- Почему это так важно для вас?
- Вы принадлежите к этой труппе. С вами мы единое целое, а без вас - распадемся.
- Скандары - мастера жонглирования, а мы с Карабеллой попали в труппу по той же причине, что и вы - во исполнение глупого закона. Вы заработаете свое жалованье, буду я с вами или нет.
- Кроме того, я учился от вас этому искусству.
- Вы можете учиться у Карабеллы. Она так же искусна и, кроме того, ваша любовница, которая знает вас лучше, чем я смогу когда-нибудь узнать. И храни вас Дивин,- закончил Слит с внезапным страхом в голосе,- потерять ее среди Изменяющих Форму в Иллиривойне!
- Этого я не боюсь,- сказал Валентин и вытянул руки к Слиту.- Мне нужно, чтобы вы остались с нами.
- ПОЧЕМУ?
- Я ценю вас.
- И я ценю вас, Валентин. Но идти с Залзаном Каволом в Иллиривойн слишком мучительно для меня. Почему вам необходимо настаивать на том, чтобы я терпел эту боль?
- Вы излечитесь от нее,- сказал Валентин,- если пойдете с нами и увидите, что метаморфы всего лишь безвредные примитивные существа.
- Я могу жить с моей болью,- ответил Слит.- Цена за излечение кажется мне слишком высокой.
- Да, мы можем жить с самыми ужасными ранами. Но почему не попытаться излечить их?
- Есть что-то еще, о чем вы не говорите, Валентин.
Валентин помолчал, ожидая, пока дыхание его успокоится, потом сказал:
- Да.
- Что же это такое?
С некоторым сомнением Валентин произнес:
- Скажите, Слит, я фигурировал в ваших снах с тех пор, как мы встретились в Пидруиде?
- Да.
- Ив каком образе?
- Какое это имеет значение?
- Были у вас сны,- сказал Валентин,- что я могу оказаться кем-то более могучим, чем сам себя считаю?
- Ваше поведение сказало мне об этом в нашу первую встречу. И потом феноменальный талант, с которым вы научились нашему искусству, и содержание вашего сна, которым вы поделились со мной.
- И кем я был в этих снах?
- Персоной могучей и милостивой, обманом лишенной своего высокого положения. Может быть, герцогом. Или принцем.
- А может, выше?
Слит облизал губы.
- Да, может, и выше. Чего вы хотите, Валентин?
- Сопровождайте меня в Иллиривойн и дальше.
- Вы хотите сказать, что в моих снах содержится правда?
- Это я еще изучаю,- сказал Валентин.- Но думаю, что да. Я все больше и больше убеждаюсь, что она должна быть в них. Послания говорят, что она там есть.
- Мой лорд...- прошептал Слит.
- Возможно.
Изумленно глядя на него, Слит начал опускаться на колени. Валентин торопливо подхватил его и поставил прямо.
- Этого не нужно,- сказал он.- Другие могут увидеть. Я хочу, чтобы никто даже не подозревал об этом. Не нужно становиться передо мной на колени, Слит, или делать пальцами звездный огонь, пока я не убедился в правдивости всего этого.
- Мой лорд...
- Я по-прежнему жонглер Валентин.
- Я боюсь, мой лорд. Сегодня я был на волосок от смерти, но это испугало меня меньше, чем стоять здесь и разговаривать с вами о таких вещах.
- Зовите меня Валентином.
- Но могу ли я? - спросил Слит.
- Вы делали это пять минут назад.
- Это было до того, как...
- Ничего не изменилось, Слит.
- Все изменилось, мой лорд.
Валентин тяжело вздохнул. Он чувствовал себя самозванцем, мошенником, вертящим Слитом для своих целей и каких-то низменных потребностей.
- Если все изменилось, значит, вы последуете за мной, если я прикажу? Даже в Иллиривойн?
- Если буду должен,- удивленно ответил Слит.
- Метаморфы не причинят вам вреда, и вы уйдете от них излеченным от боли, мучающей вас. Вы верите в это, не так ли, Слит?
- Мне страшно идти туда.
- Вы нужны мне,- сказал Валентин.- У меня нет выбора, и Иллиривойн - часть моего путешествия. Я прошу вас следовать туда за мной.
Слит склонил голову.
- Если это нужно, мой лорд.
- Я прошу и даже требую называть меня Валентином и перед остальными оказывать мне не больше уважения, чем вы оказывали мне вчера.
- Как вам угодно,- сказал Слит.
- ВАЛЕНТИН.
- Валентин,- неохотно повторил он.- Как вам угодно... Валентин.
- Тогда идемте.
И он повел Слита обратно к фургону. Залзан Кавол, как обычно, нетерпеливо прогуливался, а остальные готовили фургон к дороге. Обращаясь к скандару, Валентин сказал:
- Я уговорил Слита изменить свое решение. Он едет с нами в Иллиривойн.
Залзан Кавол ошарашенно уставился на него.
- Как вы ухитрились сделать это?
- Да,- вставил Виноркис,- что вы сказали ему?
С веселой улыбкой Валентин ответил:
- Думаю, это скучно объяснять.
8
Теперь темп путешествия ускорился. Целыми днями фургон катился по дороге, иногда не останавливаясь до позднего вечера. Лизамон Хултин ехала верхом, хотя ее маунт, каким бы сильным он ни был, больше нуждался в отдыхе, чем те, что тащили фургон, и время от времени она отставала, используя для задержек любой удобный случай: везти ее тушу было непростой работой для любого животного.
