— Мария Степановна, ваша сандаловая шкатулка при вас?
— А что?
— Ничего. Статью за хранение наркотиков еще никто не отменял. Я могу задержать вас прямо сейчас.
— Это ничего вам не даст.
— Ничего, — согласился Самарин, прищурившись. — Кроме морального удовлетворения.
Варламова вздохнула.
— Может, перестанете меня пугать?
— А может, перестанете держать меня за дурака?
Мария не ответила. Самарин яростно вмял окурок в пепельницу и поднялся со стула. Потом сунул руку во внутренний карман пиджака, вынул картонный прямоугольничек и швырнул его на стол.
— Моя визитная карточка, — прокомментировал он.
— У меня уже есть, — сказала Мария.
— Теперь будет две. Так надежнее. Если я узнаю, что вы в чем-то замешаны, то лично надену на вас наручники. Кстати, в следственном изоляторе у вас отнимут трость, и вам придется прыгать по камере на одной ноге. Всего доброго, Мария Степановна.
— И вам не хворать, — тихо отозвалась Варламова.
Самарин вышел из блока, хлопнув дверью. Последующие пять минут Мария провела сидя на кровати. Бездумно переводила взгляд с одного предмета на другой и была рада уже хотя бы тому, что они не расплываются у нее перед глазами.
Лишь немного оправившись от ошеломления, Мария нашла в себе силы встать и пройти в ванную.
Она отметила, что голубые холодноватые глаза Завадского очень сильно контрастируют со смуглой кожей лица, и это придает ему особый шарм. Он был похож на поседевшего, но еще не старого рыцаря, лицо которого прокоптили и задубили солнце и ветер.
За длинным столом сидели преподаватели. Все взгляды были устремлены на заведующего кафедрой. Максим Сергеевич кашлянул в кулак и сказал:
— Я хотел бы поговорить о двух погибших студентках. Полагаю, все здесь знают, что с ними произошло.
— Они умерли, — подал голос Ковалев.
Завадский посмотрел на него тяжелым взглядом. Ковалев слегка покраснел и потупил глаза. Завадский не удостоил его словом и снова обратился сразу ко всем присутствующим.
— Полагаю, следователь побеседовал с каждым из вас. А если с кем-то не побеседовал, то, будьте уверены, побеседует. Очень въедливый человек. И, по-моему, знает толк в своем деле.
Помолчав немного, завкафедрой продолжил:
— Настя Горбунова погибла в результате несчастного случая. Вика Филонова… — Завадский произнес ее имя таким голосом, словно оно могло поранить ему рот, и все же снова повторил его: — Вика Филонова утонула. Есть предположение, что она была пьяна. Так же, как Настя. Факты вопиющие. И мы не можем оставить их без внимания.
Завадский остановился и слегка поморщился, как человек, понимающий, что произносит не совсем то, что нужно, но не знающий, что именно нужно сказать.
— Мне тяжело говорить… — продолжил он после паузы. — Смерть Виктории Филоновой потрясла меня. Уже третья гибель студента нашей кафедры за последние две недели! Мы не можем просто закрыть на происходящее глаза.
— Максим Сергеевич, — подала голос пожилая преподавательница сопромата, которую студенты за глаза называли мадам Пилорама, — а что, по-вашему, мы должны сделать?
— Да, Максим Сергеевич, — поддержал ее другой преподаватель, маленький, сухонький старичок со вздорным лицом. — Вы же не ждете, что мы отправимся на поиски убийцы и самостоятельно найдем его?
Завадский усмехнулся темными губами.
— Было бы неплохо. Но сомневаюсь, чтобы у нас с вами получилось. И потом… кто сказал, что это убийства?
— Я!
Все взгляды устремились на Варламову. Она хотела встать, но Завадский сделал знак рукой — мол, не надо, не вставайте, и Мария снова села на свой стул.
Завкафедрой вперил в нее недовольный взгляд и холодно осведомился:
— Могу я узнать, на чем основывается ваше утверждение?
— Да, Мария Степановна, объяснитесь, пожалуйста, — поддакнула мадам Пилорама.
Варламова сглотнула слюну и ответила:
— Во-первых, я не верю в такие случайности. А во-вторых, погибшие ребята были связаны друг с другом личными отношениями. Очень сложными отношениями.
— Нельзя ли подробнее? — поинтересовался старичок с недовольным лицом.
— Пожалуйста, — согласилась Мария. — Коля Сабуров и Настя Горбунова были любовниками.
Лицо Завадского вытянулось от изумления. Другие преподаватели отреагировали точно так же. Должно быть, им трудно было представить, что у немощного калеки, прикованного к инвалидному креслу, вообще могла быть любовная связь. Это приводило в недоумение, сбивало с толку, это словно бы противоречило самим законам природы.
— Простите… — Завадский кашлянул в кулак. — Откуда вы знаете, что Сабуров и Горбунова… что между ними была связь?
— Знаю. Но это еще не все. Незадолго до своей гибели Коля Сабуров взял с Насти жутковатое обещание. Он предчувствовал свою смерть и попросил Настю провести спиритический сеанс…
— Спиритический сеанс? — уточнила мадам Пилорама удивленным и недовольным голосом. — И кого же должна была «вызвать» девочка?
