Лестница на второй этаж была удобной — без крутого подъема. Из небольшого коридорчика расходились в разные стороны две двери, ведущие в спальные комнаты.
Андрей с Людмилой постарались — обставили на свой вкус. Я сразу поняла: та, что в нежно-голубых тонах с кокетливым зеркалом и торшером в бантиках — спальня для молодых. Но и своей комнатой, правда, в более сдержанных тонах, я осталась довольна. Кроме самого необходимого здесь имелись и книжные полки, уже заполненные детективами.
— Галь, это сюрприз, вот и пойми Андрея!
— Все очень просто. Решил, что буду сидеть да почитывать без лишних телодвижений. А вышло… Дорожное происшествие теперь из головы не выкинешь. Предчувствия у меня нехорошие.
— Значит, я в городе парься, работай, а вы с Агашей начнете клубок распутывать? На природе в свое удовольствие разминку мозгам устроите?
— Ир, у тебя какое-то извращенное понятие об удовольствиях. Ладно, успокойся, по будням будешь нам звонить, а в выходные приезжать.
— Несколько кадров с места происшествия, как ты видела, я уже сделала. Кассету возьми и спрячь, чтоб не перепутать, ведь ты еще природу будешь снимать. Остальное позже обсудим.
— Хозяева, не надоели вам гости? — послышался женский голос.
— Это Семеновна, — предположила Ирка. — Ее муженек наверняка с горилкой явился.
Застолье шло своим чередом. Андрей с Пахомычем так часто прикладывались к домашней «огненной» в литровой бутыли, что мы с Людмилой забеспокоились. Но Семеновна — женщина, приятная во всех отношениях, улыбчивая и приветливая, — успокоила:
— Ничего мужикам не будет. Ведь своя она, как слеза, чистая. Не борматень какая-нибудь… Да под такую закуску!.. — И для наглядности ахнула пару стопок подряд за новоселье, за здравие и благополучие. Ирка тут же подхватила инициативу. А мы с Людмилой набросились на маринованные грибочки, соленые огурчики и клюкву в сахаре.
Любопытной Ирке не терпелось узнать о прежних хозяевах. Как это, не пожив и полгода, решились продать такое чудо, да в таком волшебном месте? Семеновна, упредив мужа, сказав, что его шамканье люди замучаются слушать, рассказала сама.
Оказывается, прежний хозяин, бизнесмен с хорошими доходами, по натуре — деревенского склада; любит тишину, природу, рыбалку. Вот и прикупил земли, отгрохал такую избу. Но его молодой жене не пришлись по нраву ни природа, ни дом. Захотела жить в коттеджном поселке, где сплошь новые русские: каменные дома-терема, асфальт и бассейн, и даже свой магазин. Судили-рядили они промеж собой, но, видать, жена одержала верх.
Разговор дальше пошел на бытовые темы: электричество здесь только до десяти вечера, всего три программы телик берет. Воды хоть залейся, но горячую самим придется устраивать. И нужник на улице, где сарайка.
— Ничего, обживемся, со временем все будет. Мы хоть и городские, но не балованные, правда, тетушка!
— Да, да, меня и так все устраивает! — воскликнула я и от нетерпения заерзала, не зная, как улучить подходящий момент и выйти из-за стола. И… к речке — скорее искупаться.
Наконец Андрей завел речь о рыбалке, Пахомыч тут же подхватил. Ирка с Агашей и Семеновной тоже обсуждали животрепещущую тему: кто, какие люди живут в деревне. Это надолго. И я поняла, что тот самый момент наступил, и выпорхнула за ворота.
Вот это да! Речушка хоть и небольшая, но глубоководная. Я плыла умиротворенно, легко, ощущая себя невесомой.
— Давайте к этому берегу. А я навстречу, — вдруг послышался звонкий голос, и я увидела плывущую ко мне девушку в голубой шапочке.
Вскоре мы молча добрались до берега и вышли одновременно. Девушка достала из сумки полотенце и кинула мне, сказав, что всегда два берет.
— А вы очень хорошо плаваете, быстро с того берега маханули и даже не задохнулись. Я тоже тренируюсь. Давайте познакомимся. Оля, можно Леля — чаще так меня зовут.
Отбросив свои мокрые волосы, я наконец увидела лицо девушки. О господи!.. Те же глаза, только живые, даже искрящиеся голубизной, молодостью, всем чем угодно, главное — жизнью. И лицо, и распущенные по плечам светло-русые волосы. И… шея — тонкая, нежная, без того жуткого рубца.
— А вы… вы кто?
— Я же сказала, я просто Леля. А вас как звать?
— Я… Галина Павловна, можно просто Галя. Но вы… э… девочка, разве не… — Я зажмурилась, замахала руками, что-то забормотав.
— Что с вами, Галина Павловна? Вы так побледнели… Вдруг с того берега донеслись голоса, различила только Андрея:
— Галя, Галина, ты зачем от всех удрала? Я плыву, жди. Значит, я в своем уме. Я вскочила и, не сказав ни слова, бросилась в воду — обратно, домой, к близким мне людям.
Глава 2
Первое утро на новом месте. Часов под рукой не оказалось, но и так ясно — не больше семи. Хорошо, что сразу перешла на деревенский режим, правильно организм сработал. Я покосилась на спящую Ирку. Ее организм подсознательно дал команду отоспаться в выходные. Молодые тоже будут до одиннадцати дрыхнуть. А мне в самый раз с утречка поплавать.
