поэтому она все время шла за нами следом. И, клянусь Великим Белином, я рад, что она это сделала! Однако, думаю, она наконец поняла, что всему свое время. Смотрите, как она нежна! – добавил он, когда Ллиан стала тереться о его плечо головой с такой силой, что Ффлеуддур еле удержался на ногах.
– Где остальные? – с беспокойством спросил Тарен.
– Карр исчезла, – ответил бард. – Гурги отправился собирать прибитые к берегу обломки досок и щепки для костра. Бедняжка, он все еще побаивается Ллиан. Но скоро привыкнет. Я и сам ее сильно полюбил. Не часто попадается такой замечательный слушатель. Думаю, я оставлю ее у себя. Или, – с сомнением добавил он, когда громадная кошка принялась тереться усами ему о шею и обнимать барда своими мощными лапами, – или, быть может, правильнее сказать, она оставит меня у себя…
– Что с Эйлонви, с Гвидионом? – не успокаивался Тарен.
Бард отвел глаза.
– Ну, здесь они, здесь, – пробормотал он. – Гвидион сделал все, что мог.
Тревожное предчувствие подняло Тарена на ноги. Невдалеке у большого валуна на коленях стоял Гвидион. Перед ним лежали два неподвижных тела. Тарен, спотыкаясь, двинулся вдоль берега к нему. Гвидион глядел поверх тел. Лицо его было грустным и озабоченным.
– Эйлонви жива, – ответил он на немой вопрос, застывший в глазах Тарена. – Большего я сказать не могу. Единственное, что я знаю наверняка: она уже не во власти Акрен.
– Акрен… значит, она мертва? – спросил Тарен, вглядываясь в укутанное черным плащом тело.
– Акрен тоже жива, – проговорил Гвидион. – Хотя долго была между жизнью и смертью. Но власть ее рухнула. Помнишь, я говорил тебе, что не все загадки разрешил. Теперь я решил последнюю. Ответ на эту загадку я нашел, когда стоял перед ней в Большом зале. Поначалу я был не совсем уверен, пока не понял, что она и вправду готова умереть, но не отдать нам Эйлонви. Акрен утратила почти всю свою колдовскую силу. Я прочел это в ее глазах и услышал в ее голосе. Дни ее начали убывать с того самого дня, как она разошлась с Владыкой Аннуина.
Гвидион выпрямился.
– Заклятия Каер Колур были ее последней надеждой, – добавил он. – Теперь и она исчезла. Каер Колур покоится на дне моря. Нам больше не нужно бояться Акрен.
– Я все равно боюсь ее, – тихо проговорил Тарен, – и не забуду те страшные часы в Каер Колур. Акрен была права. У меня не оставалось сил противиться ей. – Голос его упал до шепота. – Я боялся, что выложу, где спрятаны Золотой Пелидрин и книга. Я надеялся лишь на то, что ты убьешь меня прежде, чем я раскрою рот. И все же, – Тарен озадаченно поглядел на Гвидиона, – заговорил ты сам. Почему?
– Это был риск, который я обязан был взять на себя, – ответил Гвидион. – Я догадывался о кое-каких свойствах волшебного шара. Если только Эйлонви под силу проявить заклинания на страницах книги, значит лишь она и может их разрушить. Эйлонви сама должна была освободить себя. Увы, я не предполагал, что за это она заплатит такую цену! Она заплатила. Но слишком дорого.
– Мы можем ее разбудить? – прошептал Тарен.
– Не трогай ее, – остановил его Гвидион. – Она должна проснуться сама. Мы можем лишь ждать и надеяться.
Тарен опустил голову.
– Эйлонви для меня дороже самой жизни. И сейчас я готов жизнь отдать, лишь бы она очнулась. – Он горько улыбнулся. – Акрен спрашивала, какой будет судьба Помощника Сторожа Свиньи? Этот вопрос и я часто задаю себе. Теперь я вижу, что жизнь Помощника Сторожа Свиньи не очень нужна и не очень-то важна. Ее даже нельзя предложить в обмен на другую.
– Принц Рун с тобой вряд ли согласится, – сказал Гвидион. – Без тебя он давно бы уже сгинул.
– Я дал клятву королю Руддлуму, – ответил Тарен. – И я не мог нарушить ее.
– Но если бы ты не давал этой клятвы, ты не стал бы спасать принца? – спросил Гвидион.
Тарен некоторое время молчал, потом кивнул:
– Да, мне кажется, это было что-то сильнее клятвы. Ему нужна была моя помощь… Так же как и мне нужна была его. К тому же я всего лишь Помощник Сторожа Свиньи, а Помощник Сторожа Свиньи обязан помогать принцу.
– Не важно, принц или Помощник Сторожа Свиньи, человек должен пройти свой путь. Если судьбам людей суждено переплестись между собой, то никто не в силах это изменить, – ответил Гвидион.
– А ты, лорд Гвидион, – раздался голос Акрен. – Что ты скажешь о моей судьбе?
Фигура в черном одеянии, цепляясь за камни, поднялась с земли. Лицо Акрен было наполовину скрыто капюшоном, а губы бледны и безжизненны.
– Смерть была бы для меня сейчас самой лучшей судьбой. Почему ты не дал мне умереть?
Тарен отшатнулся, когда некогда надменная королева подняла голову. На мгновение он снова увидел ее глаза, полные яростной гордыни.
– Ты уничтожил меня, принц Дон! – воскликнула она, – Ждешь, что я буду пресмыкаться у твоих ног? Говоришь, мои колдовские силы иссякли? – Акрен хрипло рассмеялась. – Однако кое-что я еще могу!
Тарен заметил, что волшебница держит в руке тоненькую веточку. Она подняла ее высоко над головой. Очертания веточки стали размываться и, переливаясь различными цветами, приобрели форму кинжала.
