— А тебе, сладкоголосый Фэнн, коли так охота знать, скажу: в прикуп пришло мне всего три лошака. Четвертого я бы не вытянула, не попади мне на вбрасывании зерна. Ну, чего вытаращилсси, остроухий? Да сжульничала я, притянула к себе зерна!
— Ай, ласочка! — Фэнн хлопнул в ладоши. — Лихо! Дриадовы штучки. Не подумал. А коли я не подумал, так и болванам деревенским было невдомек! Ай, хитра! Ну, да с комесом нашим ты сама сладишь, а я пока с подельничками перекинусь парой слов.
Отвесив Казимиру преувеличенно любезный полупоклон, эльф толкнул дверь, напоследок наградив рыцаря откровенно ревнивым взглядом. Впрочем, Каля-Разбойница этого не заметила. Она смотрела на солтыса, оставленного на милость хозяина тех мест, Казимира из Выжиг.
Казимир внутренне собрался, с силой проведя руками по лицу. Когда он отнял ладони, суточная грязь оказалась еще причудливее размазанной по его лбу и щекам, но само лицо приобрело выражение отрешенной холодности и надменности, то самое, что с таким удовольствием носили ясновельможные комесы благородных кровей. Он уже достаточно уверенно сделал шаг к затравленному солтысу и сложил руки на груди, глядя на подвластного ему кмета сверху вниз.
Дрожащий староста, явно не ведая, что его ждет, но чуя неприятности, осмелился поднять на рыцаря униженный взгляд.
— М… милсдарь комес… м…ой господин… я н-не знал… клянусь Светом, я не знал…
— Не знал чего? — в голосе Казимира звенела сталь. Он быстро вживался в образ хозяина и господина. — Что в трактир наведываются работорговцы ты не знал? Нескольких годин не прошло, а они уж знали, что их подельники взяли нового раба. Иль… ли один я попал в эту подлую ловушку? Не мог сам справиться с разбойничками, отчего не посылал гонца к замку? Неужто… тьфу, неужели комес тебя бы не послушал?
— Смилуйся, милсдарь… Я не ведал… клянусь, клянусь, не ведал я! А токмо стал подозревать, тут уж батюшку вашего, пусть примет свет его душу… не к кому было посылать нарочного, а одни мы б не справились. Ить неведомо, скока их, эдак могли наведаться и всю деревню пожечь, — солтыс беспокойно покосился на Сколопендру. — Вот ежели б господин…
— С-сукин сын, — рыцарь сграбастал солтыса за грудки, резко подняв с колен. Мимоходом он успел порадоваться — силы стремительно возвращались к нему. — В твоих владениях были зарезаны комес и его дочка? Знаю, в твоих, гонец мне поведал все! Так что же, разбойнички шалят, а солтыс и в ус не дует? Весь род мой под корень извести захотел?
— Постой, не горячись, рыцарь, — Каля перехватила занесенную руку. — Работорговцы тута, канешна, бывают. Редко, однак, ты попал. Такой, значит, везучий. В наши дела они не суются, мы их тож не трогаем. Лишняя грызня ни к чему. И то спасибо скажи, что углядели наши мальчишку, что к главарю их поспешал, о тебе сказати. Проворонь мы — за тобой не Вольница б явилась, а все ж таки работорговцы, и тогда — поминай, как звали.
Она помолчала.
— Со вторым делом сложнее. О лиходействах, что здесь творятся, я первая вызнаю, уж можешь мне поверить. Однак, кто родичей твоих посек — не ведаю я, комес. А ежели я не ведаю, у прочих и спрашивать не стоит. Темное это дело. До правды тяжело дознаться будет. Одно тебе скажу — этот, — она коротко кивнула на замершего солтыса, — ведает об убивцах не больше моего. И батюшку твоего уважал. Того и упреждала тебя, чтобы ехал ты к нему. А ты не стал слушать, вот себя и вини. В том, что случилось с тобой, на нем вины нет.
Казимир опомнился. Он разжал пальцы и солтыс снова бухнулся на колени, переведя просящий взгляд на разбойницу.
— Погорячился, — резко бросил наследник, не глядя на него. — Зол был очень. Думалось мне, он с ними заодно. Ты бы тоже горячилась, пролежи ты перетянутой, как колбаса, столько времени, и чтобы всякая мразь тебя пинала. Ну, чего встал как пень, почтенный солтыс? — комес отступил, давая старосте подняться. — Зла не держи, но впредь суровей смотри за своей землей. Сейчас веди что ли, показывай свои хоромы.
Солтыс довольно резво вскочил и вылетел из трактира, забыв обождать, чтобы первым вышел комес. Казимир этого не заметил, отвыкнув за годы изгнания от обращения со смердами иначе, как на равных. Солтыс шел резво, почти бежал. Чтобы поспеть за ним, пришлось ускорить шаг.
Удивительно, но никого из Вольницы во дворе уже не было. Лихие разбойнички, только что переругивавшиеся на улице, и щеголявшие своими коричнево-зелеными куртками, словно растворились в ночи. Однако, Каля не казалась взволнованной, или сколь-нибудь удивленной, а потому комес не стал ни о чем спрашивать. Пока шли к дому солтыса, деревня казалась вымершей, но Казимир, пыля сапогами по наезженной дороге, знал, что изо всех щелей, со всех дворов их изучают десятки пар испуганных глаз.
— Я… еще раз хочу поблагодарить тебя, — на Сколопендру он не смотрел, хотя краем глаза видел ее точеную фигуру. Несмотря на широкий рыцарский шаг, она не отставала. — Если б не ты и не твои… Не скоро бы мои кметы дождались своего комеса.
