Пока она говорила, алабандины наполняли воздух таким нежным ароматом, что он ошеломил его. Большие желтые лепестки расходились в стороны, открывая внутри черные тычинки и пестики. Она легонько коснулась их, рассыпая в воздухе пурпурную пыльцу, и сказала:
- Ты - тот, кто ты есть, и всегда будешь им.
Потом сон изменился, и в нем не осталось ничего от Леди. Теперь была беседка из колючих кустов, которые протягивали к нему упругие ветви, колоссальных размеров птицы и другие картины, не говорившие ему ничего связного.
Проснувшись, он немедленно пошел к своему толкователю снов, аколюту, которого звали Стауминап, такому же бритому и неопределенного пола, как Талинот Эсулд, но, скорее всего, не женщине. Вчера Валентин уяснил, что эти аколюты были на середине посвящения и вернулись со Второй Скалы прислуживать здесь новичкам.
Толкование снов на Острове ничем не походило на то, что он испытал в Фалкинкипе у Тисаны. Здесь не было наркотиков и не требовалось ложиться рядом; он просто вошел к толкователю и описал свой сон. Стауминап бесстрастно выслушал его. Валентин подозревал, что толкователь имел доступ к его сну, когда он переживал его, и хотел сравнить его восприятие со своим, увидеть, какие пропасти и противоречия лежат между ними. Поэтому он излагал сон именно так, как помнил, как он сказал во сне: «Мать, я Валентин, твой сын!» - и смотрел, как Стауминап прореагирует. С тем же успехом он мог изучать меловую стену скалы.
Когда он закончил, толкователь сказал:
- А какого цвета были цветы алабандинов?
- Желтые с черными центрами!
- Любовные цветы. На Цимроеле алабандины пурпурные с желтыми центрами. Какие цвета нравятся вам больше?
- У меня нет привязанностей,- сказал Валентин.
Стауминап улыбнулся.
- Алабандины Алханроеля желтые с черными центрами. Сейчас вы можете идти.
Такое же толкование бывало каждый день: таинственные замечания, а может, и не таинственные, но допускающие разные толкования. Стауминап был как бы хранилищем его снов, и Валентин начинал привыкать к этому.
Привыкал он и к ежедневной работе. Каждое утро он два часа работал в саду, занимаясь легкой отделкой и прополкой сорняков, а после полудня становился каменщиком и выкладывал плиты террасы. Были еще долгие сеансы размышлений, в которых не требовалось никакого руководства, а нужно было только сидеть в комнате и смотреть на стены. Он почти не видел своих спутников по путешествию, за исключением тех моментов, когда они вместе купались утром и перед обедом. Было очень легко войти в ритм этого места и отбросить в сторону прежде необходимое. Тропический воздух, аромат миллионов цветов, мягкие тона всего, что было здесь, усыпляли и успокаивали, как теплая ванна.
Но Алханроель лежал в тысячах миль к востоку, а он не продвинулся к нему ни на дюйм с тех пор, как оказался на Террасе Аттестации. Уже неделя прошла безуспешно. Во время сеансов размышлений Валентин развлекался, представляя, как собирает своих людей и уходит ночью, тайком минуя террасу за террасой, преодолевая Вторую и Третью Скалу и появляясь перед Леди на пороге ее храма. Впрочем, он подозревал, что недалеко уйдет здесь, где сны были открытой книгой.
Это беспокоило его, хотя он знал, что беспокойство не поможет его продвижению, и старался расслабиться, Целиком погружаясь в полученные задания, очищая свою память от всех принуждений и привязанностей, чтобы таким образом открыть дорогу к снам, которыми Леди звала к себе. Однако это не давало эффекта. Он собирал сорняки, обрабатывал теплую богатую почву, носил ведра известкового раствора и заливал им продолжение террасы, сидел, скрестив ноги в часы размышлений, и ночь за ночью, перед тем как лечь в постель, молил, чтобы Леди появилась и позвала его.
- Пришло время вам прийти ко мне,- говорил он, но ничего нет происходило.
- Сколько это будет продолжаться? - спросил он однажды у Делиамбра.- Уже пятая неделя! Или даже шестая... я сбился со счета. Сколько - год? два? пять?
- Многие паломники хотели бы это знать,- сказал вроон.- Я говорил с одной хьорткой, которая служила в патруле при Лорде Вориаксе. Она провела здесь четыре года и, похоже, смирилась с тем, что останется навсегда на самой дальней террасе.
- Ей незачем идти куда-то еще: здесь достаточно приятная гостиница, Делиамбр. Но у меня...
- ...есть важное дело на востоке,- закончил Делиамбр.- И потому вы не можете остаться здесь. Это парадокс вашего затруднительного положения, Валентин. Вы стремитесь отвергнуть эту цель, но ваш отказ от нее сам по себе является целью. Вы видите это?
- Конечно, вижу. Но что мне делать? Как притвориться, что мне все равно: останусь я здесь навсегда или нет?
- Притворство невозможно. Только когда это произойдет на самом деле, вы двинетесь вперед. Но не раньше.
Валентин покачал головой.
- Это похоже на утверждение, что мое спасение зависит от никогда не думающей птицы гихорны. Когда я пытаюсь не думать об этом, как будто большие стаи этих птиц пролетают через мой разум. Что мне делать, Делиамбр?