Я взяла полотенце (шапочки снова не приготовила с вечера), тихонько спустилась со второго этажа и встала как вкопанная — кушетка аккуратно заправлена пледом, Агаши нет. В сенях, в углу, на подстилке посапывал Ральфик. Фомы не было, что не удивило. Он не будет нагло дрыхнуть, когда его хозяйка уже бодрствует.
Вздохнула, подумав — кошки утонченнее, ближе к женской психике, чем собаки, хотя последние, говорят, преданнее.
Выйдя на веранду, потянувшись всласть, я так и ахнула. Красотища-то какая! Надо же, в бойнице в узком, длинном окне горит свет — не выключили с вечера. Здесь, с этим экономия, а в замке? Там богатый хозяин живет с дочкой и золовкой — так, кажется, называют сестру жены.
Любопытная Ирка хотела вчера подробно расспросить Семеновну об обитателях замка. Но та отмахнулась, мол, богатеи с беднотой не знаются. А этот и вовсе живет отшельником. Но где же Агаша? Наверное, ушла в деревню. Вот и хорошо, никому не придется объяснять, что со мной вчера приключилось.
Вчера, чтобы не напугать всю честную компанию и не испортить застолье, мне пришлось притвориться, что не рассчитала силы, сплавав на другой берег и обратно. Вот и затрясло от усталости. Впрочем, не буду портить себе настроение в это прекрасное утро.
За ночь вода стала прохладнее. И дышится здесь легко, будто кислорода на душу населения Господь выдал с избытком. А тишина… Боязно даже рот открыть, кажется, любой звук будет слышен далеко-далеко.
Решила доплыть до противоположного берега и посидеть на том же месте — проверить, какие мысли и ассоциации у меня возникнут. Иначе ночные кошмары замучают — неизвестность для меня хуже всего.
Выйдя на берег, я раскрутила чалму, сделанную наскоро из полотенца, и тщательно растерлась. Захотелось побегать и попрыгать, ведь никто не увидит. Но вдруг зашелестело в кустах, и знакомый голос окликнул:
— Галина Павловна, доброе утро!
Я уже знала, что это Оля. Теперь-то я что-нибудь выведаю.
Оля была одета в шорты, майку, и только кроссовки отличали ее от той, погибшей. Я даже могу к ней прикоснуться для убедительности.
Подойдя поближе, я крепко пожала ее тонкую прохладную руку и сказала:
— Утро очень доброе, Леля. Я хочу извиниться за вчерашнее.
— Нет-нет, ничего. Я только сначала испугалась за вас, вы очень побледнели. А потом, как услышала, что вас родственники зовут и навстречу плывет ваш муж, успокоилась. Вы не возражаете, если перейдем на «ты»?
— Хорошо, согласна. И зови меня по-простому, Галей. А ты всегда по утрам и вечерам купаешься?
— Да, я сегодня уже поплавала. Заметив тебя, вернулась. А так каждое утро, в половине седьмого. Даже когда вода совсем холодная, заставляю себя хотя бы пять минут продержаться. А ты что, спортсменка?
— Да нет, просто любительница. В детстве часто болела, с тех пор и закаляюсь водой.
— И я тоже! У меня и легкие, и сердце слабые. Я даже на год в учебе отстала. Учителя ходят со мной заниматься. Мне семнадцать, а аттестат получу только через год. А у тебя дети есть?
— Нет, Леля, я незамужем, детей нет. Есть только Андрей, он мне как родной. Считаю его племянником. Еще есть Агаша — моя соседка, добрая старушка, она мне и как мать, и как друг.
— А у меня есть тетя. Хочет казаться моей матерью и другом, но у нее ничего не получается. И она злится на меня, — Девочка вздохнула и, казалось, погрузилась в себя. А я усиленно крутила шариками-ноликами; наконец решилась спросить:
— У тебя, я слышала, есть любящий папа и, наверно, родные братья и сестры?
— Да, единственный человек на свете, без которого и дня не могу прожить, — это мой папа. Есть еще старший брат. Он мне наполовину родной — папин сын от первого брака. Но Родион меня в упор не видит, занят только собой. Вот если бы у меня сестра была, она бы меня понимала. Возможно, мы бы с ней ссорились, но как хорошо бы потом мирились, дарили друг другу подарки…
— Леля, так у тебя совсем, совсем никакой сестры нет и не было?! Может, двоюродная какая-нибудь?!
— Нет, никогда не было. Папа говорил, что у нас в роду женщины трудно рожали. Моя мама, родив меня, сразу умерла. За это меня тетка и ненавидит, ведь она родная сестра моей мамы.
— Леля, что-то ты не так понимаешь… Я тебе тоже откроюсь. Моя мама умерла спустя неделю после моего рождения. Но за все время, сколько себя помню, никто меня ни разу не упрекнул. Разве ребенок виноват, что мать заплатила высокую цену за его рождение? И твоя мама исполнила свое желание (ведь хотела дочку) и свой долг.
— Да, может быть. Но там… наверно, моя мама не радуется за меня. Я невезучая — у нас все такие в роду…
Девочка говорила быстро, будто повторяла заученный текст, нервничала и все время оглядывалась.
— Оля! Ты опаздываешь к завтраку! Одну тебя все должны ждать! — послышался откуда-то сверху жесткий, отрывистый голос.
— О! Уже орет тетя-мама. Отсюда ее не видно. Из беседки, из-за кустов, наверно, шпионила за нами, — проворчала Оля, не злобно, но с оттенком горечи. Вскочив, протянула мне руку и спросила: — А ты вечером в то же время приплывешь сюда?