- Можно ли научиться этому искусству,- спросил Фарсал,- или оно бывает врожденным?
- Научиться может любой, у кого точный глаз и готовность к собранности. Сам я научился в прошлом году в Пидруиде за неделю или две.
- Я был уверен, что вы жонглировали всю жизнь!
- Нет, я начал только в прошлом году.
- Но что заставило вас заняться этим?
Валентин улыбнулся.
- Мне нужны были средства к существованию, а на фестиваль Коронала в Пидруид пришли бродячие жонглеры, которым срочно требовалась пара рук. Они-то и научили меня так быстро, как я только смог.
- Может, вы покажете это мне?
- Пожалуйста,- сказал Валентин и бросил чернобородому один из плодов, которыми жонглировал,- твердый зеленый бишавар.- Бросайте его из одной руки в другую, пока не разомнете пальцы. Вам нужно научиться нескольким основным приемам и некоторым особенностям восприятия, которое дает практика, а потом...
- А что вы делали до того, как стали жонглером? - спросил Фарсал, бросая плод.
- Бродяжничал,- ответил Валентин.- Теперь держите руки вот так...
Он тренировал Фарсала полчаса, стараясь учить его, как это делали Карабелла и Слит в Пидруиде. Это было желанное разнообразие в здешней монотонной жизни. У Фарсала были умелые руки и точный глаз, он учился быстро, хотя и не так быстро, как когда-то Валентин. В течение нескольких дней он усвоил большинство элементарных приемов и мог уже жонглировать, хотя и не очень изящно. Он оказался болтлив и, перебрасывая бишвары из одной руки в другую, непрерывно говорил. По его словам, родился он в Ни-мойе, много лет был купцом в Пилиплоке, недавно пережил душевный кризис, который поверг его в смятение и отправился в паломничество на Остров. Он рассказал о своем брате, о ненадежных сыновьях, своих удачах и потерях огромных состояний у игорных столов и хотел знать все о Валентине: его семье, стремлениях, мотивах, приведших его к Леди. Валентин отвечал на эти вопросы как можно более правдоподобно, пропуская мимо ушей самые неудобные для него, и продолжал заниматься жонглированием.
В конце второй недели - работа, учеба, размышления, свободное время, проведенное в жонглировании с Фарса- лом - Валентин почувствовал, что нетерпение вновь овладевает им и ему снова хочется двигаться вперед.
Он понятия не имел, сколько здесь всего террас - девять? девяносто? - но если проводить на каждой по столько времени, потребуются годы, чтобы достичь Леди. Нужно было как-то сократить процесс подъема.
Мнимый вызывающий сон, похоже, не сработал. Валентин явился с рассказом о нем к Силимейн, своему толкователю снов здесь, но на нее это произвело впечатление не большее, чем на Стауминапа. Во время периодов размышлений и ложась ночью спать, он пытался достичь разума Леди и умолить ее вызвать его, однако это ни к чему не привело.
Тогда он стал спрашивать сидевших рядом с ним в столовой, сколько времени они провели на Террасе Начала.
- Два года,- сказал один.
- Восемь месяцев,- сказал другой, и оба казались вполне довольными.
- А вы? - спросил Валентин Фарсала.
Тот ответил, что прибыл сюда за несколько дней до Валентина и вовсе не стремится уходить.
- Куда вам спешить отсюда? По-моему, можно служить Леди, где бы ты ни был. Эта терраса ничуть не хуже всех других.
Валентин кивнул, хотя вовсе не был с ним согласен.
На третьей неделе ему показалось, что в конце поля стаджи он видит работающего Виноркиса, но он не был уверен, а расстояние было слишком велико, чтобы кричать. Впрочем, на следующий день, когда Валентин стоял, жонглируя с Фарсалом у купального бассейна, он увидел Виноркиса, несомненно Виноркиса, смотревшего с другой стороны площади. Валентин извинился и бросился к нему. После стольких недель разлуки со своими друзьями увидеть одного из них, пусть даже хьорта, было очень приятно.
- Значит, это вы были на поле стаджи,- сказал Валентин.
Виноркис кивнул.
- За последние дни я несколько раз мельком видел вас, мой лорд. Но эта терраса так велика... Я никак не мог подойти к вам поближе. Когда вы прибыли?
- Через неделю после вас. Есть тут еще кто-нибудь из наших?
- Насколько я знаю, нет,- ответил хьорт.- Был Шанамир, но он ушел дальше. Я вижу, вы не утратили своего жонглерского искусства, мой лорд. А кто ваш партнер?
- Человек из Пилиплока. У него ловкие руки.
- А язык?
Валентин нахмурился.
- Что вы имеете в виду?
- Мой лорд, рассказывали вы этому человеку о своем прошлом и будущем?
- Конечно, нет,- ответил Валентин.- Нет, Виноркис! Едва ли шпионы Коронала могут быть здесь, на Острове Леди!
- Почему бы и нет? Разве сюда так трудно проникнуть?
- Но почему вы подозреваете...
- Прошлой ночью, после того, как видел вас на полях, я пришел сюда справиться о вас. Один из тех, кого я спрашивал - ваш новый друг, мой лорд. Я спросил его, знает ли он вас, а в ответ он начал расспрашивать меня. Являюсь ли я вашим другом, где мы познакомились, зачем пришли на Остров и так далее. Мой лорд, меня беспокоит, когда чужаки задают вопросы, особенно здесь, где учат оставаться вдали от других.