Девушка придушенно фыркнула. Похоже, бег за мужчинами все же сумел сбить ее дыхание.
— Ежели ты про себя, тебя они совсем бы не дождались. А в целом новый комес ждать себя бы не заставил. Мало ль у тебя соседей, рыцарь?
— Много, — вынуждено признал Казимир.
Глава 5
Несмотря на некоторые опасения, что испытывал Казимир в отношении солтыса, отдых в его доме удался на славу. Вымывшийся и плотно поужинавший, гость впервые за долгое время уснул на перине, и на следующее утро поднялся свежим, ровно высыпался и отъедался не единый вечер, а цельную седмицу. К тому времени, как он спустился в горницу, там его уже ждал накрытый стол, за которым новому комесу прислуживала сама хозяйская дочь. Кшыся, как, напрягшись, вспомнил Казимир, оказалась полной, румяной девицей, с длинной косой, и такой пышногрудой, что перси ее, не помещавшиеся под тканью вышитой рубахи, то и дело поневоле притягивали взоры рыцаря. Что, впрочем, не мешало ему с аппетитом насыщаться, чувствуя, как с голодом, его окончательно покидало и дурное настроение, нашедшее своим пристанищем разум накануне.
Впрочем, разговор с почтительно внимавшим у стола солтысом, немного развеял его радужные чаяния о конце мытарств. Как выяснилось, охранных людей староста дать не мог. Не мог выделить даже единого сменного коня, разве что, клячу для вьючных целей. Вот припасами делился щедро, но, в нескольких днях пути от дома, это не казалось Казимиру особо нужным.
— Уж простите, ваш светлость, — хозяин дома хрустел широкими иссохшими ладонями, глядя, как комес хлебает наваристые щи. — Но эт не моя вина. Не моя! Его величество, король Златоуст, да хранит его Небо, был здеся со своим отрядом седмицу назад. Подчистую выгреб людишек. Из тех, кто мог в руках держать оружие. И всех конев. Еще и припас взял, но, хвала сущему, не дочиста, а токма на раз поесть солдатам. Ну, и в торбы с собой тож, как водится… В усадьбе ток старые да малые и остались. Есть по деревне мужики, да ваша светлость не обрадуется, коли их с собой брать — самим охорона надобна. Гляньте сами, коли не верите, милсдарь комес. Рад бы помочь, да…
— Король проезжал здесь седмицу назад? — Казимир опустил ложку с уже зачерпнутым обратно в мису, удивленно поднимая глаза. — С отрядом солдат, да еще набрал ополченцев? Чего ради? Война, что ли, какая? Опять?
На всякий случай, солтыс снова поклонился, разводя руками.
— Про то не ведаю. Не сказали.
— А ехали они куда? — Казимир возобновил черпание, хотя уже и не с тем удовольствием, что прежде. Весть о новой войне не радовала. Начинать разбор хозяйства с отрыва от земли и сбора кметов, а так же решении забот об их оборужении и пропитании на время смуты, не хотелось вовсе. — К Русте? Или Выжиге?
— К Русте, ваш светлость. Зергин Мечник должон поставить сюзерену сколько-то кметов, про то довелось услышать краем уха. Ужо больно наш король, Златоуст, сокрушалси, что батюшка ваш, Золтан Выжский, не вовремя преставился. Комес-то был рыцарь справный, и в войне толк знал. Я сам, помнится, в ополчении при нем был, в Успешную-то войну. Про наследника спрашивал, вас, то ись, не объявился ли. Стал быть, все ж война, господин комес. Так я мыслю.
Казимир вновь кивнул, поднимаясь и на ходу допивая из кружки.
— Благодарствую за хлеб и за вести. Вели седлать моего коня. И проследи, чтобы сумы были снаряжены, как следует.
Отправляться в путь после обильного завтрака представлялось сущим мучением, но услышанное не оставляло иного выбора, кроме как ехать немедля. Не имея более тут никаких дел, комес простился с гостеприимным хозяином и двумя-тремя вышедшими его провожать домочадцами, у ворот его дома. Конь гляделся таким же охожанным и свежим, что и хозяин, поводил вычесанной до лоска, гнедой шкурой, фыркал, перебирал ногами. Сумы на его спине были новыми и полными, но ровно настолько, чтобы не отягощать.
Но, выехав на улицу, Казимир совсем нежданно узрел, что здесь его поджидали. Тронув своего конька, разбойница Каля-Сколопендра, одетая по-вчерашнему, но ровно бы почище, подъехала почти вплотную, загородив рыцарю дорогу.
— Мир тебе, светлый комес. И тебе, добрый хозяин, — солтыс, которому явно не по нраву пришелся небрежный кивок, ответил тож не шибко сердечно, едва склонив голову в ответ. Казимир, после появления Кали отчего-то утративший остатки благодушия, пробормотал слова приветствия, после чего поспешил тронуться, пустив своего коня едва не рысью. Против ожиданий, Каля убралась с пути без уговоров, пристроившись сбоку.
— А ить и горазд же ты спать да есть, шляхтич, — ее голос звучал буднично, словно бы в продолжение давно начатого разговора. — Я, почитай, новые ремки об седло истерла тебя дожидаючись.
Казимир невольно поднял брови. Впрочем, спрашивать, зачем он понадобился Кале, не хотелось. Несмотря на оказанную ею накануне услугу, разница между владетелем здешних земель и простой разбойной девкой была слишком велика. Не пристало ему первому заводить вопросы. Будет нужда — сама обскажет, как и что надобно.