— Вам же станет хуже, если будете меня задерживать!
И вот наконец — Валентайну казалось, что прошло сто лет с тех пор, как он вошел в Лабиринт через Врата Лезвий, — он очутился перед Шинаамом, Дилифоном и Нарамир — тремя из пяти первых министров Понтифика.
Они приняли его в темной холодной комнате из громадных блоков черного камня, с высоченным потолком и остроконечными арками. Это было неприятное, давящее помещение, больше похожее на подземную тюрьму, чем на совещательную комнату.
Войдя туда, Валентайн почувствовал вес Лабиринта. Он был как бы прижат здесь, в этом царстве вечной ночи, гигантским холмом земли. Это путешествие в глубь Лабиринта, многие мили извилистых проходов измучили его так, словно бы он не спал несколько недель.
Валентайн коснулся рукой Делиамбера, и урун дал ему звенящий заряд энергии. Он взглянул на Карабеллу, и она послала ему воздушный поцелуй. Он посмотрел на Слита, и тот кивнул и усмехнулся. Он взглянул на Залзана Кавола, и гордый седой скандар сделал быстрое жонглирующее движение рукой, чтобы подбодрить его. Его спутники, его друзья, его оплот в этом долгом и удивительном путешествии поддерживали его.
Он посмотрел на министров.
Они были без масок и сидели рядом в креслах, величественных, как троны. Шинаам — министр внешних сношений, гайрог по происхождению, змееподобный, с холодными глазами и выглядывавшим раздвоенным красным языком — был в центре. Направо от него сидел Дилифон, личный секретарь Тивераса, хрупкая, призрачная фигура с белыми, как у Слита, волосами, увядшей пергаментной кожей и горевшими, как угли, глазами — из древней расы. По левую руку гайрога сидела Нарамир, имперская толковательница снов, стройная, элегантная женщина явно преклонного возраста, поскольку ее сотрудничество с Тиверасом восходило к тем временам, когда он был Коронованным. У нее была гладкая, без морщин кожа, темно-рыжие волосы, пышные и блестящие. Только по странному, загадочному выражению глаз угадывались мудрость, опыт, накопленная за многие десятилетия сила.
Валентайн решил, что это какое-то колдовство.
— Мы прочитали твою петицию, — сказал Шинаам низким скрипучим голосом с легким шипением. — Нам трудно поверить в твою историю.
— Вы говорили с Леди, моей матерью?
— Мы говорили с Леди. Она признает тебя своим сыном.
— Она требует, чтобы мы с тобой сотрудничали, — сказал Дилифон надломленным голосом.
— Она явилась к нам в послании, — мягко, музыкально произнесла Нарамир. — Она поручает тебя нам и просит, чтобы мы оказали тебе помощь, на какую мы способны и какую ты потребуешь.
— И что дальше? — спросил Валентайн.
— Существует вероятность, — сказал Шинаам, — что Леди обманута.
— Вы думаете, что я самозванец?
— Ты просишь нас поверить, — сказал гайрог, — что Коронованный Маджипуры был приведен младшим сыном Короля Снов в бессознательное состояние, вынут из собственного тела — что лишило его памяти — и помещен в совершенно иное тело, удачно оказавшееся под рукой, а узурпатор вошел в пустую оболочку Коронованного, сохранив собственное дознание. Мы находим, что в это трудно поверить.
— Существует искусство перемещать дух из одного тела в другое, — сказал Валентайн. — Вот прецедент.
— Не было случая, — возразил Дилифон, — чтобы таким образом перемещали Коронованного.
— Однако это случилось. Я — лорд Валентайн, милостью Леди вылечил свою память и прошу поддержки Понтифика, прошу, чтобы он возвратил мне ответственность, которую возложил на меня после смерти моего брата.
— Да, — сказал Шинаам, — если ты тот, кем себя называешь, тебе, вероятно, нужно вернуться в Горный Замок. Но как нам увериться в этом? Это очень серьезное дело. Оно чревато гражданской войной. Как можем мы советовать Понтифику ввергнуть мир в агонию только на основании утверждения какого-то чужака, который…
— Свою мать я уже убедил в своей подлинности, — сказал Валентайн. — Мой мозг был открыт ей на Острове, и она видела кто я.
Он коснулся серебряного обруча на лбу.
— Как вы думаете, откуда я взял этот прибор? Это ее дар из ее собственных рук, когда мы с ней были во Внутреннем Храме.
— В том, что Леди признала тебя и поддерживает, нет никакого сомнения, — спокойно заметил Шинаам.
— Вы сомневаетесь в ее действиях?
— Мы требуем более веских доказательств, — сказала Нарамир.
— Тогда позвольте мне сейчас же передать послание, чтобы убедить вас в справедливости моих слов.
— Как хочешь, — сказал Дилифон.
Валентайн закрыл глаза и вошел в транс.
Страсть и убеждение хлынули из его существа сияющим потоком. Однако он чувствовал, что не способен преодолеть скептицизм министров Понтифика.
Мозг гайрога был недоступен для Валентайна — стена, такая же недоступная, как белые утесы Острова Снов.
Валентайн ощущал лишь туманные проблески сознания за мысленным щитом Шинаама и не мог пробить его, хотя направил на этот щит всю свою силу. Мозг дрожавшего старого Дилифона тоже был экранирован, пористый, как соты, он не оказывал сопротивления. Валентайн проходил через него как сквозь воздух.
