– Клянусь честью, сир Бертран,– сказал Доброе Копье,– порядок у них до того хорош, что я готов принять их за французов.
– За французов! Полноте! Я вам сказал, что это невозможно,– отвечал с нетерпением Дюгесклен.– Но, именем Христа, построим скорее этих вассалов. Если это неприятели, они могут ударить прежде, нежели мы приготовимся принять их.
Оба капитана бросились исполнять приказания Дюгесклена, и сам он, подстрекаемый самолюбием в присутствии такой отличной кавалерии, отправился изучать расположение своего импровизированного войска. Для живодеров Доброго Копья и конников взвода сира де Нексона и это не составляло никакого затруднения. Всадники быстро построились в две линии. Но не то было с вассалами Солиньяка. Они в одну минуту забыли свою недавнюю решимость. Большая часть из них вовсе не была приучена к войне. Увидев перед собой такую грозную кавалерию, они вообразили, что тотчас начнется рукопашный бой, и держались в рядах очень плохо. Монахи с крестами и святыми знаменами первые показали тыл, им последовали некоторые из пехотинцев, несмотря на крики и насмешки живодеров и всадников сира де Нексона. Оставшиеся на месте оробели, и не один стрелок, под предлогом поиска лучшей позиции, скрылся в соседнем лесу.
Дюгесклен хохотал от души, видя такую трусость монастырских вассалов, но в ту минуту, когда он строил и расставлял их ряды, капитан Доброе Копье подъехал к нему с известием, что один из незнакомых кавалеристов отделился от войска и едет сюда для переговоров.
– И, несмотря на ваше мнение, сир,– продолжал он,– мне кажется, что это французский рыцарь.
– Француз, англичанин или сам черт, мы это сейчас узнаем,– отвечал с нетерпением Бертран.
Он пустил своего коня в галоп и подъехал один к незнакомому рыцарю, который остановился посреди поля, на равном расстоянии от обоих войск. Этот рыцарь, по-видимому, был высокого происхождения. На нем было превосходное стальное вооружение с золотой насечкой. Коротенький плащ из голубого бархата, шитый золотом, покрывал его плечи, забрало богатого шлема было опущено. В сравнении с этим щегольским нарядом плохое серое платье Дюгесклена, его видавший вид шлем и щит без герба казались еще беднее и незавиднее.
Каждая из двух партий с беспокойством следила за движением своего представителя. Рыцари встретились с надменным видом и, казалось, обменялись несколькими словами. Потом вдруг, неизвестно почему, соскочили с лошадей и стали обниматься, как старые приятели.
Шепот удивления пробежал в обоих войсках при виде дружеских объятий, окончивших это короткое свидание. Но читатель не удивится, если мы скажем, что в незнакомом рыцаре Бертран узнал своего единственного брата, сира Оливье Дюгесклена.
Не заботясь о своих товарищах, они предались сначала радости свидания. Но вскоре Оливье, бросив несколько иронический взгляд на войско, которым командовал его брат, сказал ему с улыбкой:
– Клянусь нашей общей матерью, Бертран! Где ты набрал подобных воинов? Мне еще никогда не случалось видеть таких жалких и трусливых рож! Но, видно, неприятель ваш не так страшен, когда вы угрожаете ему этими молодцами!
– Не смейся, брат Оливье,– строго отвечал Бертран.– Часто под простым кафтаном вассала скрывается столько же мужества, сколько и под блестящим колетом рыцаря. Я думаю употребить этих людей в деле, которое не допускает промедления, и мне выбирать было некогда.
– Подожди минуту, брат Бертран,– отвечал Оливье.– Как бы ни были спешны твои дела, мы принесли тебе такие важные новости, что, без сомнения, ты откажешься ратоборствовать против какого-нибудь дворянина этой земли, когда их узнаешь.
– Посмотрим, любезный брат. Но кой черт! Что за кавалерия, с которой ты зашел сюда? У нее такой щегольской вид, что она похожа на войско придворных, сопровождающих невесту короля!
– Неужели ты не узнал знакомых гербов и знамен? Это славные капитаны, которые были с тобой при Мальвале, наши храбрые братья Мони, граф д’Арманьяк, Галеран и другие. Все горят нетерпением увидеть тебя, и мы рыскаем за тобой со вчерашнего дня. Но,– продолжал он, глядя на товарищей, которые в недоумении оставались на своих местах,– они не знают, что подумать, видя нас в таком положении. Конечно, они не узнали тебя в этом костюме, недостойном твоего сана, и я уверен, что принимают за какого-нибудь несчастного искателя приключений, который просит пощады как себе, так и своим несчастным спутникам.
– Говори дело, Оливье, что за важная причина заставила вас искать меня и как могли вы пробраться в эту отдаленную сторону?
– Нет ничего проще этой причины, брат Бертран. Вчера, спустя несколько часов после твоего отъезда, Сен-Дени, герольд Франции, прискакал в Мальваль во весь дух, надеясь застать тебя еще там. У него были к тебе депеши от короля. Узнав о твоем отъезде, он так был опечален этим, так сожалел, что мы решили следовать за тобой. Нет сомнения, что мы едва ли бы настигли тебя, если б один необыкновенный случай, или лучше – указание Божественного провидения не послало нам в нескольких лье отсюда человека, который с точностью известил нас о твоем местопребывании.
