Из волшебного в фоморе были разве что загнутые назад рога, да то, что, пожалуй, он был действительно притягателен. Статный, мускулистый, с ироничным прищуром, небрежной щетиной и гривой волос, в которой переплелись вольные пряди и косички.
И надо сказать, что он весьма сильно отличался от изящных до тонкости фейри, у которых не росло волос на лице, а также непременно присутствовал какой-то изъян. Фомор был… словно усовершенствованная версия человека.
А вот слева… такое страховидло я даже в волшебной стране еще не встречала! Одна рука, одна нога, один глаз, кожа покрытая язвами, волосы клоками… разве что рога были по-прежнему парными.
– Видишь ли, Элла… теорий о мирообразовании много. Одна из них гласит, что твой мир и мой – один и тот же, но существует в разных пространствах. Грубо говоря, все происходит одновременно, но на разных слоях восприятия. Есть Верхний мир, в нем обитают боги. Есть Срединный – тут живут фейри. Тут присутствует магия, отсюда можно влиять на время и пространство. И есть Нижний мир – там люди.
– А Бездна тогда где?
– Бездна – это обозначение, – хмыкнул в ответ Кэйр. – А так мы просто закапсулировали область пространства и упрятали туда фоморов. Они тут, в Срединном мире.
– Поняла. Так почему он такой страшный?
– Так он выглядит на человеческом плане бытия. У вас слишком мало магии, потому фоморы не могут проявиться полностью и выглядят как чудовища.
– Занятно. А тут они, получается, были красивыми и сильными? Так что же вы тогда не поделили, Кэйр?
– Как обычно. Территории, магию и веру.
– Боже, как все банально. Я думала, хотя бы фейри выше этого!
– С чего бы? – казалось, вполне искренне удивился король. – Ты уже имела возможность убедиться в том, что дивный народ не чужд эмоциям.
Очень хотелось добавить, что я скорее убедилась в том, что фейри на деле от людей отличаются лишь сроком жизни и отсутствием морали! Но я сдержалась, вот такая я молодец.
– Знакомься: изображенный на портрете воин – Элата, сын Делбаета. Один из последних королей фоморов. – Длинные пальцы правителя Неблагого Двора скользнули по разделяющей лист черте. – Тот, кто оставил свое гнилое семя на земле племен Богини Дану, тот, кто дрался во второй и последней битве, при Маг Туиред, и проиграл. Но заточения своего племени уже не видел.
– Настолько много дел натворил мужик? – неприятно удивилась я, расстроенно глядя на мужественного викинга волшебных земель. – Или это опять история из категории “новую правду придумывают победители”?
– А это интересный вопрос… пожалуй, я расскажу тебе сказку, моя маленькая смертная. Вы, люди, так любите сказки… Но для лучшей визуализации истории нам стоит спуститься вниз, в зал с полотнами.
Но я не успела сказать, что в целом возраст, когда мне очень нужна была сказочка на ночь, я благополучно переросла. Кэйр вырвал листок из моих пальцев, обнял за талию и увлек к выходу.
По свисающим с теряющегося в тумане потолка тканям пробегали серебристые искры. Воздух между шелками, кружевами, органзой и тяжелым бархатом словно мягко сиял, позволяя оценить структуру тканей и их великолепие.
Я невольно залюбовалась работой короля. Все же Кэйворрейн был очень талантливым Плетущим.
– Когда-то очень давно у народа фейри, или, как тогда нас звали, туате-де-данан, было три короля. Верховный, стоящий над всеми, и правители Благого и Неблагого Дворов. Только-только закончилась война с фоморами. Отгремели битвы, и давно похоронили мертвых, что пали на равнине Маг Туиред, а на земли Срединного мира пришло хрупкое равновесие. Между фейри и фоморами было заключено перемирие. Морские захватчики ушли обратно на свои острова.
Шаг, еще шаг, длинные пальцы короля отводят бархат в сторону, и мы останавливаемся перед шелковым отрезом. Искры в нем рождают море, а градиентный переход к бежевому цвету – узкую полосу прибоя, с хрупкой фигуркой на нем.
– В то время среди племен богини Дану жила прекрасная Эриу. Нежный цветок Благого Двора, великолепная волшебница… гордая дева. К ней сватались все мужчины народа фейри, самые отважные воины туатов, но она никого не посчитала достойным себя. И вот однажды, гуляя по берегу, Эриу увидела, как из воды поднимается серебряный корабль. Волны пригнали его к берегу, и с корабля сошел прекрасный воин: до самых плеч ниспадали его золотистые волосы, одежда расшита золотом, на груди золотая пряжка с драгоценным камнем, пять золотых обручей на шее… Он нес два копья с серебряными наконечниками и дивными бронзовыми древками и меч с золотой рукоятью, украшенной серебром и чеканными заклепками.
Что-то, кажется, фоморы в отличие от фейри вот вообще презренным металлом не брезговали…
Тем временем Кэйр увлек меня дальше и продолжал свой рассказ. На воздушном отрезе органзы кружили две фигуры: могучего викинга и тонкой фейрийской девы. Они то осторожно касались друг друга, то откатывались в стороны, пока наконец не сплелись в страстных объятиях.
