что-то изменить?
— Хочу научиться говорить, как все. В мыслях. Оказывается, это ужасно — не слышать.
— Нельзя научиться. Быть безмолвной — это навсегда, Изумрудная. Особенность твоего клана. И это не смертельно. Зато тебе дано другое.
— Жаль. Тогда объясни, почему соддийки не отрубают себе пальцы, чтобы иметь детей? Чем они в этом отличаются от нас?
— Что? — впервые на лице Альмы появилось что-то похожее на удивление. — А, поняла. Да, отличие есть. Сапфировая, забеременев, теряет возможность менять обличье, пока дитя не покинет её тело. А Изумрудные — нет. Но после смены обличья ребенок гибнет. Изумрудным приходится быть осторожнее.
— Но ведь я смогу менять обличье только по своему желанию? В дальнейшем?
— Конечно. Когда в совершенстве научишься владеть второй ипостасью. Наверное, через год, если не побоишься взлететь сейчас. Поначалу бывают случайные превращения. Поэтому ложись пока спать там, где нет каменных стен и крепкой крыши.
— Вот как? Не побоюсь, — осознав, что сказала Альма, Кантана чуть не рассмеялась от радости. — Я буду много летать! Это лучшее, что было в моей жизни. Я целый год буду только летать!
Как всё просто. И незачем рубить пальцы, незачем быть рабыней своих долгов!
— Твой клан живет, но прячется по тёмным щелям, да, Изумрудная? У вас рождаются дети, но не каждому позволено открыться? — Альма пристально смотрела на Кантану, — говоришь, вы открываетесь в лабиринтах, построенных в древние времена? Значит, есть цитадели? Гнезда клана? Они, как и в исконном мире, ведут в запределье? И ты носишь княжеские камни, которые уже стали твоими. В твоей власти многое, Изумрудная. Пойдем, попробуешь? — она встала.
— Что попробую?..
— А зачем ты здесь, если не летать? Здесь драконы летают свободно, в любое время дня. Это наша земля. Забиваться в щели не нужно. Так что, пойдём?
— Да, — и Кантана тоже встала и шагнула к выходу.
Первая.
Снаружи её ждал сюрприз. Не двоих, а троих увидела она перед входом в пещеру: Ардай обнимал свою рыжую ниберийку, и так обнимал, словно ему очень не хотелось разжимать руки. Он, кажется, ей что-то выговаривал, и сердито, и вместе с тем радостно, она коротко что-то отвечала, заглядывала ему в лицо, улыбалась. Ардай был полон разных эмоций, они кололи, царапали и одновременно гладили, как порывы летнего ветра. Мантина, стоящая чуть в стороне от этой пары,
тоже была взволновала, но приятно взволнована. Её обрадовало возвращение ниберийки. Но как та очутилась здесь и сейчас?..
Кстати, Кантана всех их ощущала практически безболезненно. То ужасное состояние, что было после посвящения, действительно отпустило. А немного позже она наденет на шею дедовское кольцо и побудет в «тишине», отдохнёт.
— Всё хорошо, княгиня? — спросила Мантина, увидев Кантану.
Определённо, она относилась к Альме с некоторой опаской.
Шала обернулась к Кантане, замерла, глядя на неё сосредоточенно, не мигая. И сказала:
— Ты теперь такая же. Как Вейр.
— Я знаю, — отозвалась Кантана. — С возвращением, Шала. Мы по тебе скучали.
— Это ты меня освободила? — Шала смотрела подозрительно.
— Я?! — удивилась Кантана. — Как бы я могла?
— Кто-то из вас. И запер меня, и отпустил сегодня. Зачем? Я не хотела вам мешать…
— Что значит — из нас? Я тебя не запирала и не отпускала, не понимаю, о чём ты говоришь, — Кантана не обиделась на несправедливые упрёки, она с любопытством приглядывалась к ниберийке, и прислушивалась.
Странно было, что она совсем не слышала чувства Шалы. Возможно, это особенность нибериек? А Ардай отдалился от неё, стал более закрыт. Конечно, он и был для неё только как друг и брат, но теперь он весь повернулся к своей Шале, и его отстранённость оказалась обидной. Это было с её стороны немножко похоже на ревность.
А ведь его несложно будет вернуть, если захочется. Чтобы всегда был рядом, только на неё смотрел, о ней думал… Она это сможет. До сих пор не делала так, было не нужно, но — сможет. Ей с кровью даны невероятные способности. У самого Ардая это тоже есть, но у неё получится лучше!
Эти мысли она поспешно отогнала, осознав, какое безумие норовит проникнуть ей в душу. И испугалась. Нет-нет, никогда! Это значит — променять настоящее на жалкую подделку. Это не жизнь, это…
— Княгиня? Всё хорошо? — беспокойно повторила Мантина.
— Да, — ответила Кантана, — Альма мне всё объяснила.
Полететь. Рваные облака на ночном небе и ветер. И распахнутые над ней крылья другого дракона. Она опять думает не о том…
Её муж, который бросил её ради какого-то праздника. Не остался рядом. Не расспросил так, чтобы захотелось всё ему рассказать. Запер в башне, чтобы с ней ничего не случилось! Ну да, это в их природе — так поступать. Запирать в башнях. Сторожить! Если бы он был сейчас здесь, с ней, она бы спросила его — как полететь? Он ведь наверняка давно умеет и знает.
Как бы хотелось — с ним. Просто полететь. Вместе. Остро вспомнилось, как он нёс ей на руках по замку, большой и сильный, и как она отогрелась от его тепла.
«Верность только для постели!» — как будто рядом услышала она голос бабушки Витаны, убеждающей её взять от жизни всё положенное. Самой бабушке досталось так мало, а потом она долго жила одиноко и оттачивала свои способности. И теперь на старости лет отчего-то решила, что Кантана должна отыграться и за нее, и за всех заточённых в замке бескрылых кастанских княгинь?
Верность только для постели? А для князя Дьяна тоже так? Мантина рассказывала, как все мечтают заполучить его бастарда! Он обещал, что ни одна женщина не окажется с ним в постели. Но это вовсе не значит, что он не полетит в брачном полете с драконицей!