– Что же это за человек, Оливье?
– Нечто вроде оруженосца, называющего себя Освальдом и показавшегося мне довольно подозрительным. Вчера вечером он попался нам на дороге. Опасаясь, что это шпион, который, узнав о нашем прибытии в английские земли, захочет, может быть, уведомить провинциальные войска, я приказал повесить его на первом суку. Бездельнику это не совсем понравилось, и он молил о пощаде, как истинный бес. Несмотря на это, на него надели веревку и хотели уже вздернуть, как вдруг он услышал мое имя, случайно произнесенное одним из солдат. Он бросился мне в ноги и сказал, что, если я подарю ему жизнь, он проведет меня в то место, где, по всей вероятности, находишься ты в большом затруднении, потому что ты попался в руки человека, который сумеет воспользоваться случаем, если узнает, кто ты таков. Он так хорошо описал нам тебя и твою физиономию, что у нас исчезло всякое сомнение. Однако нам все-таки было трудно понять причину, по которой этот оруженосец покинул замок Монбрён, и я сильно подозреваю, что он хотел известить о твоем там пребывании англичан или герцога Ланкастерского, коннетабля Аквитании. Как бы то ни было, мы не пренебрегли его предложением, обещали сохранить ему жизнь, если он доставит нам возможность видеть тебя, или отправить на тот свет при первом признаке измены. Он привел нас сюда, и вот таким образом мы имеем счастье видеть тебя снова, любезный Бертран. Когда мы завидели вас, мы тотчас хотели послать в замок требовать выдачи тебя, а иначе решили разрушить до основания это негостеприимное гнездо. Но теперь, надеюсь, мы скоро покинем эту дикую страну, предоставим другим заботу выкуривать лисицу из ее берлоги.
Дюгесклен со вниманием слушал рассказ своего брата. Когда тот закончил, он набожно произнес, осеняя себя крестом:
– Да будет благословен Господь Иисус Христос и Пречистая Его Матерь за то, что вы, целы и невредимы, добрались до этого места, равно и за все милости, которые ниспосланы мне в течение нескольких часов! Благодарю тебя, брат, за участие. Но не можешь ли сказать, в чем заключались известия, привезенные королевским вестником?
– Положительно ничего не знаю, думаю, однако, что они не совсем хороши… Герольд несколько позади, потому что конь его выбился из сил, но он скоро присоединится к нам. В ожидании его не хочешь ли, брат Бертран, увидеться с родственниками нашими и добрыми друзьями?
– Хорошо,– отвечал в задумчивости Дюгесклен.
Они приблизились к группе рыцарей, стоявшей при входе в деревню, и едва только Бертран сделал несколько шагов, как уже был узнан ими. Рыцари соскочили с лошадей и бросились пожимать руки Дюгесклену, между тем как воины, оруженосцы и пажи провозгласили в честь его «виват» и преклонили знамена.
С этой минуты всякое недоверие кончилось между двумя войсками, к несказанной радости солиньякских вассалов. Сам сир де Нексон постарался скорее объявить им, что эта блестящая кавалерия не только не думает нападать на них, ибо начальники ее – друзья Дюгесклена, но что, вероятно, она еще поможет им овладеть замком. В ожидании точных известий он приказал своим людям, утомленным продолжительным переходом, воспользоваться этой минутой и подкрепить свои силы, столь нужные еще для предстоящих дел.
Вассалы Солиньяка не заставили просить себя дважды. Они присели на траву, разбились на группы и стали делить между собой все, что имели. Рыцарь-защитник присоединился к Доброму Копью, который, сидя на коне во главе своего отряда, был совершенно неподвижен, глядя на рыцарей, окружавших Дюгесклена. Сир де Нексон не заметил сначала этой неподвижности и бледного лица начальника живодеров.
– Итак, капитан Доброе Копье,– сказал он спокойно,– вы правы, это французы, и я думаю, что мы найдем в них добрых помощников для задуманного дела.
Анри посмотрел на него с рассеянным видом и, казалось, ничего не понял, что тот ему говорил. Потом вдруг спросил с волнением:
– Не ошибаюсь ли я, сир рыцарь? Видите ли вы, подобно мне, в нескольких шагах от сира Дюгесклена голубое с красным знамя, усеянное белыми топориками?
– Вижу, капитан, вы знаете рыцаря, кому принадлежит этот герб? Это должен быть какой-нибудь важный вельможа при французском дворе, судя по богатому костюму знаменосца.
Доброе Копье не отвечал ни слова, смущение его становилось час от часу очевиднее, и легкий трепет пробегал по всему телу. Рыцарь-защитник хотел было спросить его о причине этого странного состояния, но капитан вдруг опустил забрало шлема, закрыв изменившееся лицо. В это время паж, одетый в богатое платье, подъехал к нему и учтиво просил приблизиться к группе французских рыцарей, которые, спешившись, стояли вокруг Дюгесклена и слушали его рассказ об опасности, какой он еще так недавно подвергался.
Получив это приглашение, начальник живодеров вздрогнул. Он кивнул пажу головой, потом, обратясь к одному из своих сержантов, приказал ему дать отряду отдых. Но опущенное забрало, или, может быть, волнение так изменили его голос, что едва можно было разобрать, что он говорил. Исполнив эту обязанность, он последовал за пажом, оставив сира де Нексона и сер