– Воин и девушка возлегли вместе. – Низкий, вибрирующий голос Кэйра пробирал меня до самых костей и будил в жилах уснувшее пламя. – Эриу забыла о том, кто она, Эриу не думала о том, кем может быть ее заморский возлюбленный. Дева потеряла гордость и разум. Дева влюбилась. И вот в один из дней тот воин – а это был Элата – поднялся с брошенного на песок плаща, оставляя на нем обнаженную возлюбленную, и сказал, что это был последний их раз. Больше он не появится.
С замиранием сердца, я глядела на оживающие на белоснежном шелке фигуры. Они были настолько близко, настолько реальными, что я, казалось, слышала звуки. Низкие и бархатные интонации фомора и звенящий от отчаяния голосок фейри.
– Многие юноши туате-де-данан добивались моей руки! – гневно сверкала прекрасными очами Эриу, поднимаясь с песка и прижимая к груди беспорядочно скомканное платье. – Но теперь я желаю лишь тебя одного, и мне невыносимо расставание.
– Избавишься ты от своей печали, – ответил Элата, но лицо его не дрогнуло, оставаясь таким же суровым. Он снял с пальца золотой перстень и вложил в руку девушке. – Не дари и не продавай его никому, кроме того, на чей палец кольцо придется впору.
– Кольцо? Лишь это ты, неизвестный, можешь сказать мне на прощание?! – проговорила девушка. – Я даже не знаю, кто приходил ко мне. Кто ты?!
– Ты не останешься в неведении, – сказал ей воин, и облик его чуть дрогнул и поплыл, открывая загнутые назад рога. – Элата, сын Делбаета, был у тебя. И от нашей встречи понесешь ты сына, и назовешь его Эохайд Брес, Эохайд прекрасный.
История затихала, магические фигуры сливались с тенями. Последней исчезала сгорбленная фигура некогда гордой благой принцессы, склонившейся над колыбелью с сыном врага ее народа.
– Вот так, Элеонора Мак-Ринон. Эохайд Брес стал следующим нашим Верховным королем, после того как Нуада Аргетлам потерял руку и более не мог стоять во главе дивного народа. По протекции небезызвестного тебе Оберона, новым правителем избрали Эохайда Бреса, сына его дочери. В то время туаты искренне считали, что чем красивее король, тем лучше народу. А Брес… он не имел изъяна, свойственного любому фейри, моя маленькая пряха. Видимо, наследие отца. Талантливый маг, хитрый дипломат, изворотливый, что глубоководная рыба. Он взошел на трон и тем самым положил начало новой войне. Для начала прекрасноликий Эохайд выслал из страны семерых самых влиятельных лордов фейри, которые могли бы в дальнейшем поколебать его власть. Брес первым обложил народ туатов налогом и передавал его фоморам. Ежегодно брали с нас дань, словно с побежденных. Треть урожая, треть магических предметов, сотворенных в кузницах и мастерских… треть детей, достигших десятилетнего возраста. Знаешь, почему Самайн в свое время считался днем великой скорби и лишь потом стал праздником наступающей зимы? Первого ноября фейри отдавали дань. День плача, день холода, день ужаса…
Кэйр провел кончиками пальцев по моей спине, вынуждая шагнуть вперед, а сам легонько дунул на отрез тяжелого бархата. Ворсинки ожили, задвигались, и в тенях на отрезе ткани я словно наяву видела силуэты. Великой битвы и великого поражения, названного перемирием. Уходящие вдаль корабли, до боли напоминающие драккары…
– Фейри не смогли долго это терпеть и объявили проклятым морским демонам новую войну. Вновь гремела битва при Маг Туреид. Вторая и последняя. Вновь произносились невероятные заклинания. Вновь использовались артефакты, что должны покоиться в земле и оставаться забытыми до конца времен. В итоге мы победили. Мы заперли фоморов в ледяном пространственном кармане, где вода не сможет помочь, а сразу замерзнет. Мы стали свободны. И да, мы написали новую историю.
– Это… это звучит очень трагично.
– Теперь ты понимаешь, моя хорошая? – Кэйворрейн заставил меня повернуться к нему и, подцепив пальцами подбородок, вздернул мою голову вверх, заставляя смотреть в затягивающую глубину голубых глаз. – Фоморы – зло. Фоморы, если вдруг покинут свою темницу, – не станут искать место под солнцем, а постараются освободить это самое место от нас. Зеленые холмы станут багровыми от крови дивного народа. Благие и Неблагие вновь будут биться и умирать плечом к плечу, как их предки тысячи лет назад. Никого не останется. Никого не пожалеют. Разве что женщин – для того чтобы восстановить свою численность. Но стоит ли такое существование называть жизнью?
– Я… понимаю. Но не могу не думать, что война – это страшно и бессмысленно. У вас огромная страна, Кэйворрейн! Волшебные тропы помогают преодолеть расстояния, и ведь есть много пустых холмов и лесов! Острова за морем, где фоморы жили раньше, опять же…
– И ты думаешь, что если рогатые демоны покинут свою темницу, то они вежливо поздороваются с туатами, а после мы дружно построим им кораблики и они уплывут восвояси?
Даже звучало как-то очень абсурдно, если честно. Но сдаваться не хотелось.
– Ну не может же все быть настолько плохо!
– Ну-ка, моя добрая сладкая девочка… скажи, откуда у тебя такое сочувствие к нашим исконным врагам? – подозрительно прищурился Плетущий. – Кажется, ни я, ни кто либо еще при моем Дворе не могли тебе рассказывать о них ничего хорошего.