Затем Валентин снова двинулся. Карабелла и Слит уже подходили к выходу. Валентин повернулся на полоборота и сердечно улыбнулся скандарам, которые шли вперед под балдахином из топоров, горящих факелов, серпов, молотков и фруктов, добавляя предмет за предметом к множеству тех, что уже вертелись наверху. Задержавшись на мгновенье, Валентин продолжил обход стадиона.
И вот дальние ворота. Он поймал булавы и, держа их в руках, вышел во внешний мир. И вновь, едва он покинул Коронала, на него навалилась усталость и пустота, как если бы Лорд Валентин на самом деле не излучал энергию, а высасывал ее из остальных, создавая иллюзию светящегося ореола, и, удаляясь от него, человек испытывал только чувство потери. Кроме того, выступление закончилось: момент славы Валентина пришел и ушел, и никто его не заметил.
Никто, кроме Залзана Кавола, который выглядел сурово и раздраженно.
- Кто научил вас двойному броску? - требовательно спросил он, когда они оказались за воротами.
- Никто,- ответил Валентин.- Я придумал это сам.
- А если бы вы уронили булавы?
- Но разве я уронил?
- Это не место для демонстрации своего воображения,- буркнул скандар, но тут же немного смягчился.- Но я восхищен вами, вы вели себя хорошо.
От второго мажордома Залзан Кавол получил кошель с монетами и высыпал их в две внешние руки, быстро считая при этом. Большую часть он сунул в карманы, но по одной дал каждому из братьев, потом Слиту с Карабеллой и, подумав, более мелкие монеты дал Валентину и Шанамиру.
Валентин заметил, что они с Шанамиром получили по полкроны, а остальные по кроне на каждого. Но это было неважно: деньги можно не считать, пока несколько крон позвякивают в его сумке. Премия, хотя и маленькая, была неожиданной, и он мог быстро потратить ее сегодня ночью на вино и рыбу со специями.
Длинный день почти кончился. Туман, поднявшийся с моря, принес в Пидруид ранние сумерки, однако со стадиона по-прежнему доносились звуки представления. «Бедный Коронал.- подумал Валентин,- ему придется сидеть там еще долго».
Карабелла дернула его за руку.
- Идем,- настойчиво прошептала она.- Наша работа закончилась, и начинается фестиваль!
9
Она нырнула в толпу, и Валентин последовал за ней. Три булавы, привязанные веревкой к поясу, колотили его по бедрам. Он думал, что потерял Карабеллу, но нет, она была здесь, делая большие прыгающие шаги, а потом поворачиваясь и улыбаясь ему, зовя за собой. Валентин догнал ее на больших ступенях, которые вели вниз, к заливу. На баржах, привязанных в соседней гавани, были сложены огромные костры из бревен и, хотя ночь только начиналась, несколько из них были подожжены и горели холодным зеленым огнем, почти без дыма.
Весь город превратился в игровую площадку. Карнавальные палатки вырастали, как поганки после летнего дождя; по набережным разгуливали существа в странных костюмах, со всех сторон неслись музыка, смех, возбужденные голоса. Когда темнота сгустилась, зажгли еще несколько костров, и залив стал морем цветного огня; а потом на востоке взлетело несколько ракет, оставляя за собой светящийся след. Они поднялись высоко в небо и взорвались, обрушив потоки яркого огня на крыши самых высоких домов Пидруида.
Карабелла словно обезумела, да и Валентин не отставал от нее. Рука об руку они безрассудно мчались через город от киоска к киоску, разбрасывая монеты, как гальки. Во многих киосках можно было поиграть, сшибая мячами кукол или опрокидывая неустойчивые конструкции. Карабелла со своим точным взглядом и верной рукой выигрывала почти все, что хотела, да и Валентину, хотя и менее умелому, досталась его доля призов. В некоторых палатках победителям давали кружки вина или куски мяса, в других какие-то дурацкие чучела или флаги с эмблемой Коронала, и от этих вещей они отказывались. Но они ели мясо, жадно пили вино и продолжали свой путь по ночному городу.
- Сюда! - крикнула Карабелла, и они присоединились к танцующим вроонам, хайрогам и пьяным хьортам, прыгавшим в танце, который, казалось, не имел никаких правил. Когда жестколицый хьорт обнял Карабеллу, она тоже обняла его, сжав так крепко, что ее маленькие сильные пальцы глубоко погрузились в обрюзгшее тело, а когда женщины-хайроги, змееволосые, с множеством качающихся грудей, окружили Валентина, он принимал их поцелуи и возвращал их с большим энтузиазмом, чем можно было ожидать.
Затем они отправились в театр под открытым небом, где неуклюжие куклы разыгрывали драмы резкими стилизованными движениями, потом, заплатив несколько вейтов, увидели морских драконов, угрожающе кружившихся в сверкающем резервуаре, а потом оказались в саду живых растений с южного берега Алханроеля, существ с мелкими щупальцами и высокими дрожащими стволами с глазами около вершины.
- Время кормления через полчаса,- сказал сторож, но Карабелла не остановилась, продолжая увлекать Валентина сквозь сгущающуюся темноту.
