— Зачем же они это делают?
— Да ни за чем. Просто выпендриваются. Знаете, как про таких говорят? Некрасивые дети небогатых родителей. Нужно же им как-то обратить на себя внимание.
— Ясно.
— К тому же она инвалидка, — небрежно продолжила Вика. — У нее артрит или еще что-то. Иногда ее так кособочит, что смотреть страшно. Ой… — Вика смущенно взглянула на костяной набалдашник трости. — Простите, я забыла, что вы тоже…
— Не напрягайся, — успокоила ее Мария. — Тем более что никакого артрита у меня нет. Пять лет назад я попала в автомобильную аварию, вот с тех пор и хожу с тросточкой. — Мария улыбнулась и добавила: — Как Чарли Чаплин.
— А что, в этом даже есть что-то экстравагантное и импозантное, — улыбнулась в ответ и Вика.
— Для женщины — вряд ли, — возразила Мария. — Но я по данному поводу не парюсь. Скажи-ка, а эта девочка… Настя Горбунова… она не дружила с Колей Сабуровым?
Вика покачала головой.
— Нет. Хотя… — Брови девушки дрогнули. — Однажды я видела, как они вместе сидели в библиотеке. Помню, еще подумала тогда: славная парочка. Калека энд калека. Ой, простите, я опять забыла, что вы тоже…
— Не переживай, — вновь успокоила ее Варламова. — Скажи-ка, а ты легко поступила в университет?
Вика улыбнулась:
— О да. У меня очень хорошая память, мне достаточно один раз прочитать текст, чтобы запомнить его. Впрочем, здесь у всех отличная память. Это ведь Московский университет!
— Значит, у тебя не будет проблем с текстом, — улыбнулась Мария. — Пожалуй, ты действительно можешь сыграть Офелию. Извини, мне пора.
Варламова протянула руку за тростью.
— Вы сейчас куда? — спросила Вика.
— К себе. Прости, я не пояснила. Руководство выделило мне комнату в студенческом общежитии. На тот месяц, пока я буду здесь.
— Ой, как здорово! А вы в каком секторе?
— В секторе «Г». Девятьсот тридцать второй блок.
Брови девушки взметнулись вверх.
— Вы серьезно?
— А что?
— Да нет, ничего. Просто… Мы с вами только что говорили о Коле Сабурове, а он ведь жил в девятьсот тридцать пятом. Совсем рядом. Надо же, какое совпадение!
— Да уж… — Внезапно Мария передумала уходить и убрала руку с набалдашника трости. — Раз уж ты заговорила о нем… Скажи, а Коля Сабуров был замкнутым парнем?
— Ну… — Вика задумалась. — В основном он был очень замкнутым. Но иногда его вдруг прорывало, и он начинал дискутировать с преподавателями и другими студентами.
— О чем?
— Да обо всем. Если речь заходила о квантовой физике, то о квантовой физике, если о наводнении в Таиланде, то о наводнении в Таиланде. Помню, однажды речь зашла о Новом Завете, и Сабуров на полном серьезе заявил, что «второе пришествие» уже состоялось, и мессия давно живет среди нас.
— Гм… — Мария задумчиво облизнула губы. — Интересная точка зрения. Как он ее обосновывал?
— Уже не помню. Меня весь этот бред мало интересует.
— Ты сказала, что он был замкнутым. У него совсем не было друзей?
— Думаю, нет.
— Чем же он занимался в свободное от учебы время?
— Сабуров-то? Известно чем. У него с собой постоянно был пакет, набитый дисками с фильмами.
— Он приносил их на занятия? — удивленно спросила Мария.
— Да нет. Просто у нас на втором этаже есть видеопрокат. Думаю, по пути на занятия он заносил туда просмотренные диски и брал новые.
— Значит, он любил кино?
— Судя по кассетам, он смотрел по два-три фильма каждый вечер. Я тоже люблю кино, но я так бы не смогла. Хотя… в его положении лучше смотреть, чем совсем ничего.
— Ты говоришь о порнографии?
Мария игриво усмехнулась.
— Угу. Он, конечно, был калека, но ведь и у калек есть желания.
— В этом можешь не сомневаться, — заверила ее Мария.
Вика снова взглянула на трость, прислоненную к стулу, и снова покраснела.
— Я все время говорю глупости, — с досадой проговорила девушка.
— Вовсе нет. Называть вещи своими именами не значит говорить глупости. Слушай, Вика, расскажи мне немного о группе. А начни с того блондина, который все время пытался вступить со мной в дискуссию.
— Вы про Витьку Бронникова?
— Угу.
— Ну, Витька из очень приличной семьи.
— В былые времена сие означало, что папа — врач, а мама — учитель, — заметила Варламова. — А что значит сейчас?
— Сейчас значит, что его папа — замглавы концерна «Роспромхим». Миллионер. Когда-то он преподавал на нашем факультете, но потом, после развала Союза, ушел в бизнес и там преуспел.
— Ясно. А что, Бронников хороший студент?
— Витька отличник. Идет на красный диплом. Очень эгоцентричен и самоуверен.
— Что ж, пожалуй, у него есть основания, — заметила Мария.
Вика пожала плечами:
— Так же, как у многих других. Вон у Эдика Граубергера мать — главный технолог на медном заводе, а отец — известный хирург.
— Ты говоришь о кудрявом парне с русой бородкой?
— Да.
— Он тоже отличник?