— Колю Сабурова. Он дал ей слово, что явится на ее зов с того света. Настя провела спиритический сеанс. За несколько часов до своей смерти.
— Бред! — четко произнес чей-то голос.
Мария повернулась и столкнулась взглядом с Ковалевым. Он был, как всегда, растрепан и плохо выбрит, однако во взгляде его сейчас не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало «рассеянного молодого ученого». Взгляд был устремлен на Марию, и в нем не было ничего, кроме гнева.
— Что вы сказали? — переспросила Мария.
— По-моему, у нас хватает проблем и без мистической чепухи. — Ковалев поднялся. — Я хочу сказать, что мы, преподаватели, должны отвечать за то влияние, которое оказываем на студентов. А влияние наше может быть как благотворным, так и пагубным. Лично я считаю: мы должны…
Голос Ковалева ритмично и гулко стучал по барабанным перепонкам Марии. Он говорил про то, что университет наводнили шарлатаны, что на место дисциплины пришла вседозволенность, и еще кучу вещей, от которых на душе у Марии стало тяжело.
Слушая его обличающий голос, Варламова впала в оцепенение. Она чувствовала, что сидящие за столом преподаватели смотрят на нее, но не находила в себе смелости встретиться с кем-нибудь из них взглядом.
Наконец Ковалев умолк, и раздался ровный, холодноватый голос Завадского:
— Игорь Иванович, вы предлагаете устроить чистку?
— Не совсем, — ответил Ковалев. — Но я считаю…
И снова голос его, обличающий, желчный, застучал по барабанным перепонкам Марии.
Дальнейшие двадцать минут она не произнесла ни слова. Казалось, все забыли про ее заявление и занялись привычным делом — изгнанием бесов из коллективного тела кафедры.
Мария с трудом дождалась завершения совещания. Наконец услышала:
— Спасибо, что согласились поговорить. Все свободны.
Преподаватели стали подниматься с мест. Задвигались стулья, забормотали голоса. Пришла в себя и Варламова. Тяжело опершись на трость, она поднялась на ноги и двинулась к выходу.
— Мария Степановна! — окликнул ее Завадский.
Мария обернулась.
— Не могли бы вы задержаться на пару минут? Мне нужно с вами поговорить.
Завадский откинулся в кресле, положив руки на стол. Руки у него были смуглые, а лунки ногтей лиловатые, как у мулатов. Мужчина сидел прямо. Какие-то мысли блуждали на его лице. Некоторое время он просто смотрел на Варламову, затем спросил:
— Мария Степановна, вы знаете, что у нас с Викой была связь?
— Да. — Лицо ее сохранило отсутствующее выражение.
Завадский вздохнул:
— Я так и знал. Тогда, в коридоре, когда мы столкнулись с Викой, вы нас видели. И я заметил, как заблестели ваши глаза.
Он замолчал, чтобы перевести дух. Мария воспользовалась возникшей паузой и сухо осведомилась:
— Мы будем говорить об этом?
В течение нескольких ударов сердца оба молчали. Наконец Завадский прервал молчание, голос его был тих и неуверен:
— Я запутался. Сильно запутался.
Завкафедрой посмотрел на преподавательницу, чтобы убедиться, что ее не покоробило от этих слов, и, встретив лишь спокойную заинтересованность, продолжал:
— Теперь все узнают, что она была беременна и…
— Она не была беременна, — перебила его Мария. — Девушка придумала все это, чтобы удержать вас.
Завадский долго молча смотрел на нее, обдумывая то, что услышал. Потом тихо спросил:
— Откуда вы знаете?
— Вчера вечером я встретила Вику в коридоре. Она была пьяна. Я отвела ее к себе в комнату и уложила в постель. Во сне девушка бредила. Я два часа сидела у постели и слушала ее бред.
— Значит, она…
— Да, все придумала. Ей льстило, что такой человек, как вы, крутит с ней роман.
Завадский вздохнул, провел рукой по лбу. Он был потрясен.
— Скажите, когда вы встретили Вику в коридоре… она была одна?
— Нет. — Мария усмехнулась, словно бы самой себе. — С ней были Стас Малевич и Денис Жиров. У Жирова имелся с собой фотоаппарат. Вижу, фотографировать ничего не подозревающих девушек — самое популярное развлечение в вашем заведении.
Завадский медленно покачал головой — медленно и осторожно, будто опасаясь, что резкое движение может разрушить видимость доверия, возникшего между собеседниками.
— Это я их подговорил, — произнес он тоном человека, которому не остается ничего иного, кроме как признать очевидное. — Я хотел… — Мужчина провел ладонью по широкому смуглому лбу. — Я поступил как мерзавец.
— Возможно, — кивнула Мария. — Но я уже давно не сужу людей. С тех пор как поняла: подонок сидит в каждом из нас. А вырвется он наружу или нет — зависит от сущих мелочей.
Завадский взглянул на нее с мрачноватым любопытством. Заметил тихо:
— Тяжело жить с таким взглядом на мир.
Мария пожала плечами:
— Не тяжелее, чем с любым другим.
Завкафедрой снова вздохнул.
— Я не знаю, как это получилось. Была факультетская вечеринка… я слишком много выпил. А потом… Потом она держала меня на коротком поводке, угрожая, что расскажет всем о нашей связи.