Но у Делиамбра не было других предложений, а на следующий день Валентин узнал, что Шанамир и Виноркис переведены на Террасу Начала.
Прошло еще два дня, прежде чем Валентин снова увидел Делиамбра. Колдун заметил, что Валентин плохо выглядит, и тот ответил с нетерпением, которого не мог сдержать:
- А что бы вы хотели? Вы знаете, сколько сорняков я выдергал, сколько каменной кладки уложил, пока в Алханроеле Барьязид сидит на Замковой Горе...
- Успокойтесь,- мягко сказал Делиамбр.- Это не похоже на вас.
- Успокоиться? Сколько я могу быть спокойным?
- Возможно, ваше терпение испытывают. В таком случае, мой лорд, вы провалили испытание.
Валентин задумался, потом сказал:
- Меня восхищает ваша логика. Но, может быть, испытывают мою изобретательность. Делиамбр, вложите сегодня в мою голову вызывающий сон.
- Вы же знаете, что мое колдовство мало стоит на этом острове.
- Все же попробуйте. Придумайте послание от Леди и вложите его в мой разум, а потом посмотрим.
Пожав плечами, Делиамбр коснулся на мгновение руки Валентина, и тот почувствовал слабую дрожь контакта.
- Ваше колдовство еще действует,- сказал он.
В эту ночь к нему пришел сон, в котором он как волевант плавал в купальном бассейне, привязанный к камням какой-то мембраной, росшей из его ног. Когда он попытался освободиться, на ночном небе появилось улыбающееся лицо Леди, которая прошептала ему: «Иди, Валентин, иди ко мне!», и мембрана растворилась, а он поплыл вверх, несомый ветром к Внутреннему Храму.
Валентин передал сон Стауминапу, и тот выслушал его так, будто он рассказывал о прополке сорняков в саду. На следующую ночь Валентин притворился, что имел тот же самый сон, и снова не получил никаких комментариев. Тогда он рассказал его в третий раз и попросил объяснить.
Стауминап ответил:
- Объяснение вашего сна в том, что ни одна птица не летает с чужими крыльями.
Валентин покраснел и крадучись вышел из комнаты.
Спустя пять дней Талинот Эсулд объявил ему, что он получил право перейти на Террасу Начала.
- Но почему? - спросил он у Делиамбра.
- Это бессмысленный вопрос в деле духовного прогресса,- ответил вроон.- Вероятно, что-то изменилось в вас.
- Но это же был незаконный вызывающий сон!
- А может, и нет,- сказал колдун.
Один из аколютов повел его по лесной тропе на следующую террасу. Дорога была запутанной, удивительно зигзагообразной, и несколько раз они поворачивали и, казалось, шли в противоположном направлении. Валентин уже потерял всякое чувство направления, когда спустя несколько часов они вышли на открытое пространство огромных размеров. Пирамиды темно-голубых камней футов в десять высотой поднимались через равные интервалы по всей террасе.
Жизнь здесь была такой же - лакейские задания, размышления, ежедневные толкования снов, совершенно аскетические квартиры, скудная пища. Но, кроме того, здесь начинались священные инструктажи, в которых благосклонность Леди объяснялась туманными притчами и окольными диалогами.
Поначалу Валентин слушал все это, не отдыхая. На третий день его поразило, что аколют говорил о Леди, как о политической силе. Как понял Валентин, она была смягчающей силой, смесью любви и веры, соединяющей вместе центры власти этого мира. Она рассылала свои магические сны-послания - при этом было трудно поверить, что каждую ночь она касается разумов миллионов людей - и было ясно, что ее спокойный дух утешает и успокаивает планету. Валентин знал, что аппарат Короля Снов посылает специфические сны, которые хлещут виновных и предостерегают колеблющихся, и послания эти могут быть свирепыми. Но как теплота океана смягчает климат суши, так Леди смягчала резкость сил, контролирующих Маджипур, и теология, которая возникла вокруг личности Леди, как Воплощения Божественной Матери, была только отражением разделения власти, которое придумали первые правители Маджипура.
Поэтому он слушал с большим интересом. Он отбросил на время свое стремление двигаться к верхним террасам, чтобы большему научиться здесь.
Валентин был совершенно одинок на этой террасе, и это было ново для него. Шанамира с Виноркисом нигде не было видно - может, они уже попали на Террасу Зеркал? - а остальные, как он знал, остались позади. Больше всего он скучал по сверкающей энергии Карабеллы и сардонической мудрости Делиамбра. Его дни как жонглера, казалось, ушли далеко, и никогда не вернутся. Время от времени в часы досуга он срывал плоды с деревьев и кидал их по старым знакомым образцам к удивлению проходящих мимо новичков и аколютов. Один из них, широкоплечий, чернобородый мужчина по имени Фарсал, оказывался рядом каждый раз, как Валентин начинал жонглировать.
- Где вы научились этому искусству? - спросил он однажды.
- В Пидруиде,- ответил Валентин.- Я был в труппе жонглеров.
- Наверное, это была прекрасная жизнь.
- Верно,- сказал Валентин, вспоминая волнение перед выходом на арену в Пидруиде, перед выходом на сцену Дулорнского Бесконечного Цирка и все остальные незабываемые картины прошлого.