Они ехали от города к городу, которые разделяли скромные полосы растительности. Этот район Мазадоны был местом, где погоня за прибылью держала многие миллионы работников, ведь Мазадона была воротами ко всем землям северо-западного Цимроеля для товаров, идущих с востока, и главной перевалочной базой сухопутных перевозок из Пидруида и Тил-омона. Они быстро проследовали через множество одинаковых городов: Синтион, Апортель, Дойректин, через самое Мазадону, Борджакс и Тагодар, расположенный за ним, все затихшие и замершие на период траура по последнему герцогу, и везде в знак скорби висели желтые полосы ткани. Валентину казалось бессмысленным закрывать всю провинцию из-за смерти герцога. Что же должны делать эти люди, думал он, если умрет Понтифекс? Как они отреагировали на преждевременную кончину Лорда Вориакса два года назад? Впрочем, подумал он, может, они относились к своему местному герцогу более серьезно, поскольку тот был фигурой реальной и живущей среди них, тогда как тысячи миль отделяли народы Цимроеля от Замковой Горы и Лабиринта, и Владыки Маджипура должны были казаться им абстрактными фигурами, мифическими и нереальными. На планете, такой большой, как эта, центральная власть могла осуществлять только символический контроль. Валентин подозревал, что стабильность Маджипура зависела от социальных договоров, благодаря которым местные правители - провинциальные герцоги или муниципальные мэры - согласились поддерживать указы имперского правительства, с условием, что они могут делать все, что им нравится, на своих собственных территориях.
Как, спросил он себя, могут существовать такие договоры, когда Коронал не помазанный и посвященный владыка, а узурпатор, лишенный милости Дивин, благодаря которой держится такая хрупкая конструкция?
Валентин ловил себя на том, что все больше и больше думает о таких вопросах во время долгих, монотонных часов путешествия на восток. Такие мысли удивляли его своей серьезностью, он терял привычную легкость и простоту мысли первых дней в Пидруиде, он чувствовал, что все больше обогащается и растет его умственная энергия. Это было так, словно завеса, скрывавшая его разум, все более утончалась и настоящий интеллект выходил наружу.
Валентин все еще не был уверен, но его сомнения с каждым днем ослабевали.
В снах он часто видел себя в положении власти. Однажды ночью он, а не Залзан Кавол, вел труппу жонглеров; на другую ночь он в царской мантии председательствовал на каком-то совете метаморфов, которые казались ему жуткими туманными призраками, не державшими определенной формы больше минуты, а на следующую он увидел себя на рынке в Тагодаре, судящим мелкие споры продавцов одежды и торговцев браслетами.
- Вы видите? - сказала Карабелла.- Все эти сны говорят о могуществе и величии.
- Могущество? Величие? Сидя на бочке и верша справедливость над торговцами хлопком и льном?
- В снах многие вещи меняются. Эти видения могут оказаться метафорами.
Валентин улыбнулся, но в душе признал возможность такой интерпретации.
В одну из ночей, когда они были возле Кинтора, у него было самое определенное видение о его предполагаемой прежней жизни. Он находился в комнате, обшитой редкими и красивыми породами дерева: сверкающими панелями семотана, банникопа и темного красного дерева. Валентин сидел за остроугольным столом из полированного палисандрового дерева, заваленным документами. В его правой руке была корона звездного огня, секретари подобострастно склонялись перед ним, а за огромными сводчатыми окнами виднелся безбрежный воздушный океан, словно он смотрел со склона Замковой Горы. Было ли это только фантазией или же неким фрагментом похороненного прошлого, который вырвался на свободу и стремился из сна подняться к поверхности его сознания? Он описал комнату и стол Карабелле и Делиамбру, надеясь, что они подскажут, как выглядит комната Коронала в действительности, но они не имели об этом никакого понятия. Вроон спросил, каким он воспринимал себя, когда сидел за палисандровым столом: был ли он золотоволосым, подобно Валентину, едущему в фургоне жонглеров, или же темным, как Коронал, устроивший пышное шествие через Пидруид и западные провинции?
- Темным,- тут же ответил Валентин, а затем нахмурился.- Или же нет? Я сидел за столом и не видел мужчину, который там был, потому что сам БЫЛ им. А еще... еще...
- В мире снов мы часто видим себя своими собственными глазами,- заметила Карабелла.
- Я мог быть и темным, и светлым,- сказал Валентин.- То одним, то другим... и суть ускользнула от меня.
- Верно,- подтвердил Делиамбр.
После утомительного сухопутного путешествия они были теперь почти в Кинторе. Этот главный город северной части Цимроеля лежал на изрезанных землях, с многочисленными озерами, возвышенностями и темными, практически непроходимыми лесами. Дорога, выбранная Делиамбром, провела фургон через юго-западные предместья, известные как Горячий Кинтор, потому что там находились геотермальные диковины - огромные шипящие гейзеры и широкое парящее озеро, которое пузырилось и зловеще булькало, а в миле или двух от него находились фумаролы, из которых каждые несколько минут вырывались облака зеленоватых газов, сопровождаемые глубокими и странными подземными стонами. Небо здесь было покрыто огромными облаками цвета тусклого жемчуга, и, хотя вокруг еще царило лето, холодные резкие ветры с севера уже приносили осеннюю прохладу.