Но проблема в том, что когда я выдавала спич в защиту человечества, то не думала, что продолжу на эту тему дискутировать. Не с Тионгом уж точно! Хотя бы потому, что этот тип спокойно может вспомнить о том, что пряхи – вполне взаимозаменяемы. И мое увольнение методом выноса тела “вперед ногами” ему несомненно понравится… Конечно, оно не понравится Кэйру, но что с того? Ведь предводителя Дикой Охоты заменить наверняка проблемно! Так что все, что ему грозит, – максимум еще пара недель в Черной Скале…
– Ну что вы, Филидэль! Я не говорила о превосходстве. Я лишь сказала, что наша цивилизация очень изменилась за последние сотни лет. Мы летаем по воздуху, мы плаваем под водой, мы можем переместиться из одного края мира в другой буквально за сутки – и безо всякой магии!
– А мы – лишь ступив на нужную тропу, – задумчиво среагировал Тионг и вдруг усмехнулся. – Вы едва протягиваете век, а мы живем бесконечно долго, а после растворяемся в живой природе, возвращаясь туда, откуда вышли. Мы творим искусство, а вы его копируете. Мы достигли невероятных высот как в лекарском деле, так и в любом другом…
– За какой временной промежуток? – перебила я. – Вы ведь сами сказали, что живете очень долго, и тысячу лет назад древние кельты восхищались вашими одеждами, искусными кубками, доспехами, прекрасной едой… и это все еще так. Но стало ли лучше? Позволю себе предположить, что фейри в стагнации, как вы считаете, лорд Тионг? Есть ли у вас развитие? Отчего-то мне кажется иначе: дивный народ явно придерживается позиции, что “лучшее – враг хорошего”.
Из травы выскочила малышка-гончая. Замерла на миг и смешно плюхнулась на толстую попу, с любопытством глядя на нас и поворачивая то туда, то сюда лобастую голову с красными ушками.
Я наклонилась, подзывая собаку, и та, переваливаясь на лапках, посеменила ко мне. Ткнулась в ладони влажным носом, и я, подхватив девчонку, затащила ее на колени.
– Наши ученые регулярно изобретают что-то новое, – надменно ответил Тионг. – Магия не стоит на месте.
– Это прекрасно, – продолжая тискать собаку, ответила я и прямо посмотрела в глаза Неблагого. Словно в саму тьму… но глаз не отвела. – Значит, у наших рас больше общего, чем кажется на первый взгляд? Лорд Тионг, если вы давно не были в мире смертных иначе как во время Дикой Охоты, то советую прогуляться. Возможно, человечество вас удивит?
– Возможно. Но зачем?
– В смысле? – Я даже хлопнула ресницами, вообще не ожидая такого вопроса.
– Знаете, для чего нужна Дикая Охота? Это не только моя прихоть и желание поразвлечься несколько раз в год. Это зрительное воплощение всей темной, мрачной магии, что есть в обоих мирах. Это жертвы – особенно в предверии зимы, Элеонора Мак-Риннон. Люди забыли, почему так происходит. Они перестали чертить охранные знаки, они перестали задабривать стихийных духов, и даже рождественская ель одевается вами в гирлянды и мишуру. Вы забыли, как и для чего ее наряжали изначально. Что на древе в канун Йоля, зимнего солнцестояния, который вы сейчас зовете тем самым Рождеством, развешивали внутренние органы жертвы. – Тионг резко поднялся, и вокруг его высокой фигуры словно сгустились тени. – Именно поэтому жатвы во время Дикой Охоты должно быть больше! Мы приносим тьме дары и за себя и за вас!
Его голос прозвучал раскатом отдаленного грома, и я, испуганно вздрогнув, прижала к груди жалобно пискнувшую псинку.
Негромкий голос Филидэля нарушил злую магию момента.
– Тионг, оставьте. Она просто не знает. Люди потеряли память, потеряли веру, их мир отдаляется от нашего все дальше, а духи природы засыпают или уходят на сторону мира холмов. Пряха короля не знает о древних богах. Пряха короля не ведает о духах стихий. Пряха короля является человеком в самом классическом понимании этого слова. И его величество не пытается открыть ей больше, чем нужно для продуктивной работы. Зачем читать инструменту историю?
От этих слов у меня зазвенело в голове. Стало пусто и странно, а еще тянуло в животе, и в горле словно ком застрял. Лишь пальцы нервно, торопливо гладили маленькую гончую, словно эти простые движения сейчас являлись самыми важными в мире.
Слушать дипломата было невыносимо, но не слушать я не могла. А Благой, разумеется, остановился далеко не сразу, еще некоторое время поразглагольствовал на тему истин, забытых родом человеческим. А я понимала, что вроде можно вступить с ним в дискуссию, но зачем? Что я докажу этому фейри? У него за плечами бесконечность лет, более чем достаточный срок для того, чтобы составить свое мнение, свою позицию. И поколебать ее будет непросто. А главное – надо ли?
Мне действительно нужно переживать и пытаться втолковать двум вечным дивным лордом то, что мы, люди, все же достойны уважения и внимания. Да и чем я буду аргументировать? Вот я, простая портниха? Я же, в сущности, обычный человек! Среднестатистический обыватель. Все, что я могу сказать: «Ребятки, я шью вообще-то лучше королевского портного!»
Но что-то подсказывает, что это не аргумент. А еще – в данный момент – голословное утверждение. Так что надо заканчивать этот отвратительный разговор, возвращаться к себе и приниматься за работу.