Валентайну удалось ощутить контакт только с мозгом Нарамир, но и то не очень сильный. Казалось, она пила его душу, впитывала все, что он давал, но все это пропадало в бездонной глубине ее существа, так что он не смог добраться до центра ее духа.
Но он не отступал. С яростной силой обрушивал на них весь свой дух, называл себя лордом Валентайном из Горного Замка и требовал от них доказательств, что он кто-то другой. Он добрался до воспоминаний о матери, о короле-брате, о своем воспитании, о свержении в Тил-омоне, о странствиях по Зимроелю — обо всем, что сформировало человека, пробившегося в недра Лабиринта за помощью. Он полностью сосредоточился на послании, пока не выдохся, не обессилел от истощения и не повис на руках Слита и Карабеллы манекеном, брошенным владельцем.
Он вышел из транса, боясь провала.
Он дрожал от слабости, пот покрыл его тело, перед глазами все плыло, и дико болели виски. Он старался вновь обрести силы, закрыл глаза и глубоко подышал, а затем посмотрел на министров.
Их лица были жесткими и сумрачными, глаза — холодными и неподвижными. Они казались надменными, презрительными и даже враждебными. Валентайн вдруг испугался: может быть эти трое — ставленники самого Доминина Баржазида? Что он может просить у своих врагов?
Он уверял себя, что это невозможно, что это порождение усталого мозга. Невозможно поверить, что заговор против него достиг самого Лабиринта.
— Ну? — хрипло спросил он. — Что вы теперь скажете?
— Я ничего не почувствовал, — сказал Шинаам.
— Я не убежден, — сказал Дилифон. — Такое послание может дать любой колдун. Твои искренность и страстность могут быть притворными.
— Я согласна, — сказала Нарамир, — послание может быть как настоящим, так и лживым.
— Нет! — закричал Валентайн. — Я широко перед тобой открыт. Ты не могла не видеть.
— Недостаточно широко, — ответила Нарамир.
— Что ты имеешь в виду?
— Давай устроим толкование сна вдвоем здесь, в этой комнате, при этих свидетелях. Пусть наши души станут поистине одним целым. Тогда я смогу оценить правдивость твоей истории. Согласен? Выпьешь наркотик со мной?
Валентайн взглянул на своих спутников, и увидел на их лицах отражение своей тревоги — у всех, кроме Делиамбера, чье выражение лица было пустым и нейтральным, словно он находился в совершенно другом месте. Рискнуть? Смеет ли он? Наркотик может лишить его сознания, сделать совершенно уязвимым. Если эти трое связаны с Баржазидом и хотят сделать Валентайна беспомощным, взялись они за нелегкое дело.
Предложение войти в его мозг исходит не от какой-то деревенской толковательницы, а от толковательницы Понтифика, женщины по меньшей мере столетнего возраста, хитрой и могущественной, прославленного мастера Лабиринта, контролирующей всех, включая самого Тивераса.
Делиамбер намеренно не подал ему знака. Решение целиком лежит на Валентайне.
— Да, — сказал он, глядя ей в глаза. — Если больше ничего не может вас убедить, пусть будет толкование. Здесь. Сейчас.
Они, похоже, ожидали этого. Прислужники по сигналу принесли все необходимое: толстый ковер ярких цветов с темно-золотой каймой, высокий графин из белого полированного камня и две изящные фарфоровые чаши. Нарамир сошла с кресла, своими руками налила в чаши сонного вина и одну предложила Валентайну.
Он взял чашу, но выпил не сразу. Однажды он так же принял вино из рук Доминина Баржазида, и от одного глотка все для него изменилось. Может ли он выпить сейчас, не опасаясь последствий? Кто знает, какое новое колдовство приготовлено для него? Где он проснется и в каком обличье?
Нарамир молча наблюдала за ним. Глаза толковательницы снов были непроницаемы, таинственны, пронзительны. Она улыбалась двусмысленной улыбкой, то ли ободряющей, то ли торжествующей. Он поднял чашу в коротком салюте и поднес к губам.
Эффект был мгновенным и неожиданным.
Валентайн покачнулся. Туман и паутина окутали его мозг. Может, эти специи были много крепче, чем те, что давала ему Тизана в Фалкинкипе. Какая-то дьявольская добавка Нарамир. Или он сам был сейчас более чувствителен — уставший и истощенный от пользования обручем? Затуманенными глазами он увидел, что Нарамир выпила свое вино, бросила пустую чашу прислужнику и быстро сняла платье. Ее нагое тело было гибким, гладким, девичьим — плоский живот, стройные бедра, высокие груди. Валентайн подумал, что это колдовство. Кожа ее имела глубокий коричневый оттенок. Почти черные соски уставились на Валентайна, словно слепые глаза.
Он был уже слишком опьянен наркотиком, чтобы раздеться самому, это сделали руки его друзей. Он почувствовал холод и понял, что он голый.
Нарамир поманила его к ковру. Валентайн подошел на подгибающихся ногах, и она уложила его. Он закрыл глаза, представляя себе, что он с Карабеллой, но Нарамир ничуть не походила на Карабеллу.