— Конечно. Или взять хотя бы неразлучную парочку — Стас Малевич и Денис Жиров.
— Красавчик брюнет и громила?
Вика кивнула:
— Да. Малевич, конечно, красавец и бабник, но еще и светлая голова. Он занял первое место на прошлогодней олимпиаде.
— Прямо баловень судьбы, — не без иронии проговорила Варламова. — А Жиров?
— Ну, Жиров… Он-то особыми способностями не блещет. По мне, так простой тупица.
— Тупица — в МГУ?
— А что, думаете, здесь нет идиотов? — Вика саркастически хмыкнула. — Блат, он и в Африке блат. У одного мама — профессорша, у другого папа — владелец сети станций техобслуживания. Так что кретины и здесь встречаются. Разве что в МГУ их чуточку меньше, чем в других вузах.
— Как же они учатся?
— Да по-разному. За Жирова, например, Стас все рефераты и курсовые пишет. Ну а Жиров взамен спасает его от разных неприятностей. Вот захотел, например, Малевич поселиться в общаге, так Жиров кого надо «подмазал» и выбил аспирантский блок. Там они оба и обитают — вдали от родительской опеки.
— Парни живут в общежитии? — удивилась Мария.
Вика мотнула головой:
— Живут — не то слово. Ночуют иногда. Когда домой неохота ехать, или когда с девчонками… Ну, вы понимаете. А вообще, думаю, Жирову льстит, что такой человек, как Стас, обратил на него внимание, вот и лезет из кожи вон, чтобы угодить ему.
— Знакомая история, — усмехнулась Мария. — Принц крови и слуга-простолюдин. Они всегда ходят вместе?
— Да. Даже девчонок кадрят вместе. Вернее, кадрит Стас. Но иногда кое-что перепадает и Жирову.
— «Объедки» с барского стола?
— Что-то вроде того.
Как всегда после плотного обеда, Мария почувствовала острое желание курить. Однако разговор, что называется, клеился и прерывать его было бы весьма неблагоразумно с ее стороны. Похоже, девушка любила посплетничать о знакомых.
— Давай вернемся к Виктору Бронникову. Почему он так агрессивен?
Вика нахмурилась и произнесла с мрачноватой усмешкой:
— Ну, он вообще презирает женщин. Считает их низшими существами.
— А как к нему относятся другие парни из группы?
— Уважают. Он ведь, кроме того, что отличник, еще и спортсмен. В мае стал чемпионом на университетской спартакиаде по многоборью. К тому же он…
В сумочке у Вики зазвонил телефон.
— Простите, — обронила девушка. Затем достала из сумочки розовый мобильник, украшенный маленькими стразами, приложила его к уху и с милой улыбкой проворковала в трубку: — Да… Да, конечно, уже выхожу. Ну, пока!
Затем сложила телефон и, глянув на Марию виноватым взглядом, проговорила:
— Мне пора идти. Встретимся на репетиции, да?
— Хорошо, — кивнула Мария.
Одарив ее на прощание ослепительной улыбкой, Вика покинула столовую.
Как и следовало ожидать, коридор общежития был пуст. В холле стояли огромные кресла, набитые конским волосом и обтянутые толстым коричневым кожзамом. Паркетный пол, красная ковровая дорожка, деревянные двери с медными цифрами, литые латунные ручки. Даже непосвященный должен был сразу понять, что он попал в общежитие главного университета некогда самой могущественной из империй.
Мария неторопливо прошла по коридору. Пахло старым деревом и прогорклой деревянной пылью. Настоящий запах времени. Империи не исчезают бесследно, как не исчезают бесследно дома и люди. Все они превращаются в пыль. Мы вдыхаем эту пыль, и она становится частью нас самих. История бежит по нашим венам и артериям, заполняет каждую клетку наших тел. В каждом из нас тысячи, миллионы людей, и если хорошенько прислушаться, можно расслышать их голоса, почувствовать их боль и страдания…
Варламова усмехнулась: «Куда это меня занесло?» Поудобнее перехватила трость и двинулась дальше вдоль череды одинаковых дверей.
938… 937…
Вдруг в груди у Марии сдавило, да так сильно, что она потеряла способность дышать. Варламова остановилась и, тяжело оперевшись на трость, замерла, пытаясь восстановить дыхание. Сердце бешено колотилось; ладонь, сжимающая трость, вспотела.
Отсюда Мария уже видела дверь блока 935. Обычная деревянная дверь, ничем не отличающаяся от остальных. Но нет, она все же отличалась: дверь странно покоробилась, завибрировала и выгнулась, словно ее обдали волны жара, а одна из медных цифр расплавилась и слегка оплыла…
На лбу у Марии выступили бисеринки пота. Рот ее дернулся, а по лицу, подобно кругам от брошенного в воду камня, пробежала судорога. Она зажмурила глаза, досчитала мысленно до десяти и снова открыла их. Дверь была в порядке.
Мария подняла руку и пощупала лоб. Хм, холоден как лед. Похоже, у нее было видение, и он застало ее врасплох.
Варламова взяла себя в руки и заковыляла дальше. Вот и блок под номером 935.
Остановилась перед желтоватой деревянной дверью. Несколько секунд она смотрела на медные цифры, затем перевела взгляд на дверную ручку, а от нее — на белый листок бумаги с подписью коменданта общежития и круглым синим оттиском. Блок был опечатан.