Вновь начался фейерверк, гораздо более эффектный на фоне ночи. Там были тройные звездные огни, которые образовали изображение Лорда Валентина, занявшее полнеба, затем ослепительные зеленые, красные и голубые вспышки собрались в изображение Лабиринта и мрачного лица старого Понтифекса Тивераса, а через мгновенье, когда цвета поблекли, новая вспышка осветила небеса, явив зрителям черты великой королевской матери, Леди Острова Сна, улыбающейся Пидруиду и всем его жителям. Это зрелище так глубоко тронуло Валентина, что ему захотелось упасть на колени и заплакать от таинственного и пугающего восторга. Но в толпе не было места для этого, и он стоял, пока Леди не растаяла в темноте. Потом он протянул руку, крепко сжал руку Карабеллы и прошептал:
- Я хочу вина.
- Подождите, сейчас будет еще кое-что.
И точно - еще одна ракета, еще одна вспышка, на этот раз зазубренная, нескладная и желто-красная, и появилось другое лицо с тяжелыми челюстями и мрачными глазами. Это был четвертый Владыка Маджипура, самая темная и непонятная фигура в иерархии, Король Снов, Симонан Барьязид. Толпа замерла, ибо никто не любил Короля Снов, хотя все признавали его могущество, могущество плохой судьбы и страшного наказания.
А потом они пошли за вином. Руки у Валентина дрожали, и он быстро опрокинул две кружки, пока Карабелла с интересом смотрела на него. Ее пальцы играли его запястьем, но вопросов она не задавала. Свое вино она отставила, едва пригубив.
Следующая дверь, которая открылась перед ними на фестивале, вела в музей восковых фигур, сделанный в форме миниатюрного Лабиринта, так что, войдя внутрь, повернуть было нельзя. Они дали сторожу несколько монет и прошли вперед. Из темноты появились герои, сделанные удивительно хорошо: они двигались и даже говорили на древних диалектах. Этот высокий воин назвал себя Лордом Стиамотом, победителем метаморфов, а это была легендарная Леди Тиин, его мать, Леди-воин, лично возглавившая оборону Острова Сна, когда его осадили аборигены. К ним присоединился еще один, утверждавший, что он Дворн, первый Понтифекс, фигура почти такая же далекая от эпохи Лорда Стиамота, насколько тот был далек от современности, а рядом с ним был Динитак Барьязид, первый Король Снов, персонаж гораздо менее древний. Все дальше углублялись Карабелла с Валентином, встречая множество мертвых Владык, отменно подобранный ассортимент Понтифексов, Леди, Короналов, великих правителей Конфалума, Престимиона и Деккерета, и Понтифекса Ариака, известного своей славой, и, миновав всех, увидели у выхода изображение краснолицего мужчины в узких черных одеждах, примерно лет сорока, черноволосого, темноглазого и улыбающегося. Не требовалось никаких объяснений, чтобы узнать Лорда Вориакса, последнего Коронала, брата Лорда Валентина, ушедшего в расцвете своего царствования два года назад, умершего из-за какого-то глупого несчастного случая на охоте после восьмилетнего правления. Изображение поклонилось, простерло вперед свои руки и воскликнуло:
- Плачьте обо мне, братья и сестры, ибо я ушел до времени, и падение мое было тем страшнее, что я падал с такой высоты. Я был Лордом Вориаксом и долго думал о своей судьбе.
Карабелла вздрогнула.
- Мрачное место, но завершение его еще мрачнее. Идем отсюда!
И вновь она вела его по земле фестиваля, через игровые залы, аркады и ярко освещенные павильоны, мимо обеденных столов и домов наслаждений, нигде не задерживаясь, перелетая, подобно птице, с места на место, пока наконец, повернув за угол, они не оказались в темноте, выйдя за пределы зоны веселья. Издалека доносились хриплые звуки праздника и становился слабее свет горящих огней, а они двигались вперед, пока не почувствовали густой аромат цветов. Они были в саду, в парке.
- Идем,- буркнула Карабелла, держа его за руку.
Они вошли на освещенную лунным светом поляну, где деревья переплелись по бокам, образовав что-то вроде беседки. Под ними еще сохранялось мягкое тепло дня, а от влажной почвы поднимался сладковатый аромат огромных цветов. Фестиваль и все его безумное возбуждение, казалось, остались в тысячах миль позади.
- Здесь мы и остановимся,- объявила Карабелла.
С преувеличенным рыцарством он снял свой плащ, а она постелила его на землю и скользнула в его объятия. Они лежали между двумя высокими кустами с серо-зелеными тонкими ветвями. Недалеко от них бежал ручей, а сверху с трудом пробивался рассеянный свет.
К бедру Карабеллы была привязана крошечная арфа, и сейчас она вытащила ее, сыграла короткое музыкальное вступление и начала петь холодным, чистым голосом:
Моя любовь чиста, как весна,
И так же мягка, как ночь,
Моя любовь сладка,
как ворованный плод.
Моя любовь чиста и светла.
Даже все богатство нашей земли,
Все жемчуга из моря,
Все сокровища Замковой Горы
Не заменят мне моей любви.
- Очень мило,- пробормотал Валентин.- И твой голос... твой голос так красив...
- А ты поешь? - спросила она.