- Вы слишком подозрительны, Виноркис.
- Может, и так. Но будьте осторожны, мой лорд.
- Обязательно,- сказал Валентин.- Он не узнает от меня ничего, кроме того, что уже узнал, а это главным образом жонглирование.
- Он может уже знать о вас очень многое,- мрачно заметил хьорт.- Но мы будем следить за ним так же, как он следит за вами.
Предположение, что он мог быть под надзором даже здесь, встревожило Валентина. Разве здесь не святилище? Валентину хотелось бы, чтобы рядом с ним были Слит или Делиамбр. Сегодняшний шпион мог стать убийцей позднее, когда Валентин окажется ближе к Леди и станет представлять большую опасность для узурпатора.
Впрочем, Валентин, казалось, не приближался к Леди. Еще одна неделя прошла в тех же занятиях, что и прежде. Потом, когда он уже начал верить, что проведет остаток своих дней на Террасе Начала, и достиг грани, за которой все становилось безразлично, его отозвали с поля и велели готовиться к переходу на Террасу Зеркал.
9
Третья терраса была местом ослепительной красоты и своим блеском напомнила Валентину Дулорн. Она прижималась к основанию Второй Скалы - устрашающей вертикальной стене из белого мела, которая казалась абсолютной преградой для дальнейшего продвижения. Когда солнце было на западе, скала так ослепительно сверкала, что болели глаза и сердце сжималось от страха.
Кроме того, здесь были зеркала - огромные, грубовысеченные плиты полированного черного камня, стоявшие повсюду на террасе, так что куда бы ты ни смотрел, везде встречал свое собственное изображение, как будто горящее внутренним светом. Поначалу Валентин критически изучал себя, выискивая изменения, вызванные путешествием: след усталости или стресса. Однако ничего подобного не было, он видел знакомого золотоволосого улыбающегося мужчину, махал себе рукой и любезно подмигивал, а через неделю или около того вообще перестал замечать эти отражения. Если бы ему приказали игнорировать зеркала, он, вероятно, жил бы в постоянном напряжении, невольно поглядывая на них и отводя взгляд в сторону, но никто здесь не говорил ему, чему служат эти зеркала или какую позу он должен принимать перед ними, и со временем он просто забыл о них. Это, как он понял позднее, было ключом к продвижению вперед: эволюция духа изнутри, растущее умение видеть и отбрасывать все, не относящееся к делу.
Он был здесь совершенно один. Ни Шанамира, ни Виноркиса, ни Фарсала. Валентин продолжал высматривать чернобородого мужчину: если он был шпионом, то, несомненно, найдет способ следовать за Валентином с террасы на террасу. Но Фарсал не появлялся.
Валентин оставался на Террасе Зеркал одиннадцать дней, а затем отправился вперед в обществе пяти других новичков, поднявшись на салазках к краю Второй Скалы и Террасы Посвящения.
Отсюда открывался величественный вид на первые три террасы, лежавшие далеко внизу, и далекое море. Валентин едва мог разглядеть Террасу Аттестации - только тонкая розовая линия среди зелени лесов - но огромная Терраса Начала устрашающе расстилалась в средней части нижнего плато, а Терраса Зеркал лежала прямо внизу, сверкая в полуденных лучах солнца, как миллион ярких огней.
Постепенно для него становилось неважным, как быстро он движется. Время потеряло свое значение, и Валентин полностью вошел в ритм этого места. Он работал на полях, посещал долгие сессии духовных инструктажей, проводил много времени в темном строении с каменной крышей, которое было часовней Леди. Время от времени он вспоминал, что собирался быстро двигаться к сердцу Острова, к женщине, которая жила там, но сейчас все это казалось ему маловажным. Он стал настоящим паломником.
За Террасой Посвящения лежала Терраса Цветов, потом Терраса Преданности и Терраса Отказа. Все они составляли Вторую Скалу, которую заключала Терраса Подъема, бывшая последней стадией перед вступлением на плато, где жила Леди. Каждая из террас, как понимал теперь Валентин, полностью окружала Остров, так что здесь на каждой могли быть миллионы послушников или даже больше, и каждый паломник видел только крохотную часть целого пояса. Как много усилий было вложено в создание всего этого! Как много жизней было отдано служению Леди! И каждый паломник двигался внутри сферы молчания: здесь не завязывалась дружба, не было обменов секретами и любовных объятий. Фарсал был таинственным исключением из этого правила, как будто существовал вне времени и в стороне от обычных ритуалов жизни.
Здесь, в этой средней зоне Острова, меньшее значение уделялось учебе, а большее - работе. Когда он достиг Третьей Скалы, то понял, что присоединился к тем, кто несет в большой внешний мир работу Леди, поскольку не сама она отправляла большинство посланий, а миллионы аколютов Третьей Скалы, чьи разумы и души становились усилителями благосклонности Леди. Однако не каждый достигал Третьей Скалы: многие из старших аколютов проводили декады на Второй Скале, выполняя администраторские функции, безо всякой надежды, да и желания, двигаться вперед к более сложным обязанностям внутренней зоны.