С криком торжества Акрен попыталась вонзить кинжал в собственную грудь. Гвидион бросился к ней и схватил волшебницу за руки. Акрен сопротивлялась, но принц Дон оказался сильнее и вырвал нож из рук волшебницы. Смертоносное оружие опять превратилось в тонкую веточку. Гвидион разломил ее на части и отшвырнул в сторону. Акрен, рыдая, упала на песок.
– Твое волшебство всегда было колдовством смерти, – сказал Гвидион. Он вдруг опустился на колени и мягко положил руку ей на плечо. – Стремись к жизни, Акрен.
– Мне не осталось никакой жизни, кроме жизни отверженной королевы и безвластной властительницы! – выкрикнула Акрен, отворачиваясь от него. – Оставь меня в покое.
Гвидион поднялся.
– Найди свою собственную дорогу, Акрен, – тихо сказал он. – Если она приведет тебя в Каер Даллбен, знай: Даллбен не оттолкнет тебя и не отправит назад.
Небо заволокло низкими, тяжелыми облаками. И хотя прошло не так много времени после полудня, высокие скалы, поднимавшиеся над берегом, стали уже темно-красными, словно от близкого заката. Гурги разложил костер из выловленных бревен и веток. Спутники молча сидели вокруг спящей Эйлонви. Чуть дальше, на берегу, сидела Акрен, закутанная в черный плащ, одинокая и неподвижная.
Весь остаток дня Тарен не отходил от Эйлонви. Он боялся, что она никогда не проснется. Но не меньше боялся и того, что, очнувшись ото сна, она останется такой же чуждой и незнакомой, не узнающей ни его, ни своих друзей. И он не смел прервать свое утомительное бодрствование. Никто, даже Гвидион, не мог предсказать, сколько будет длиться это наваждение, держащее ее в своих оковах.
– Не падай духом, – утешал Тарена Гвидион. – Хорошо, что она все еще спит. Этот сон целебнее для ее духа, чем любое зелье.
Эйлонви беспокойно зашевелилась. Тарен впился в нее глазами. Гвидион положил ладонь на его руку и нежно повлек назад. Веки Эйлонви задрожали. Гвидион с серьезным лицом внимательно наблюдал, как она открывает глаза и приподнимает голову.
Глава двадцатаяПодарок
Принцесса села и с любопытством оглядела спутников.
– Эйлонви, – прошептал Тарен, – ты узнаешь нас?
– Тарен из Каер Даллбен, – сказала Эйлонви, – только Помощник Сторожа Свиньи может задать такой глупый вопрос. Конечно же я знаю вас. Зато наверняка не знаю, с чего это я валяюсь на земле совершенно мокрая и обсыпанная песком?
Гвидион улыбнулся:
– Принцесса Эйлонви вернулась к нам.
Гурги завопил от радости. Еще через мгновение Тарен, Ффлеуддур и принц Рун затараторили все одновременно. Эйлонви закрыла уши ладонями.
– Прекратите, прекратите! – закричала она. – У меня от вас голова кружится! Разобраться, что вы там лопочете, труднее, чем разом считать пальцы на руках и на ногах.
Все тут же умолкли, а Гвидион быстро и внятно рассказал обо всем, что случилось. Эйлонви только качала головой.
– Вижу, вы провели время интереснее, чем я, – сказала она, почесывая Ллиан за ухом, причем громадная кошка мурлыкала, как котенок. – Впрочем, я вообще мало что помню.
Эйлонви озабоченно нахмурилась.
– Плохо все же, что Мэгг улизнул, – заметила она, помолчав. – Мне было бы что ему сказать. В то утро, когда я шла завтракать, он торчал в коридоре и поплелся за мной следом. Потом шепнул, что случилось нечто серьезное и мне нужно немедленно идти с ним.
– Если бы мы могли предупредить тебя тогда! – расстроился Тарен.
– Предупредить? – удивилась Эйлонви. – О Мэгге предупредить? Да я сразу, лишь взглянув на него, поняла: что-то он замышляет.
Тарен опешил.
– И все же пошла с ним? – воскликнул он.
– А как, по-твоему, я могла все выяснить? – возразила Эйлонви. – Не спрашивать же разрешения у тебя! Ты так рьяно опекал меня, что наверняка не позволил бы сделать и шагу. Окружил бы меня стражей, запер в комнате. Нет уж, я точно знала, что от тебя ничего не добьюсь, усердный мой опекун!
– Не суди его так строго, – улыбнулся Гвидион. – Он хотел только защитить тебя и делал это по моему приказу.
– Да, я понимаю, – согласилась Эйлонви, – и, честно говоря, очень быстро захотела, чтобы вы все оказались рядом. Но было уже слишком поздно. Чуть мы выбрались из замка, как Мэгг набросился на меня, связал, сунул в рот какую-то тряпку, бррр! – такая гадость! С тряпкой во рту, немая как рыба!
Эйлонви скривилась, будто снова почувствовала во рту отвратительный кляп.
– Но этой тряпкой он только напортил сам себе, – усмехнулась она. – Пока ваш поисковый отряд не отъехал достаточно далеко, Мэгг таился в холмах. А потом поволок меня в лодку. Тут я и уронила свой шар. Поскольку он заткнул мне рот, я не могла ему ничего объяснить, и золотой мой шар остался валяться на песке.
Эйлонви звонко рассмеялась.
– Ну и обозлилась же на него Акрен! Она просто в ярость пришла, когда увидела, что у меня нет моей игрушки. Просто чудо, что она тут же не оторвала Мэггу его мерзкую голову. А со мной она была очень нежна и ласкова. Тогда я и поняла, что Акрен задумала какую-то гадость.