Теперь для меня дело чести сшить платье в разы лучше, чем те, в которых придут дивные леди! Я не буду отвечать за весь свой род. Но за себя скажу! Делом, а не словом.
– Господа, спасибо за увлекательную беседу, но, боюсь, мне пора. – Я решительно поднялась, аккуратно перехватив щенка под пузико. Она вздохнула, и тотчас принялась вертеться, пытаясь облизать все мои пальцы разом. – Цыц!
– Кстати, вы дали гончей имя? И собираетесь ли участвовать с ней в охоте? – вдруг спросил Тионг.
Я посмотрела вниз, и голубые глаза на белой мордочке одарили меня обожающим взором.
– Лула, – со смешком ответила я, почесав той грудку. – Наверное, ее будут звать Лула. А охота – вряд ли. Щенок ведь, бежать наравне со сворой она не сможет.
– Лула? – В голосе Неблагого было столько праведного возмущения, что я даже на него взглянула по этому поводу. – Вы назвали королевскую гончую Лула?! Словно… словно собаку!
– Эм-м-м…
Сказать мужику, что она и есть собака или не стоит? Вдруг эта информация безвозвратно потрясет его мировоззрение?
– Это волшебное существо, Элла, – чуть мягче сказал посол, откинувшись на спинку скамьи и взъерошив свои короткие золотистые волосы. – Она умеет превращаться и, поверь, от тебя не отстанет. А в свору да, пока ей рано. Задавят.
– Но Лула! – продолжал возмущаться Тионг.
Пояснил опять таки Филик.
– У остальных гончих в своре имена более… звучные, – дипломатично заметил он. – Кровавые клыки, Мгновенная смерть, Когти Домну…
Да, на этом фоне Лула действительно звучит возмутительно обыкновенно. Впрочем, малявка, которая активно вертелась у меня в руках и воодушевленно потявкивала, на какое-нибудь “Дыхание зла” вообще не тянула.
Так что я раскланялась с возмущенными господами и быстро вернулась в королевский холм. Покормила животину и, хищно оглядев фронт работ, принялась рассматривать принесенные наряды более предметно. Нужно же узнать, какие приемы для работы используют местные портные?
Но кстати: даже без приемов совершенно понятно, что мода здесь не менялась веками. Ни стиль, ни силуэты, ни сам подход. И эти люди, в смысле фейри, говорят мне, что смертные копируют их искусство! Уж как минимум – не искусство одеваться!
Да и швы местами кривоваты…
Тронный зал Неблагого Двора
Посол его величества Оберона, владыки всея Летней Стороны Земли Холмов, с любопытством и некоторой опаской глядел на сидящего на троне короля Кэйворрейна. И жо… дипломатическим чутьем понимал, что разговор будет не из приятных. Для приятных разговоров в тронный зал не вызывают.
Вдвойне неприятно было то, что кроме венценосного правителя и самого посла тут присутствовала лишь Неблагая гвардия. Слуа. От них тянуло холодом и жутью, несмотря на то, что воины недвижно стояли между колонн на приличном расстоянии от Филидэля.
– Ваше величество, темная ночь на Неблагой земле, искуснейший Плетущий нашего времени, да пребудет с тобой магия предков, – начал стандартную сладкоречивую речь летний фейри.
С некоторой иронией он заметил, как поскучнело лицо правителя, который, вне сомнений, отчаянно сожалел о том, что не имеет возможности просто отключить мозг на время вступления. Филидэль же обожал риторику и словоблудие. Во-первых, это давало ключи к сердцу и разуму тех, кто любил лесть, а таковых было очень много в верхушке власти… да, собственно, совершенно любого народа. Фейри в этом плане были даже более падки на сладкие слова, чем люди. Скорее всего, из-за того, что очень стеснялись своих физических изъянов, хотя и пытались это скрыть. Да, безупречность во всем остальном вовсе не помогала спокойно воспринимать неизбежные уродства.
А во-вторых, словоблудие раздражало окружающих из категории тех, кто посерьезнее, – и это было местами приятно, а местами и полезно. Но так как посол всегда был безукоризненно вежлив, то избежать разговора у его собеседников не получалось и, хоть и скрипя зубами, а приходилось слушать. И пытаться продраться сквозь многочисленные метафоры к сути дела.
Ну и в-третьих, вишенкой на тортике являлся тот милый факт, что пока язык уже машинально мелет комплименты и превозносит собеседника до небес, можно чуть подумать. Зачем король позвал его? Неужели шпионы при Благом дворе тоже не зря едят свой хлеб и Кэйворрейну донесли о том, что Оберон испытывает интерес к его пряхе?
Про нового правителя зимних фейри дипломат знал немного. Слишком мало прошло времени от его восхождения на престол, и Кэйворрейн еще не успел показать себя во всей красе. Потому было совершенно непонятно чего от него ждать. Вдруг отдаст слуа приказ расспросить его более обстоятельно?..
Филидэль перевел дыхание и с подозрением воззрился на короля, который с каменным лицом ожидал окончания этого парада лицемерия.
– Рад приветствовать в сердце моих владений, Аэлар Филидэль, первый лорд Туманного Дома и седьмой лорд Радужного Дома, – поспешно вставил Плетущий, опасаясь (и небезосновательно), что посол сейчас задвинет очередную речь на тему того, как же повезло Неблагому Двору, что ими теперь правит такой замечательный мужик. – И для начала хочу заметить, что ваш вклад в налаживание гармоничных отношений между нашими государствами сложно переоценить.